Мужское и женское в России во время спецоперации

Впрочем, как мы обнаруживали и показывали, целые полгода после того, что началось “назавтра после 23 февраля”, настроения публики были если не праздничными, то вполне оптимистично-приподнятыми. Единственно, что настораживало — как настораживает улыбка, застывшая слишком долго на лице, — их неподвижность. С марта по август, как всяк теперь знает, совершались грандиозные по своей драматичности события и на полях сражений, и в политике. А настроения российской публики, если верить нашим опросам, а мы им верим, были совершенно неизменными. Без малого 70% заявляли, что страна движется в правильном направлении, а более 80% неизменно уверяли, что одобряют деятельность Владимира Путина на посту президента РФ.

Шок и движение масс

Необычная неизменность этих показателей заставляла не то что бы ставить под сомнение точность наших методов или искренность наших респондентов. Респонденты врут, опросы врут, социологи врут — так давно твердят многие, из коих некоторые даже считались умными.  Они молчали, когда опросы показывали то, что им нравилось. Теперь им многое (как и нам) не нравится, но им не нравятся и огорчающие их результаты, потому они стараются таковые дискредитировать.

Но это к слову. А проблема, на которую указывали необычные своей неизменностью результаты, в самом деле была и отчасти остается. Выражаясь на языке не социологии, а психологии, скажем, что массовое сознание событиями конца февраля было введено в состояние шока. Долгие два с лишним десятилетия большинство россиян пребывали в обаянии телевизора. Они привыкли к тому, что рядом с ними реальная жизнь, в которой они разбираются и понимают, а где-то там в телевизионном пространстве идет жизнь совсем другая — не-реальная. Там есть свои великие события и великие люди, нечто прекрасное и нечто ужасное, но это все телевизионная картинка, а не то, что у нас тут.

И вдруг наутро после 23 февраля пришлось узнать, что в этом ненастоящем мире произошло нечто взаправду. Произошло такое, чего не могли вообразить даже те почти 50% телезрителей, кто говорили, что они этого ждали. Их страна, их армия, их президент сделали, совершили то, что было немыслимым, то, что вчера было нельзя.

События такого уровня, охватывающие все общество, порождают обычно реакции массовые. “Массовые” в данном случае означает и то, что в них участвует очень много людей, но также и то, что эти люди ведут себя одинаково, думают или чувствуют одинаково. Реагируют не люди как люди, реагирует социум как целое. Он может делиться на части, и его части тоже двигаются как целое, порой в разных и даже противоположных направлениях. Но во всех таких случаях люди подчиняются законам движения массы, множества, стаи, коллектива.

Когда обществу наутро после “мужского дня” открылось то, что открылось, одних людей эти массовые драйвы отправили в аэропорты. Других заставили мысленно, чувственно оцепенеть. Третьих — большинство — послали мысленно же сплотиться, прильнуть к чему-то/кому-то самому главному и твердить себе, ему, всем, кто спросит: все хорошо, все хорошо. Страна движется в правильном направлении, мы одобряем, мы поддерживаем.

Женская верность

Замирание, о котором мы говорим, длилось с марта по август. Большинство почти во всех социальных группах одобряло, поддерживало. Но размеры большинства, доля одобряющих и поддерживающих была очень разной в разных группах. Мы много раз сообщали о том, что одобрение деятельности Владимира Путина тем выше, чем выше возраст респондентов. И тому есть причины. Наши старшие были социализированы в советское время и именно им пришлось пережить слом структур, на которые опиралась их социализация и их социальная жизнь. Второй раз они такого не хотят. Они держатся за существующий порядок вещей, они ему верны и лояльны просто за то, что он есть, и он — порядок. И президент для них — гарант не чего-либо, а этого порядка вещей. Этот порядок вещей может называться “государство”, “мы”, “Россия”. Выражая одобрение президенту, они самим себе и тем, кто их спросил, сообщают о верности этому порядку вещей.

А кто ему всех вернее? Вот справили 8 марта, интервьюеры опрашивают мужчин и женщин, молодых и старых. Настроение у мужчин получше, чем у женщин, но деятельность В. Путина одобряют 80% мужчин и 87% женщин. Настроение у молодых получше, чем у пожилых, но одобряют среди тех, кому от 25 до 34 лет, 77%, а среди тех, кто в категории 65+, — 90%.

Символическая опора строя — самые старшие. А среди самых старших, как читатели, наверное, знают, у нас резкое преобладание женщин. Не матриархат у нас, но женское доминирование. Только оно очень особенного рода.

Этот гендерный дисбаланс сложился в нашем обществе давно. Его причины социальные, социокультурные. Концепция мужского (что такое “мужик”, “настоящий мужчина”), имеющая массовое распространение и подчиняющая себе мужчин, предполагает их такое поведение, из-за которого они кончают жизнь раньше их ровесниц, оставляя тех вдовами. Наша концепция мужского, скажет вам любая феминистка, предполагает мужское доминирование. И оно до сих пор у нас в полном цвету. Женщины, живущие рядом с нашими мужчинами, испытывают его вполне. Большинство из них к нему привыкли, оно для них — часть порядка вещей.

Но вот значительная часть этих женщин в третьей части своей жизни остаются без своих мужчин. Уже в силу численного превосходства они значимая сила. Уже в силу вдовьего и пенсионерского положения они чувствуют себя уязвимыми и зависимыми от государства. Они не верят в будущее и живут прошлым.  А знающая об их лояльности власть, во всех случаях, когда это не мешает ее интересам, ведет себя так, чтобы нравиться в первую очередь им — носителям консервативных установок. Уточним: они консерваторы и власть играет в консерваторов не ввиду возраста как такового, а ввиду того, чтó им за жизнь пришлось пережить, и ввиду того, как власть хочет этим воспользоваться.

Да, женское доминирование. Но доминирование женщин, привыкших, приученных к мужскому доминированию и его лишившихся.

Среди женщин 63% поддерживали (год назад) идею, что “каждый настоящий мужчина должен пройти службу в армии”, тогда как среди мужчин — 58%. (Между прочим, среди девушек 18-25 лет эту идею разделяли 40%, а среди юношей — тех, кому идти служить, — менее трети). Среди самых пожилых женщин, чьи мужья и сыновья если и служили, то давно, сторонников призывной армии было больше, чем среди их (уже куда менее многочисленных) мужей, да и среди поколения их сыновей. Удивительно ли, что им нужен некий всеобщий мужчина, который доминировал бы и над ними, и над страной, и над другими странами.

Почти во всех возрастных группах доля женщин, одобряющих деятельность Владимира Путина на посту президента РФ, выше, чем среди мужчин. Доля одобряющих высока во всех половозрастных группах. Но с возрастом она растет у женщин гораздо заметнее, чем у мужчин. И вот среди самых пожилых мужчин эта доля менее 80%, а среди их ровесниц — более 85%.

Мы спрашиваем людей и про их настроение. У молодых оно хорошее. Юных девушек в хорошем настроении почти вдвое больше, чем в плохом. А юношей — в пять раз больше. С возрастом радостных становится меньше. В 55 лет среди женщин плохое настроение начинает преобладать над хорошим. С этого возраста и доля женщин во взрослом населении начинает существенно преобладать над долей мужчин. Мужчины же, невзирая на годы, в большинстве своем рапортуют о хорошем настроении.

И те, и другие следят за событиями в Украине, 92% женщин говорит, что их эти события беспокоят. Мужчинам пристало быть сдержаннее, потому, наверное, о беспокойстве сообщают чуть реже — 82%. (Беспокоятся, конечно, о “своих”. Противника не представляют в виде людей, это те или иные темные силы).

Об опасностях мобилизации

И вот ключевой вопрос современности: вы лично поддерживаете или не поддерживаете действия российских вооруженных сил в Украине?

Понятно, что те, кто лояльны строю и руководству страны, поддерживают и действия посланных ими войск. И наоборот. Но не все. Из заявляющих, что страна идет неверным путем, более трети поддерживают действия ВС РФ в Украине. Так же и четверть тех, кто отказывает Владимиру Путину в одобрении.

Сразу скажем, что поддержка высока во всех половозрастных группах. Интересны опять-таки различия. А они немалые: и внутри мужской, и внутри женской части российского общества среди молодых поддержка на 20 пунктов ниже, чем среди самых старших. И тех, кто заявил, что не поддерживает, среди молодых вдвое больше, чем среди старших. В общем среди мужчин в октябре поддерживали действия российских вооруженных сил в Украине 76%, а среди женщин — 69%. Разница — в основном за счет сниженного процента поддерживающих женщин в возрасте молодых матерей и матерей взрослых сыновей. Но среди самых старших доля поддерживающих около 80%, будь то бабушки или дедушки.

Мы видим, что “женское начало” в нашей культуре имеет сложный характер. Эти женщины хотят воспитать сыновей солдатами, но они же за них переживают.  

Началась т. н. “частичная мобилизация”. Если “действия российских ВС” это далеко, там в Украине, то мобилизация — это здесь. Как многократно говорилось, “***** вошла в каждый дом”. Скажем это же другими словами. То, каким курсом идет страна, или то, как ею руководит президент, как и его решение военной силой добиться каких-то геополитических результатов, это вещи, находящиеся в массовом сознании на горизонте “государственного”.  А мои отношения с моим сыном, братом, мужем, это — в нормальной жизни — вещи, находящиеся на горизонте межличностных, в этом смысле интимных отношений. Там же моя собственная жизнь сына, мужа, отца моих детей. Государству туда входить не полагается. Но оно вошло или войдет со своей повесткой.

Об отказе поддерживать “частичную мобилизацию” заявили 60% юношей до 25 лет и почти 50% молодых мужчин (до 35 лет). Среди их ровесниц, их невест, сестер и жен — 55%. “Взрослые” мужчины 35—44 лет, которых первая волна мобилизации касалась меньше, большей частью (56%) уже соглашались ее поддерживать.   А те, кто еще старше и кого уже точно не мобилизуют, поддерживали большинством в три четверти и выше. Среди женщин старше 45 лет также большинство поддерживающих “частичную мобилизацию”.

Но следующий вопрос, который им задавали интервьюеры, касался мобилизации всеобщей. Вы ее опасаетесь или не опасаетесь? И вот тут оказалось, что женщины любого возраста на уровне от 77% до 84% ее “опасаются”.

Среди мужчин картина иная. Те, кто в зоне наибольшей вероятности быть мобилизованными (до 35 лет), большинством в две трети или в 50 с лишним процентов, давали ответ “опасаемся”. В этом же признавалась и половина самых старших (55+). Среди мужчин среднего возраста об опасениях заявляли более 40%, а об их отсутствии — большинство в 50 с небольшим процентов.

Никто из россиян не знает, когда кончится “спецоперация” и чем. Догадки, которые сами респонденты считают фантастическими,  лежат в диапазоне от всеобщей ядерной катастрофы до триумфального присоединения всей Украины к России. Помыслить поражение России массовое сознание не может, но в какой форме реально закончится эта история, представлений также нет.

Мы предложили нашим респондентам вопрос: “Как вы считаете, сейчас следует продолжать военные действия или начать мирные переговоры?” Мы его задавали в годы второй чеченской войны. Как и тогда, вопрос позволял обнаружить постепенный рост числа сторонников отказа от поиска военного решения.

Как сообщал “Левада-центр”, в августе за продолжение военных действий выступали 48% опрошенных, в сентябре — 44%, а в октябре — 36%. Соответственно, за начало переговоров в августе выступали 44%, в сентябре — 48%, в октябре — 57%.

Моральные спонсоры военных действий

Мы помним совсем недалекие времена, когда за слово “мир”, написанное на плакате, смельчаков задерживала полиция. Отличие нынешней ситуации состоит в том, что выступать за мирные переговоры нынче не значит идти против президента и его линии. Он сам их предлагает. Выступать против продолжения военных действий сегодня не означает действовать в интересах противника, Противник сам настаивает на этом и не соглашается на переговоры.

Но в массовом сознании продолжает существовать и тот расклад, который был господствующим в первые месяцы СВО: военные действия — это плохо, мир — это хорошо.

В результате смешения этих двух перспектив в массовом сознании победило, как кажется, “архетипическое”, традиционное для нашего общества распределение мнений. (Заметим, что этот вопрос опять обращается к теме, принадлежащей высшему, “государственному”, “политическому” уровню). А именно: женщинам, как существам более мягким и сердобольным, свойственно более склоняться к мирным решениям всех конфликтов. Потому среди женщин в соотношении 2:1 господствует пожелание переходить к мирным переговорам. Правда, его более энергично выражают молодые женщины, а среди самых старших около 40% поддерживают “мужскую” линию — воевать. Среди мужчин такая линия начинает преобладать с возрастом: в 45 лет 52%, в 65 лет 58% за военное решение.

Как мог не раз заметить читатель, наиболее воинственные позиции занимают в нашем обществе те, кто дальше всех от вероятности, что придется за них платить собственной, а не чужой жизнью. По-другому можно сказать: те, для кого военные действия и сопряженные с ними гибель, страдания — это картинки в телевизоре. В этом смысле их агрессивность также была бы чем-то виртуальным и безвредным. Но они оказываются адресатом и — в ответ — моральным спонсором той политики, которая реализуется в разрывах снарядов и ракет, смертях солдат и мирных жителей, мужчин и женщин.