“Мы попали на самую жёсткую часть войны, когда тебя утюжат тяжёлым оружием и ты со своим автоматом ничего не решаешь”. Айтишник — об опыте в ТрО и боях на передовой

Киевлянин Богдан Марковский — Recruitment Lead в IT. Его пост в LinkedIn про IT squad и пребывание на передовой моментально собрал тысячи лайков и десятки перепостов и комментариев. По словам самого автора, написал он в соцсети с конкретной целью — рассказать, что реальная война очень отличается от мемной в Telegram.

В первые дни войны Богдан вместе с двумя друзьями — еще одним Recruitment Lead и PM (история Николая Костюка также есть в нашей статье) записались сначала в ТрО, а затем перевелись в отряд теробороны, который переформировали в специальное подразделение при ВСУ. Откровенно о своем опыте пребывания на передовой, размышлениях о войне и почему далеко не всем надо идти воевать, Богдан поделился в интервью для DOU.

“Когда началась война, мы поняли, что с нашими хобби, физической подготовкой, знаниями нам совесть просто не позволит куда-то уезжать”

Когда началась война, я сначала отправил всех своих родственников в безопасное место. Сперва отвез их на дачу, но затем все быстро поняли, что уезжать из города и сидеть в областях — плохая затея. Так что в итоге часть моих родных переместились на запад Украины, а часть — вернулись в Киев.

У меня зрение — минус 7, поэтому я не служил, боевого опыта у меня тоже не было. Но мы с друзьями (тоже из IT-сферы) занимаемся практической стрельбой из ружья по мишеням. Вообще у нас достаточно экстремальные увлечения, любим ходить в походы. Но не на пикнике посидеть или покататься на лыжах, а что-то такое с риском. Например, ходили нелегально сталкерами в Чернобыль, прятались от полицейских. Я немного разбираюсь в военной теме. Плюс у нас есть собственное снаряжение.

Поэтому, когда началась война, мы поняли, что с нашими хобби, физической подготовкой, знаниями нам совесть просто не позволит куда-то уезжать, прятаться.

В общем я просто сказал своей подчинённой, что ухожу и всё остаётся на ней. Правда, видимо, она поначалу не понимала масштаб, куда я иду. Помню, пишет мне: “А можешь на Djinni разместить вакансию?”. А я в этот момент на блокпосте хожу, чтобы не задубеть.

“Когда к нам ночью подъехали СБУшники на чёрных тонированных джипах — мы сразу подергали затворы”

Итак, сначала мы с друзьями записались в тероброну. Особенность ТрО в том, что она районная, микрорайонная, то есть люди хорошо знают свою территорию, все лазейки и ходы. В теории ее главная польза должна быть от этого. Но сейчас на деле она намного больше: тероборона и даёт люлей российским танкам, и их самолёты-вертолёты сбивает. И так не только с ТрО. Тот же полицейский спецназ, который должен ловить террористов по районам Киева, спокойно работает и за городом, стреляет по танкам. То есть, скажем так, с началом войны в Украине все стали “универсальными поварами”: учатся на лету, затыкают дырки там, где они могут это сделать.

Вообще я фанат экипировки, поэтому у меня было почти все свое, кроме защиты — каски и бронеплиты. Бронежилет состоит из чехла и бронеэлемента, пластины, которая именно защищает от пуль. Сам чехол, подсумки, которые на нем висят, у меня были. В итоге каску и бронеплиту я нашел у себя на районе в ТрО. Потом, правда, я их поменял на крутые, которые нам привезли по гуманитарной помощи, — только одна каска стоит около 1500 долларов.

В теробороне мы были со своими ружьями. Так как у меня еще было много всего из экипировки, то я пораздавал ребятам на районе, например, средства тактической медицины.

Мы стояли на блокпостах, следили за выполнением комендантского часа, проверяли машины, могли ловить какие-то ДРГ, снимать метки. Конечно, там тоже были стрёмные моменты. Например, когда к нам ночью подъехали СБУшники на чёрных тонированных джипах — мы сразу подергали затворы.

Через неделю нам стало скучно — и мы через знакомых перевелись в отряд теробороны, который который переформировали в специальное подразделение при ВСУ, потому что у них было много западных “игрушек”: всякие противотанковые “Джавелины”, гранатометы и прочее. Забегая вперед, скажу, что потом, когда по нам прилетали снаряды, мы вспоминали, как хорошо было дежурить на блокпостах.

“Первое, что я почувствовал, когда приехал в воинскую часть, — желание постоянно спать и есть”

Когда приехали в воинскую часть, у нас опять-таки почти все было свое. В этом плане мы были крутыми ребятами, потому что много людей приходили ни с чем. Только ружья мы, естественно, не брали, потому что знали: тут они малоэффективны, нам выдадут автоматы Калашникова.

Сначала мы сидели в штабе. По сути это было, как дома, только похуже. Можно было даже в магазин ходить. Например, я ездил в оружейный, покупал обвесы. Естественно, были дежурства внутри части, определенная ответственность, различные тренировки.

Первое, что я почувствовал, когда приехал в воинскую часть, — желание постоянно спать и есть. Потому что ты постоянно выкладываешься физически, нося при этом бронежилет, каску, пусть и облегчённые. Каски нам выдали прям очень крутые, 2020 года, которые Вооружённые силы Нидерландов ввели в обиход в только в 2021 году. Но все равно это не жилетка и кепка.

Потом мы передислоцировались в другой опорный пункт, побыли там день, и нам сказали: “Всё, выезд”. И мы поехали. Куда, говорить не могу, но сейчас все знают, по каким основным направлениям у нас идут бои.

На передовой есть такое понятие, как “линия”. Нулевая линия — это линия контакта, где между нашими и не нашими примерно полкилометра-километр. Первая линия — это где-то полкилометра от первой. Дальше идет вторая линия, третья... То есть эшелоны защиты. Если идет массированное наступление, то нулевая отходит к первой, первая ко второй и так далее.

Наше командование прекрасно понимало, что у нас много людей без опыта, поэтому нас пытались поэтапно пускать: не сразу на треш, а, допустим, постоять на второй линии, плюс-минус близко послушать взрывы. Никто не хочет двухсотых-трехсотых (груз “200” — погибшие, груз “300” — раненые — ред.). Но что-то пошло не так.

“Часа два нас никто не трогал, а потом поехала артиллерия. После этого я защиту уже не снимал”

Как только мы приехали, был приказ окопаться. И нас почти сразу же встретил российский вертолёт, который начал работать по нам. Я бы не сказал, что он был близко, где-то в 30 метрах. Чтобы вы понимали, суперблизко — это метров 5—10. А всё то, что прилетает на расстоянии 100—200 метров — далеко для тех, кто реально воюет. Но вертолет — это в принципе страшно. У него есть, скажем, такая банка, где по 20 ракет. Он их высаживает, делает разворот и снова высаживает 20 ракет. И если артиллерия обычно плюс-минус хаотично летит, то тут снаряды ложатся кучно рядом. Вот такое пламенное приветствие.

И мы начали окапываться. Естественно, в бронежилетах, в касках, а это все весит около 12 килограммов. Плюс автомат — еще 3,5—4 килограмма. Ну, мне стало неудобно, вот я и снял бронежилет, каску, чтобы копать было проще. Часа два нас никто не трогал, а потом поехала артиллерия. После этого я защиту уже не снимал. По нам стреляли миномётами 62-миллиметрового калибра. В тот же день, когда я менял человека на посту, возле него метрах в пяти прилетела мина. Парень просто испугался, то есть ничего серьезного. Наверное, этим минометом надо прямо в человека попасть или совсем рядом, чтобы что-то произошло. Так что ему повезло.

Еще там постоянно летали российские беспилотные летательные аппараты — “Орланы”. Они как маленькие самолёты. Кстати, использовать для разведывательных целей не беспилотники, а именно дроны — это наша украинская фишка, волонтёрская. Обычные китайские дроны не предназначены для боевых действий, но они неплохие, ими можно сверху посмотреть, как дела.

Потом вечером к нам снова прилетел вертолёт. Это уже было страшнее, потому что рвалось где-то метрах в 10 от нас.

По поводу окопов. В них надо спать, это было сложно, потому что на улице было холодно — две ночи подряд температура опускалась до —7 ℃. Мне было трудно заснуть, потому что мы успели выкопать не очень хорошие окопы. Плюс у нас были собственные спальники, гражданские. Тем ребятам, которые были без своих, выдали ВСУшные — они очень теплые, плотные, большие. Наши по сравнению с ними — абсолютно никчемные, не предназначенные для того, чтобы спать в них в окопе.

А поменять или попросить другие уже было нельзя. К сожалению, так оно работает. Например, когда нам всё выдавали, я сказал, что мне не нужен ремень. Потом оказалось, что он в принципе пригодится, но мне его уже не дали: “Ты же сказал, что не надо”. В итоге я, конечно, через взводного ремень себе раздобыл.

“Я увидел реальное лицо войны, когда людей начинает клинить”

Первый день был сложный в плане сна. А вот на следующий день началась настоящая “веселуха”. Скажу так, зная уже все сейчас, теми 62-миллиметровыми минометами по нам просто пристреливались. В обед залетел вертолёт и отработал по нам — взрывалось уже метрах в 2—5 от нас, полетели осколки. Сразу появились раненые, которых, естественно, эвакуировали.

Тогда же я увидел реальное лицо войны, когда людей начинает клинить. Один парень стал издавать звериные звуки, у него случился тремор. У парня сразу забрали автомат, но у него был нож, он начал им размахивать. Успокаивали его часа два. Наш взводный, который прошел АТО, уже все это видел, так что знал, что делать. Этого парня эвакуировали, и мы его даже потом видели, с ним всё нормально, в итоге он уехал домой.

Конечно, по началу было шоковое состояние. Казалось, совсем недавно ты пиццу заказывал в Domino’s, кота купил, игрался с ним, сидел в PlayStation, закрывал запросы по Customer support или JS Developer, а тут вдруг тебя утюжат российские вертолёты.

Эти вертолеты страшные, но от них толку на самом деле не очень много, потому что они боятся подлетать в упор и прицельно бить, чтобы их не сбили. Сейчас уже много сбитых вражеских вертолётов — штук 100. Российские ребята понимают, что лучше где-то выпустить боезапас и вернуться на базу, чем получить ракету. Ведь мы стреляем по ним ракетами, а не из пулемета, как в том же Афганистане. Так что тут никакая эвакуация с парашютом не поможет, они очень редко выживают: либо сгорают, либо разбиваются. Плюс один вертолет стоит 15 миллионов долларов. Но, наверное, вопрос даже не в стоимости, а в том, чтобы не потерять пилотов, потому что их не так уж много.

“В наши окопы, где я сидел на рации, прилетел 120-миллиметровый снаряд”

Нашего зама ранило, так что я сел на рацию вместо него — коммуницировать с другими ротами, взводами, отрядами. Вражеская глушилка влияла на связь, поэтому я мог какую-то информацию передавать по три слова 5—10 минут.

Кстати, забыл сказать. Наш IT squad разделили, то есть я был с Лёшей, тоже рекрутёром, а Коля — в противотанковых войсках, чуть ближе к врагам, чем мы. Так что, когда пришёл взводный и сказал, что идет туда, где Коля, я тоже захотел пойти вместе с ним, чтобы увидеть друга и посмотреть, как там дела.

Конечно, мы были очень рады друг друга видеть, пообщались. Даже когда нас начало бить артиллерией, мы были настолько на эмоциях, что было пофиг — просто сидели и веселись.

Потом артиллерия чуть стихла, и мы со взводным побежали назад к своим позициям. И когда мы вернулись, стало совсем невесело, потому что в наши окопы, где я сидел на рации, прилетел 120-миллиметровый снаряд, и я там увидел погибшего. Потом мне парни рассказывали, что всего зацепило троих ребят. Одного закинуло песком так, что он как в бассейне выплывал из него. Он словил небольшую контузию, второй парень — очень сильную контузию. А третий оказался ближе всего...

Но все это я видел, как слайд-шоу. Мы со взводным начали бежать, запрыгнули в наш большой окоп, где сидело много наших ребят. По нам начали стрелять тяжелыми 120-миллиметровыми минами, которые мощно взрывались рядом. Всё начало гореть: ближайшие постройки, машины...

“Вторая ночь была незабываемой, потому что температура была такая же, только я был без флиски и спальника”

Мы понимали, что надо отступать. Стали поднимать этот вопрос, так как ничего сделать, кроме как умереть, мы не могли. 10 минут мы потолклись на окопе, и принято было решение отходить. Я оставил там свой рюкзак. Я мог его взять, он был возле окопа, но решил не брать, чтобы быстрее добежать: рюкзак был не тяжёлым, но не особо удобным. Ничего сверх важного там не было: вещи, загранпаспорт, кое-какие документы.

Когда мы начали бежать, я опять же, словно слайд-шоу, видел мелкие фрагменты тел наших ребят. Мы добежали до первой линии, постояли там. Я сильно переживал за Колю и других парней, которые были как раз впереди в противотанковом. Так что я помню свою радость, когда увидел их, увидел, что все они целые.

Мы вместе потолклись на том месте. Наложили жгуты раненым, дали им обезболивающее. Естественно, мы там были не одни, там еще были нацгвардейцы. Раненых мы отправили на машине.

Затем все начали говорить: “Что мы тут стоим?”. Потому что по нам продолжали стрелять, только интенсивность уже была не один выстрел в полминуты-минуту, а где-то раз в минут 8. То есть получается они знали, что при таком обстреле мы будем отступать, и кидали нам снаряды вперёд, чтобы пока мы бежали, они взрывались возле нас.

Мы немного отступили, был дан приказ окопаться, переночевать и ждать эвакуации на следующий день. То есть всю ночь мы должны были торчать в окопах, но уже без спальников, ведь никто с собой ничего не брал. На мне в первую ночь было два слоя термобелья, толстая флиска, которая давала максимальное тепло, и куртка — чисто от ветра, дождя. Плюс спальник. И первую ночь в этом всем я от холода одуревал. Днем, когда я копал и было жарко, флиску я снял. Так что вторая ночь была незабываемой. Потому что температура была такая же, только я был без флиски и спальника.

Но я понял, что можно возмущаться сколько угодно, только от этого легче не станет. Остался единственный способ согреться — копать. Копаешь окоп, согрелся, сел, отдохнул, наверное, покемарил. Потому заснуть лично для меня было нереально.

Зато за счет этого окоп получился хорошим, и нам он пригодился, потому что нас обстреливали. Попадания были рядом, среди ребят, которые были немного левее, было трое раненных. Утром меня разбудил истребитель, который летел и тоже, собственно, по нам работал. На прошлых позициях тоже был истребитель, но тогда он просто пролетел очень низко над нами. Ну, и постоянно летали эти “Орланы”, которые давали корректировки артиллерии, так что они просто мегаточно закидывали снаряды прямо в окопы. Где-то в 6 утра я встал, чуть еще покопал, а потом нас забрали.

“Для всех было шоком, что такое произошло именно с „необкатанными“ людьми”

В окопах мы провели полных два дня. Конечно, наше командование обалдело, что все так получилось, ведь у многих это был первый боевой опыт. Никто не рассчитывал, что так будет. В теории должно было быть так: мы приезжаем, делаем хорошие окопы, потом приезжают другие ребята, нас сменяют, делают ещё круче окопы — и так до бесконечности.

Благодаря второй ночи все заработали себе гнойный гайморит, у большинства, в том числе у меня, бронхит. Я больше недели был на антибиотиках, и всё равно остался глухой кашель.

Некоторых погибших не могут найти до сих пор. Наши потом зашли на позиции, с которых мы отступили, чтобы забрать тела. И, кстати, русские с наших погибших снимали ботинки и тёплые вещи.

Для всех было шоком, что такое произошло именно с “необкатанными” людьми. Поэтому, думаю, командование и сейчас “откашливает” эту историю.

Кстати, на передовой мы видели много животных, в том числе породистых: лабрадора, немецких овчарок, шотландских вислоухих котов... Они к нам прибивались, мы их подкармливали. Мне непонятно, почему хозяева не забрали животных. Там, где мы были, живут не бедные люди. Допустим, у меня два кота, и когда я своих родных отправлял, то они, естественно, котов тоже увезли. Наши ребята забрали с передовой джек-рассела, он с нами тут бегает.

Направление, где мы были, наши уже продавили. Окопы, которые мы делали, уже считаются тылом. Я перешёл сейчас в другое подразделение, у меня тут немного другие задачи, но мы всё так же тренируемся, воюем.

“Главное — заглушить панику, держать себя в руках, с холодным рассудком оценивать свои действия”

С людьми взаимоотношения в 99 % складываются очень хорошие. В самом ТрО мне встречались разные ребята в плане адекватности. Есть такие: “Дайте мне автомат”, но сами не умеют им пользоваться, не знают элементарных правил обращения с оружием. И я смотрю на этих пацанов в спортивках, которым дают гранаты, а они их просто кладут на бетонные блоки и мешки на блокпостах. Конечно, их нельзя так оставлять, особенно когда мимо в нескольких метрах ходят гражданские. Я спрашиваю: “Что это?”. Он: “Ну, так это не самая сильная граната”. “И что, это петарда?”.

Мало встречал людей из Киева, высокооплачиваемых профессий с зарплатой от тысячи долларов и выше. В основном это парни с работами попроще.

В ЗСУ тренируют люди разных национальностей: американцы, англичане, украинцы, естественно. Главное, чтобы у них был боевой опыт. Был даже парень из Сибири, который в 2014 году приехал оттуда воевать за нас. Сейчас у нас в армии много белорусов, которые уехали из своей страны после протестов. Хватает грузин. То есть представителей народов, обиженных россией. Эти люди мечтают, чтобы все эти омоновские дубинщики сюда приехали и они им отомстили. Мне кажется, у белорусов есть идея после Победы дружно собраться, попросить чуть-чуть техники и поехать на усатого таракана.

Проблема в том, что часто на передовой получают ранения и погибают те, кто не могут сохранить умение трезво думать. Да, страх, тремор есть у всех. Но главное — заглушить свою панику, держать себя в руках, с холодным рассудком оценивать свои действия. Например, во время опасной ситуации ты можешь начать думать: “Лучше бы я там поехал в Ровенскую область, у меня там подруга — было бы всё хорошо”. Но Ровенская область сейчас вообще не возле тебя, и ты вряд ли туда поедешь. А в этот момент над тобой летает крокодил и хочет тебя убить. Где-то там стоят ребята, которые заряжают снаряды, и тоже хотят тебя убить. Так что же ты можешь сделать максимально для того, чтобы бы этого не случилось?

В моем отделении (это восемь человек) был парень, который при обстреле испугался, побежал — и по нему попало. А когда стреляют, места лучше окопа ты не найдёшь. Так, когда был третий прилёт, я сидел на рации и понимал, что мне нельзя никуда двигаться, маневрировать, хотя там был окоп, вырытый на скорую руку.

Самый первый наш погибший умер из-за того, что снял каску. Я сам не видел, но парни рассказывали, что ему чуть выше уха влетел осколок, где-то с 25 копеек. И всё. Была бы на нем каска, пацан бы просто испугался и остался цел. Человеческое тело само по себе не защищено, не может ловить металл без последствий, особенно в голову.

“Бывают и смешные моменты, но в большинстве своём они смешные, потому что написаны в паблике. И ты их читаешь, а не проживаешь”

 

 

 

 

 

 

Элеонора БУРДИНА