Надежда Савченко. Гостья из прошлого

У сценаристов есть любимый сюжет о переносе героя во времени. Когда человека выдергивают из одной реальности и перебрасывают в другую. И вся дальнейшая его судьба сводится к поиску им своего места.

Теперь это история о Надежде Савченко.

Вот мы видим, как она в аэропорту пытается докричаться до каждого, чьи родные погибли на войне. А вот она идет босая по асфальту в окружении камер. А следом —  уже на вручении звании “Героя”  — она рубит воздух чеканными фразами. И мы вглядываемся в эту картинку, пытаясь понять, какая она — украинская Надежда.

А она — человек из нашего недавнего прошлого. Из июня 2014-го. Того самого, когда в Славянске еще Стрелков. Из Мариуполя выбивают сепаратистов. В Луганске сбивают ИЛ-76 с десантниками. Где-то к северу от города сражается “Айдар” и боевики берут в плен девушку-летчицу.

Когда она идет на последний боевой выход, президентские обязанности в Украине исполняет еще Турчинов —  Петр Порошенко примет присягу лишь спустя три дня. Ракета из “Бука” собьет малазийский Боинг только через месяц. А украинская армия попадет в российский котел под Иловайском лишь через два.

Минские соглашения, отвод тяжелого вооружения, легализация “добробатов” сирийская кампания — все это Надежда Савченко, в лучшем случае, знает из пересказа адвокатов.

Когда ее взяли в плен, Семен Семенченко считался перспективным военачальником. Коломойский был главой Днепропетровской облгосадминистрации. Волонтерского десанта не существовало. Российские медиа всерьез рассуждали о создании “Новороссии”. Лидером мнений становился любой, кто рифмовал фамилию президента РФ.

Окно возможностей в стране было таким огромным, что в него мог пролезть кто угодно.

Все следующие месяцы оно сужалось: надежда на одномоментную революцию уступала место ставке на долгую и утомительную эволюцию. Но тогда, в июне 2014-го, публичный спор Александра Вилкула с Борисом Филатовым был невозможен в той же мере, в которой невозможен реванш “Оппозиционного блока”.

И ведь Надежда Савченко именно оттуда — из той реальности, которая уже успела остыть в нашей памяти.

Она из пространства черно-белого, из логики войны, не оставляющей места для полутонов. Она из мира, где уступка — это поражение, а компромисс — это капитуляция.

Разумеется, последние два года она не была в анабиозе. Но наивно думать, что ее погружение в украинскую повестку было столь же подробным, как у любого читателя этого текста. К тому же она провела эти два года в борьбе с системой, которая пыталась ее переварить. И ее борьба была бескопромиссной.

Но за эти два года мы все успели измениться.

Летом 2014-го слова Юрия Бирюкова о том, что он закупает для “добробатов” зимнюю форму, казались пораженчеством. А сегодня мы свыклись с тем, что война — это не только битва солдат, но и состязание тылов. И что в роли этого тыла оказалась вся страна. Которая вынуждена исходить не из пространства желаемого, а из пространства возможного.

Говорят, что когда Михаил Ходорковский оказался на свободе, то первые месяцы он активно штудировал социальные сети. Просто потому, что экс-глава “Юкоса” оказался за решеткой еще в 2003 году, когда Марк Цукерберг пользовался кнопочным телефоном и даже не помышлял о грядущей славе. И первые месяцы пресс-служба бывшего олигарха не могла отобрать у него планшет: он писал в “фейсбуке” самостоятельно, вступал в споры с любым троллем и успел в комментариях наговорить немало вещей, способных свести с ума любого пресс-секретаря.

Это вопрос адаптации.

В отличие от Ходорковского, Надежда Савченко провела за решеткой не десять лет. Но по степени насыщенности последние два года для Украины оказались, быть может, еще более концентрированным периодом. И за эти семьсот дней кумиры и аутсайдеры успели несколько раз поменяться местами, а прежние водоразделы канули в небытие, уступив место новым.

Надежде Савченко только предстоит погружение в Украину. В то государство которого еще не было в июне 2014-го. Вряд ли это та самая страна, о которой мечтала украинская летчица, сидя в ростовском СИЗО. Но за два года многие ее сограждане уже привыкли к мысли о том, что Украину только лишь предстоит построить. И что нынешний этап — промежуточный, а не окончательный.

А попутно нам всем предстоит узнать Надежду Савченко.

Офицера, прошедшего огонь и воду, а теперь приступающую к тяжелому испытанию медными трубами. Мы ведь тоже привыкли воспринимать ее лишь как символ: стойкости и отчаянности, самоотверженности и несгибаемости. А она живой человек —  и попытка слепо примерить к ней наше символическое клише будет неизбежно провоцировать разочарования. Она подарила нам два года своей жизни, на протяжении которых служила иконой и памятником.

Но было бы ошибкой лишать ее права оставаться человеком. Который, как известно, не застрахован ни от чего.

Павел КАЗАРИН