Мутная византийщина. Как повлияет ссора турков с Вашингтоном на украинский Томос

Еще вчера казалось, что визит патриарха Кирилла на Фанар в преддверие Синаксиса Константинопольской церкви, на котором, скорее всего, будет обсуждаться судьба украинской церкви, что бы он ни вез — условия капитуляции или ультиматум — это жест отчаяния. Но вот политические обстоятельства резко меняются — и под ногами патриарха Московского снова образуется твердь.

Резкий разрыв Турции с США из-за пошлин на металл — вернее, из-за оскорбленного султанского величия президента Эрдогана — среди прочего, поставил под сомнение судьбу украинский автокефалии. Ведь рассорившись с одним “полюсом”, Анкара неизбежно попадает в поле притяжения другого “полюса” — России. Не напрасно вскоре после скандала, стоившего Турции проседания экономики, в Анкару отправился глава российского МИД Сергей Лавров, а в прессе заговорили об упрочнении союза между Турцией, Ираном и РФ. Учитывая то, что церковный вопрос Кремль нередко вкладывает в один пакет с прочими политическими вопросами, и то, что Москва обычно использовала турецкую власть для давления на Вселенского патриарха, волнения по поводу автокефалии выглядят небеспочвенными.

Однако не стоит ни спешить с опасениями, ни преувеличивать их. Совершенно не исключено, что вслед за Грецией, которую еще недавно “зодчие русского мира” использовали, как хотели, Москва потеряет и последние рычаги давления на Фанар.

Анкару и Кремль по-прежнему больше разделяет, чем объединяет. Причем это такие принципиальные для обеих сторон вопросы, как Сирия и намерение Асада окончательно “зачистить” повстанцев в Идлибе, а также Крым, интересы которого Эрдоган сдавать не спешит — потому что после этого ни о какой “миссии пантюркизма” речи быть не может. Да и просто двум таким экспансивным фигурам, как Эрдоган и Путин, за одним столом и в одном союзе обязательно будет тесно. Наконец, денег, которые так нужны Анкаре в данный кризисный момент, у Москвы просто нет.

Да и с дипломатией все пока получается “по-русски”. Приехав в Анкару, вроде бы готовую к новому антиамериканскому союзу, Лавров со всей свойственной ему суровостью дал понять, что в Сирии Россия будет поступать так, как считает нужным — а все остальные должны с этим просто согласиться. Никаких компромиссов: Россия безоговорочно поддерживает Асада. Прокремлевские СМИ поспешили кое-что уточнить и заодно подлить маслица в огонек — глава МИД РФ объяснил, мол, туркам, что Идлиб — не Турция. После (а возможно, и вследствие) чего встреча Эрдогана с Путиным, которая должна была состояться в начале сентября, оказалась перенесена во времени (неизвестно насколько) и пространстве — из Анкары в Тегеран. Иными словами, “дружеские объятия” отменили.

Уверенный тон Москвы, способный вызвать раздражение у Эрдогана, выглядит несколько натянуто. Если союз с Турцией не сложится, а Греция продолжит свой антимосковский дрейф, влияние Кремля в довольно большом, стратегически важном регионе окажется под большим вопросом. Особенно учитывая тот факт, что конфликт с Вашингтоном, вопреки ожиданиям, вовсе не ухудшил отношений между Турцией и Грецией. Они, конечно, и так традиционно неважные, но Греция — часть ЕС, в котором Эрдоган надеется найти стратегического партнера. И если партнерство с Кремлем не заладится, Эрдоган может повнимательнее присмотреться к тому, как “эллинский мир” борется у себя со щупальцами мира ”русского”.

Надо сказать, есть на что посмотреть: Греция взялась за дело с удивительным азартом. Кроме светских мер — высылки дипломатов и пресечения попыток российских агентов коррумпировать церковных и светских чиновников — в греческой церкви решили “укрепить вертикаль”, резко сократив автономию монастырей и скитов. Монастыри традиционно пользуются высоким духовным авторитетом у верующих, что делает их удобным рычагом влияния на общественное мнение. А их автономия, с одной стороны, затрудняет для иерархии возможность скорректировать месседжи, исходящие из монастыря, а с другой, открывает слишком широкие возможности “все порешать” прямо на месте, с настоятелем.

Монастырская вольница — характерная для православной традиции — раздражает как иерархию, так и власти Греции, где церковь является государственной. “Российская угроза” могла стать, скорее, поводом, чем исчерпывающей причиной “укрепить вертикаль” в греческой церкви, в чем заинтересована и церковная власть, и правительство, которому, по всей вероятности, надоели нападки со стороны церковной оппозиции, окопавшейся в монастырях, ускользающих из-под прямого государственного контроля.

Сворачивание монастырской вольницы может оказаться сигналом и иметь в конечном итоге основной целью Афон, с которым то и дело возникает слишком много проблем как у правительства, так и у “непосредственного начальника” — Вселенского патриарха. Афонские монастыри — “государство в государстве” и “церковь в церкви” — не стесняются критиковать власти, и светские, и церковные. Но последнее выступление “монашеской республики” против консенсуса по Македонии стало последней каплей: за ним последовали дипломатический скандал с Россией и удар по монастырской вольнице.

Решение было принято — и Афинами, и Константинопольской церковью — под явное одобрение со стороны ЕС, который ждет возможности принять Македонию. Если заинтересованность ЕС в отношении Украины не будет вызывать сомнений, скорее всего, президент Турции точно так же не станет чинить препятствий Вселенскому патриарху в его желании навести порядок в украинской церкви. И чем больше влияния будет иметь Вселенский патриарх в Украине, тем более заинтересован Эрдоган. В конце концов, у Украины и Анкары есть общие темы для разговора — о судьбах Крыма, например. Или о “10 миллиардах товарооборота” и зоне свободной торговли, обещанных Порошенко и Эрдоганом на предыдущей встрече. Не говоря уже о том, что Украина — заноза для “заклятого друга” Путина.

Вообще, сложность игры, которую ведут все члены и приближенные “византийского двора”, трудно переоценить, поэтому не стоит поддаваться искушению простых ответов и простых рецептов. Конечно, турецкий президент неоднократно оказывал давление на Вселенского патриарха — в том числе, в интересах Москвы. Но ровно настолько, насколько это было выгодно ему самому. То, что ему не было выгодно, он спокойно пропускал мимо ушей. Как случилось, например, два года назад, сразу после неудавшегося госпереворота в Турции, когда были сделаны попытки скомпрометировать Вселенского патриарха, объявив его сторонником Фетхуллаха Гюлена. Следы провокации вели — вы не удивитесь — в Россию. Однако турецкие власти, в тот момент демонстрировавшие приступ паранойяльной горячки, как будто не заметили этого откровенного доноса. Жертвой пал другой религиозный лидер — протестантский пастор Эндрю Брансон. Который, по замыслу Анкары, должен был стать рычагом экономического давления на США. Но это вызвало совсем не ту реакцию, на которую рассчитывал Эрдоган. Запад есть запад, восток есть восток: для американцев неотъемлемые права человека не могут быть предметом торга. Это шантаж, причем самого грубого свойства.

Зная, что история не терпит сослагательного наклонения, все же не могу удержаться: а если бы на месте протестантского пастора все-таки оказался Вселенский патриарх — как на то, судя по всему, рассчитывали авторы сфабрикованного доноса? Это было бы слишком — даже для Эрдогана. Но на самом деле, это было просто не нужно. Президент и патриарх играют в одном поле и по правилам, которые сложились не один век назад. В отличие от американского пастора-протестанта, который не вписывается ни в политический, ни в символический контекст, а потому запросто становится разменной фигурой на чисто византийской шахматной доске. Контекст, в котором патриарх Варфоломей, оставаясь в своем уже отчасти мифическом Константинополе, принимает власть турецкого султана (также мифического) и подчиняется ей, как власти императора (мифического, само собой). И “султанат“, на который претендует Эрдоган, и Константинополь, который легитимизирует претензии Вселенского патриарха на статус “первого среди равных”, и империя, к которой апеллируют оба, — физически не существуют.

Но в этом и состоит их основная сила — с тем, что не существует физически, очень трудно бороться и почти невозможно победить. Иллюзии правят миром — “русским”, “эллинским”, “пантюркским”, “западным” и “глобальным”. Несуществующий Константинополь — наша Церковь-Матерь, и на него вся надежда в обустройстве наших церковных дел. И самолюбие, капризы, оскорбления, нанесенные несуществующему султанскому величию, играют в этой партии немалую роль — вот только результаты их предсказать почти невозможно.

Поэтому не спешите утверждать, что патриарху Московскому во время встречи со Вселенским патриархом теперь есть на что опереться. Скорее всего, нет, по-прежнему не на что. Ситуация стала даже несколько более сложной — то, что турецкий президент находится в данный момент в “творческом поиске” и демонстративно растрепанных чувствах, только усложняет партию. Ведь пока понятно только одно — в списке потенциальных союзников Россия, кажется, занимает предпоследнюю строчку, сразу перед США. Все это развязывает руки Вселенскому патриарху в отношении Украины: Синакс пройдет раньше, чем ситуация прояснится, а в мутной воде умелый рыбак может наловить немало рыбы.

Но даже если на сентябрьском Синаксе об Украине почему-то не вспомнят, не стоит спешить со “зрадой” и обвинениями в адрес Вселенского патриарха, который “нас слил”. Ситуация развивается в пользу украинской автокефалии — пускай медленно, но верно.

Екатерина ЩЁТКИНА