Максим Тимченко: украинская власть толкает “ЛНР” и “ДНР” к созданию своего энергорынка

Выступая на открытии традиционного Энергетического Форума генеральный директор компании ДТЭК Максим Тимченко подверг публичной обструкции руководство отрасли, обвинив его в непрофессионализме и попытке давления на компанию.

С одной стороны ничего удивительного — частный бизнес десятилетиями жалуется на отсутствие диалога с властью и дискриминационные условия. Но этот случай показателен.

В годы президентства Януковича энергетический холдинг Ахметова рос как на дрожжах. Тепличные условия позволяли ДТЭК скупать распределяющие и генерирующие компании, на выгодных условиях заключать договоры аренды с крупными угольными предприятиями.

Приватизационный “джекпот” значительно усилил вес частного игрока на рынке. В настояшее время ахметовская ДТЭК контролирует 76% рынка тепловой генерации и 27% общей.

Такое положение дел не устраивает как власть, так и крупный капитал. Власть — в лице президента Порошенко. Крупный капитал — в лице олигархов Игоря Коломойского и Константина Григоришина.

После парламентских выборов, смены профильного министра и менеджмента госкомпаний, Ахметов лишился своего влияния на отрасль. Для крупнейшего частного игрока на рынке это означало скорые изменения правил игры на рынке.

“Украинская правда” уже подробно писала о начале борьбы за влияние на энергетический рынок между Ахметовым и Григоришиным.

Что же касается днепропетровского губернатора, то 4 марта на заседании специальной комиссии по вопросам приватизации Коломойский прямо заявил о необходимости пересмотра приватизации генерирующих и распределяющих компаний, контроль над которыми Ахметов получил в 2010- 2012 годах.

Компания днепропетровского олигарха “Бизнес Инвест” — уже пытается в суде оспорить законность продажи государством акций генкомпании “Захидэнерго”.

Дело не только в иске. Несколько недель назад НКРЭКУ, которую в настоящее время возглавляет ставленник президента Дмитрий Вовк, распорядилась не платить компании группы ДТЭК — “Схидэнерго” — за выработанную электроэнергию. Причина — её станции находятся в зоне АТО.

В начале марта регулятор снова “порадовал” Ахметова, сократив на 50% зеленый тариф.

Понимая сложность положения, донецкий олигарх все-таки не теряет надежды договориться. Из нескольких источников УП стало известно о том, что накануне прошла встреча на высоком уровне, на которой были президент, премьер, профильный министр, собственник и топ-менеджмент ДТЭК. На ней обсуждался вопрос будущего компании и возможности продажи части активов.

По нашей информации, договориться не удалось — Ахметову намекнули, что часть его активов могут реприватизировать.

Эти вопросы, а также изменения в работе энергохолдинга в связи с ситуацией на Востоке были главной темой нашего разговора с генеральным директором ДТЭК Максимом Тимченко.

— Выступая на открытии форума, вы жестко критиковали руководство отрасли. Что не устраивает крупнейшего игрока на рынке?

— Я бы не сказал, что жестко критиковал. Давайте оперировать фактами. Я честно говорил, зная ситуацию изнутри, и зная, что происходит в нашей отрасли последние восемь месяцев.

К этому можно относиться как к критике. Можно же относиться и как к сегодняшним реалиям. Как это бы не называлось, на это необходимо реагировать, если мы хотим, чтобы у нашей энергетики было будущее.

Три ключевых тезиса, о которых я говорил, и которые можно назвать условиями энергобезопасности Украины. Первое — это собственная добыча ресурсов. Второе — это эффективное управление. Третье — прозрачные правила игры.

По большому счету, Украина может себя обеспечить в настоящий момент только углем и газом. И, в конце концов, нужно министерству и регулятору повернуться лицом к тем оставшимся игрокам в отрасли, которые инвестируют деньги и добывают уголь и газ.

— Вы сейчас намекаете на увеличение ренты, которую ввели для нефтегазодобывающих компаний?

— Я говорю о целом комплексе вопросов, начиная от регуляторных вопросов и заканчивая диалогом государства в лице министерства и регулятора с частными игроками. Ведь будущее угольной и газовой отрасли сегодня лежит на частных инвестициях, частных игроках. Если этого диалога не будет, если нормального режима не будет, то и развития этих отраслей не будет.

Если говорить конкретно, сегодня отсутствует какая-либо стратегия по отношению к угольной отрасли.

— А какой она может быть, если часть стратегически важных предприятий находится на оккупированной территории?

— Да. Только надо правде в глаза смотреть и признаться себе, что если у нас половина тепловой генерации работает на антрацитовых углях, то никакой альтернативы кроме как думать, каким образом привезти этот уголь из зоны АТО на наши станции, нет.

Сегодня мы говорим: “Наш уголь стоит 1,5 тысячи гривен”. Какая есть альтернатива? Из России привезти и заплатить РФ? Может это лучше, чем уголь из зоны АТО? Только там он стоит 2 тысячи гривен. Мало того, тут еще и политическая зависимость.

Или лучше привезти из ЮАР? Вот у нас пришли два корабля — 300 тысяч тонн. Благодаря этому у нас хоть минимальным составом блоков работают станции. Цена — 80 долларов. Можно умножать на сегодняшний курс, это 2,3 тысячи гривен за тонну.

— То есть, вы все-таки остаетесь лоббистом этой истории, когда уголь следовало бы покупать в “ЛНР-ДНР”?

— Вы меня можете называть лоббистом энергонезависимости Украины. Когда я слышу, что мы переведем блоки, которые работают на антрацитовой марке, на газовые марки, я просто улыбаюсь.

Тут следует вспомнить про нашу бюрократическую машину. Даже если все навалятся на эту историю, нужны очень большие инвестиции: у кого сейчас есть такие деньги и кто готов их вложить в Украину?

— Но вы готовы свои блоки переводить на использование угля газовой группы?

— Нет. Но мы готовы сделать все, чтобы привезти уголь из “ЛНР” и “ДНР” сюда. Государству нужно определить режим взаимодействия с зоной АТО. Пусть это будет новый закон, пусть это будут какие-то другие решения.

— То есть вы все-таки предлагаете украинскому правительству и госкомпаниям заключать договора с “ЛНР—ДНР”?

— Нет, не с “ЛНР-ДНР”, а с компаниями, которые там работают. Есть компании, которые работают по законам Украины, которые платят здесь налоги, и у которых все счета открыты в банковской системе Украины. Эти компании добывают сегодня основной объем угля антрацитовых марок.

— Какой вы видите логистику в таком случае? Насколько я понимаю, с Дебальцево сейчас вопрос закрыт?

— Дебальцево тотально разрушено. Если сегодня начать восстанавливать этот железнодорожный узел, необходимо минимум два месяца, чтобы возобновить сообщение.

Через Дебальцево выезжало около полутора миллионов тонн угля, это была мощнейшая магистраль. Есть альтернативная линия, которая идет через Родаково. Сейчас она частично под контролем “ЛНР”, частично под контролем “ДНР”. И, естественно, есть выезд на территорию, подконтрольную Украине.

— С логистикой разобрались. Но вы считаете, что с этими субъектами можно договориться? Кто будет подписантом с их стороны? Как решить вопрос с оплатой продукции?

— Мне часто задают вопрос: “Почему у вас не забрали шахты?” И мой ответ неизменен: “Потому что мы зарплату людям платим. Тем, которые приходят на работу”.

Какая у нас система оплаты труда? Если шахта не работает, то, по закону Украины, это вынужденный простой — мы платим 2/3 тарифной ставки. Но это только в том случае, если человек приходит на шахту и отмечается, что он на шахте, а не где-то с автоматом. Если человек работает, и мы ведем добычу, мы ему платим полную заработную плату.

И это единственный аргумент в наших разговорах со всеми сторонами. Это единственная причина, по которой еще живы наши предприятия. Если мы перестанем платить заработную плату шахтерам в зоне АТО, я даже боюсь думать про масштабы социальных последствий для этих территорий.

— Что с активами в зоне АТО? Какие там убытки там, как они себя сейчас чувствуют?

— Убытки исчисляются сотнями миллионов гривен. Это убытки и затраты на восстановление инфраструктуры. Огромная проблема зоны АТО — это логистика, работа железной дороги. Следующая проблема — финансовая, отсутствие возможности осуществления расчетов. Ее усугубило политическое решение — об остановке платежей в адрес Зуевской и Старобешевской тепловых станций, расположенных в зоне АТО.

Мы продолжаем бороться за нашу Зуевскую ТЭС. Она сжигает исключительно угли, добытые на шахтах Днепропетровщины (”Павлоградуголь”). Если станция не получит денег за выработанную электроэнергию, закупить уголь будет не за что. Пострадают шахты, которые не имеют отношения к зоне АТО. Вот такие взаимосвязи.

— Насколько часто подвергаются обстрелам ваши предприятия?

— Зависит от активности боевых действий в целом. Больше всего от обстрелов пострадали два актива: несчастная, хоть и расположенная в городе Счастье, Луганская станция и шахта Комсомолец Донбасса. Они оказались очень близко к линии фронта. Сегодня ситуация улучшилась, последние две недели тихо, обстрелов нет.

— Компания ДТЭК что-то платит представителям “ЛНР” и “ДНР”, чтобы составы пропускали, предприятия не обстреливали?

— Нет, это исключено. Это наша принципиальная позиция в отношении всех “ходоков”, которые к нам приходили и что-то просили.

— В это сложно поверить. Вы же знаете, с кем там приходится иметь дело.

— Мы содержим десятки тысяч людей в зоне АТО. Что такое заплатить шахтеру зарплату? Ты заплатил ему деньги, он пошел на рынок и купил себе продукты. Тогда появились деньги у того, кто эти продукты продает.

Так поддерживается хоть какой-то оборот денег на территориях. И, естественно, гуманитарная помощь. Мы же не просто так говорим о социальной ответственности. Сегодня жизнь показала, что такое социальная ответственность, как бы кому в политической плоскости не хотелось это выкручивать.

Политика Украины по отношению к Донбассу сегодня одна, завтра — другая, послезавтра — третья. Поэтому я и говорю, что очень важно сегодня и Верховной Раде, и Кабинету министров выработать правила игры.

Вот, например, ситуация с Крымом. Чтобы полностью не потерять экономические связи (как минимум туда нужно поставлять воду и электроэнергию), был принят закон о свободной экономической зоне. Он позволил легально закрыть самые острые вопросы жизнеобеспечения полуострова во избежание гуманитарной катастрофы.

Такая же история должна быть и по Донбассу. Должен быть закон или порядок, который принимает Верховная Рада, Кабмин, и который определяет систему взаимодействия. Вот что сейчас самое главное.

— Вы же понимаете, что это очень сложный вопрос. Не только украинский, но и внешнеполитический.

— Я уже приводил пример — принято политическое решение не платить “ДТЭК Востокэнерго” за выработанную электроэнергию. А у “ДТЭК Востокэнерго” три станции: Зуевская, Луганская и Кураховская. Луганская и Кураховская — на территории, подконтрольной Украине. Не платят всем трем станциям — 600 миллионов гривен заблокировано.

— Не платить трем — это неправильно. Не платить же Зуевской, которая в зоне АТО, можно назвать обоснованным решением.

— Давайте рассуждать относительно “не платить Зуевской, которая в зоне АТО”. Просто базовые цифры. Тариф ТЭС в феврале составил порядка 70 копеек за кВт/ч, в том числе и Зуевской станции. Прогнозный тариф на март — 85 копеек в лучшем случае. Киловатт импортной электроэнергии Украина сегодня покупает в РФ примерно за гривну.

Мы своему производителю платим 85 копеек, получаем по гривне из России, и при этом основные поставки импорта идут по линиям на территорию так называемой “ЛНР”.

— Вы имеете в виду линию электропередач “Шахты — Победа”?

— Совершенно верно, через эту подстанцию. Более того, сегодня Россия в одностороннем порядке может отключить перетоки и отсоединить энергосистему Украины.

Что это означает? Это означает, что мы не синхронизированы с Европейским Союзом, с их энергосистемой, Россия отключила свою энергосистему, и мы оказываемся на энергоострове вместе с Молдавией. Не дай бог, какая-то системная авария и падение частоты в сети — это огромный риск для атомных станций.

— Я спрашивала у собеседников в правительстве, почему Зуевскую решили отключить. Аргументы были такие: поскольку вы собираете деньги фактически два раза — с рынка, и с предприятий, которые находятся в зоне АТО и работают по условиям боевиков. Вы подтверждаете это или нет?

— Я вам скажу следующее. Уровень платежей за электроэнергию сегодня по Донецкой области упал до 50%, по Луганской, наверное, до 15%. Почему упал уровень платежей?

— У Минэнергоугля другие данные. Мы недавно запрос отправляли. Они говорили, что по Луганской области сейчас 68%.

— Возможно, данные министерства не распространялись на зону АТО. Но если брать всю Луганскую область — не больше 15%.

Почему не платят бюджетники — потому что у них нет бюджетной поддержки, угольщики — потому что у них нет дотаций, водоканалы — потому что у них тариф ниже себестоимости и также нет никаких дотаций, население — потому что нет банковской системы. То есть, даже если люди хотят заплатить, им некуда принести деньги. Естественно, падает платежная дисциплина. Когда все не платят, чего я буду платить?

— С промышленников вы же собираете деньги?

— С промышленников, конечно, собираем. Енакиевский метзавод платит, Харцызский трубный. Источники неплатежей я вам назвал. Мы говорим руководству министерства — поставьте легализированные пункты сбора платежей. Для этого не надо открывать всю банковскую систему, и не надо снова “Ощадбанк” запускать.

— Пойдет ли сторона “ЛНР-ДНР” на это? Тут очень много “но”.

— На этот вопрос нельзя ответить, не начав его обсуждать, а дискуссии не было. Попыток поработать над увеличением сборов платежей не предпринималось. Было решение —просто выключить станции.

— Почему правительство должно думать о регуляции платежей в зоне, которая не контролируется в настоящее время украинской властью?

— Украинская власть признает данную территорию своей?

— Признает, но не должна поддерживать отношения с незаконными формированиями.

— Кто несет ответственность за работу всей энергосистемы? Кто думает о последствиях для украинцев на территориях вне АТО? Вы же понимаете, подобными решениями мы толкаем “ЛНР” и “ДНР” к созданию своего, независимого энергорынка.

Я вам ответственно говорю: зоны, неподконтрольные Украине, обойдутся без нашей электроэнергии. Потому что есть достаточный объем перетоков из России, которые полностью закроют потребность “ЛНР” и “ДНР” в электроэнергии. То есть, мы оставляем импорт, уменьшаем мощность украинской энергосистемы на 1,5-2 тысячи МВт, толкаем зону АТО к созданию отдельной энергосистемы и просто говорим, что это хорошее решение с неплатежами. Здесь такой клубок вопросов, что однозначных ответов нет. Но это не означает, что их не нужно искать.

— Угля нет, поскольку россияне сказали, что уголь не дают. Как власти решить вопрос с веерными отключениями, если не подписывать контракты на импорт электроэнергии? Вы же сами хотели быть стороной подписания этого контракта.

— Вопрос не в том, нужен или не нужен контракт. Импорт электроэнергии вынужденная мера, как и импорт угля. Вопрос в содержании. Две позиции, о которых я говорил и с вами в том числе. Первая — чтобы поставки осуществлялись по остаточному принципу, а не по принципу “импорт ради импорта”, потому что в январе-феврале из-за импорта диспетчер “Укрэнерго” останавливал энергоблоки украинских ТЭС ради поставок электроэнергии из России.

А вторая — экономику надо считать. В подписанном контракте цена электроэнергии, поставляемой в Крым, в январе была убыточна для Укринтерэнерго.

— Нам рассказывали оff the record в министерстве и “Укрэнерго”, что компания ДТЭК, в частности, тоже была заинтересована в создании так называемого дефицита, поскольку выводила свои блоки в аварийный ремонт.

— Я могу не off the record сказать, что это миф. Это ярлык, который повесило на нас министерство.

— Почему такое количество блоков было отправлено в плановый или неплановый ремонт именно тогда, когда возникла эта кризисная ситуация?

— Эти вопросы нам задавались на всех уровнях. Мы показали динамику работы за последние три года, и показали, что никаких аномалий в режимах работы энергоблоков не выявлено. Информация по количеству остановок и их длительности доступна. Можно проверить, были ли какие-то искусственные действия. Проверяла Госинспекция по эксплуатации ТЭС, проверяли эти, проверяли другие, вопрос дошел до первых лиц государства. Ответ — не было.

В течение четырех месяцев, когда не хватало антрацитов, мы “под завязку” загрузили наши станции, которые работают на марке “Г”. Это, например, Ладыжинская станция, которая не работала полным составом блоков последних 4 года, была недоинвестирована и естественно, ее оборудование не смогло такие нагрузки выдержать.

Мы говорили в течение осени: “Нам надо на день-два вывести блок в ремонт, на техобслуживание, иначе он остановится… “ Диспетчер Укрэнерго запрещал это делать, у него не было другого выхода — в системе был дефицит. В результате, блок все равно останавливался, но уже по причине аварийности. И это происходило по всем станциям, сжигающим марку “Г”.

Меня сильно задевают обвинения в преднамеренных действиях, потому что реально в этом отопительном сезоне энергетики ДТЭК выложились на 150%. Мы везли уголь со всех направлений, станции работали в крайне сложном режиме (одни — на максимальной загрузке, другие — ниже минимально допустимого состава оборудования, что требует огромных профессиональных усилий персонала), энергетики под обстрелами соединяли провода и восстанавливали электроснабжение сотен населенных пунктов, ходили на работу в бронежилетах.

— Но скандалы просто так не возникают. Что происходит? Передел?

— Мое мнение — неэффективный менеджмент. Я не сторонник “теории заговора”. Вся информация есть в открытых источниках, можно без труда собрать все факты и посмотреть на общую картину кадровых назначений в отрасли.

Но все равно мы идем в министерство, к регулятору, составляем презентации, показываем, доказываем, дискутируем, участвуем в заседаниях и т.д. Мы не можем прекратить взаимодействие. Если мы остановим коммуникации, пострадают все стороны — и ДТЭК, и министерство, и отрасль.

Недавний вопиющий случай с зеленой энергетикой. Есть прямая норма закона, регулирующая размер тарифа для возобновляемых источников энергии. Независимо от того, хороший этот закон, плохой, лоббистский, не лоббистский, но он есть и, опираясь на него, наша компания, например, взяла 240 миллионов евро кредита и построила одну из крупнейших и самых современных ветростанций в Восточной Европе.

Государственные экспортно-кредитные агентства Дании и Германии прогарантировали кредит, справедливо полагая, что Украина — правовое государство. И вдруг регулятор, превышая свои полномочия, принимает решение в два раза снизить тариф. Вот как это объяснить?

— Тариф был одним из самых высоких в Европе — это первое. Второе — зеленый тариф уже действовал несколько лет, и в Европе тоже сокращается тариф по истечении какого-то срока. Третье — у нас критическая ситуация в стране. Четвёртое — фактически рынок создавался под двух-трех игроков. Вы в ветроэнергетике и Клюев в солнечной энергетике. И фактически речь шла о дотации для создания этого рынка.

— Проведите диалог с участниками рынка, примите закон, в котором сообщите инвесторам, когда и как поменяются тарифы, кого они коснутся и почему. Закон не может иметь обратной силы. По крайней мере, в цивилизованных странах. А решение НКРЭКУ о пересмотре тарифов является правовым нигилизмом. Такой ли сигнал мы хотим послать инвесторам накануне принятия решения о финансовой помощи со стороны МВФ, ЕБРР и других финансовых доноров?..

Сегодня министерство и регулятор позволяют себе публично говорить: “ДТЭК — монополист”. Опираясь исключительно на эмоции. Давайте сначала разберемся, а потом будем делать заявления.

— Вы знаете, в свое время НКРЭ меняла антимонопольные условия, когда фактически вам разрешили стать монополистом. Речь идет о постановлении, по которому ни один собственник не мог контролировать более 25% генерирующих мощностей. Комиссия подняла планку до 33%. Это позволило ДТЭК скупать энергетические активы и обойти антимонопольные ограничения.

— Никто в интересах ДТЭК не принимал никаких решений.

— Как так? Да у вас весь менеджмент государственный был подконтрольным.

— На чем основывается это утверждение? Еще один ярлык?

— Сергей Титенко, например.

— А кто такой Сергей Титенко? Он работал в ДТЭК? Из чего вытекает, что Сергей Титенко подконтролен ДТЭК?

— Не подконтрольный, не работал, но это человек, который лоббировал ваши интересы в НКРЭ. Это ни для кого из участников рынка не было секретом.

— Ярлык. Также он лоббировал интересы зеленых, интересы “Энергоатома”, интересы облэнерго.

— Интересы “Энергоатома” он не лоббировал, учитывая, какой тариф был у “Энергоатома”.

— Неправда. Титенко лоббировал интересы всех игроков рынка, потому что он профессионал в энергетике и видел картину целостно.

— Если сейчас посмотреть на EBITDA тех же тарифов, то на тепловую энергетику приходится 56% всей EBITDA энергосистемы. Вы считаете, это нормальная ситуация? Учитывая то, что вы контролируете 76% в тепловой энергетике?

— Вы оперируете темами, которые я обсуждаю во всех властных кабинетах. Просто один информационный поток идет… Включая вопрос относительно EBITDA.

Я знаю, откуда ветер дует, и кто цифры считает, и в какие кабинеты их заносит. Очень все очевидно и понятно. И на это у меня есть следующий ответ: давайте думать о будущем энергетики, а не считать чужие деньги и достижения.

— Чужие деньги и достижения, которые были достигнуты благодаря административному ресурсу, который вы использовали в течение четырех лет.

— Знаете, благодаря чему? Благодаря миллиардным инвестициям. ДТЭК работает на рынке 10 лет, а не последних 4 года.

— Миллиардным инвестициям, в том числе, и за счет денег кредиторов.

— Естественно, благодаря кредиторам в том числе, благодаря собственным реинвестициям, потому что акционеры не забирали дивиденды из этого бизнеса. Сегодня все стали разбираться в угле и рассказывают: “У нас в стране с газовой маркой все хорошо”. Я вам уже сказал, почему.

Потому в 2004 году мы взяли на себя ответственность, купили “Павлоградуголь”, конкурировали с Лакшми Митталом, заплатили сумасшедшие на то время деньги, выплатили более 10 млн долларов долгов по зарплате, инвестировали полтора миллиарда долларов, нарастили добычу с 10 до 20 миллионов тонн и получили продукт. А теперь всех резко заинтересовала наша ЕВITDA и заработки…

— Хорошо, по поводу Павлоградугля я с вами действительно согласна — там была честная прямая конкуренция. Но если возвращаться к периоду 2011-2012 годов и тем приватизационным конкурсам, которые были, там ведь действительно не было конкуренции.

— Почему? Назовите мне хоть одно условие в приватизационном конкурсе, которое ограничивало конкуренцию.

— Нужно было иметь свой угольный ресурс, исключительно украинский.

— В условиях приватизационного конкурса написано, что не менее 70% угля, который поставляется на ТЭС, должно быть украинской добычи. Это дискриминационное условие?

— В тех условиях — да. А кто мог участвовать в этом конкурсе?

— Речь не о том, чтобы владеть украинским ресурсом, речь идет о том, чтобы поставлять. Вы понимаете, что украинский уголь девать, кроме как на свои станции, некуда?

И если россияне приходят и покупают украинскую электростанцию, то учитывая очевидные приоритеты российского инвестора, через два года у нас нет угольной отрасли вообще, и мы не обсуждаем — 10, 20 или 30 миллионов тонн газового угля Украина может добыть. Увы, украинский уголь в своей основе — неликвид. Он завязан под отечественные электростанции. По этой причине государство включило как обязательство условие о поставках (не владении!) на приватизируемые ТЭС 70% угля украинского происхождения. Это дискриминационное условие?

— Для многих потенциальных инвесторов это стало стопом.

— Подождите, мы говорим про энергобезопасность страны и наличие собственных первичных ресурсов, или мы говорим о том, что интересы государства для кого-то являются ограничением? В чем дискриминация?

Возможно, наоборот, стоить признать, что решение о приватизации ТЭС с привязкой к потреблению угля украинского производства было стратегически правильным? И в текущих условиях Украина от этого только выиграла? Именно это решение позволило сохранить угольную отрасль и более 100 тысяч рабочих мест.

— Еще один факт — ДТЭК скупил блокирующие пакеты всех интересующих активов к 2010 году. По приватизационным правилам государство должно было оставить себе 25%. То есть на конкурс попадали пакеты размером от 25 до 45%. Какой потенциальный инвестор захочет идти на конкурс и покупать билет на войну?

— Дело не в размере пакетов. Одним из условий было раскрытие бенефициара, а наши украинские компании очень не любят открывать бенефициара. Плюс, насколько я помню, еще одно условие — отсутствие среди участников офшорных компаний. У ДТЭК ни с одним из этих пунктов проблем не возникло.

— У вас же был кипрский ДТЭК-холдинг участвовал в конкурсах.

— Начиная с 2006 года Кипр Украиной офшорной зоной не признавался — это можно проверить в открытых источниках. Главное, бенефициара мы показывали. У нас структура прозрачна и понятна.

— Но, тем не менее, благодаря этим приватизационным конкурсам вы сконцентрировали 76% тепловой энергетики.

— А почему благодаря именно этим условиям? А может быть благодаря тому, что собралась команда людей, которая разбирается в отрасли и в бизнесе, которая произвела расчеты, которая вовремя инвестировала в угольные активы, которая понимала, что этот уголь нужен для тех станций, которые есть в Украине, и которая соответственно была готова заплатить за объекты тепловой генерации деньги? И про деньги тоже можно поговорить. Это еще один ярлык: мол, дешево купили.

— Сейчас тяжело считать и неправильно.

— Знаете, я прекрасно понимал, что стоимость будет вопросом для бесконечного обсуждения. Поэтому сказал своим менеджерам: “Ребята, идите в большую четверку, заказывайте независимую оценку, потому что пройдет полгода-год, ситуация на предприятии улучшится и все начнут говорить — продешевили!”. Сделали независимую оценку и “Западэнерго”, и “Днепрэнерго”, и цифры аудиторов оказались ниже тех, которые мы заплатили на приватизационном конкурсе. И если уже международным аудиторам не верить…извините, я считаю утверждения о том, что дешево купили — несостоятельными.

— Вынуждают ли вас продать какие-то активы сейчас?

— Что нас однозначно вынуждают делать так это прекратить инвестировать в уголь и энергетику. Через полный хаос в управлении отраслью, правовой нигилизм и отсутствие реформ.

Как только мы остановим инвестиции в “Павлоградуголь” и “Добропольеуголь”, добыча марки Г за два года упадет в два раза. Это будет катастрофа для Украины.

— Ваше монопольное положение в отрасли уже позволяет диктовать условия.

— Теперь давайте про монопольное положение. Я вам тоже расскажу, потому что вам же про 56% EBITDA приносят графики. Я вам даже могу график рассказать, как он нарисован, он у меня лежит на столе. Все с одних источников приходит, и потом третий месяц все это обсуждают во всех кабинетах. Давайте по порядку. Первое — уголь.

— Вы же тоже мне показываете презентацию. Точно также мне могут показать презентацию другие участники рынка.

— Нет, это не вам показывают презентацию. Это мне выдают, акционеру выдают. Потом мы с ним пишем ответы на эти вопросы, потом обсуждаем, потом, когда эти аргументы оказались несостоятельными, возвращаемся.

Вот последнее время — ДТЭК нарастил долг на 5 миллиардов за 2014 год перед государством. Вам такое не закидывали? Начали выяснять, в итоге выяснили, что государство нам должно, по версии НКРЭ, 400 миллионов, по нашей версии — 1 миллиард 100. Наоборот. Вот так вот мы и живем. Вот так управляется отрасль. Оно, конечно, смешно, но если бы не было так грустно.

— В свое время она тоже так управлялась, но с вашей стороны.

— Три составляющие монополии. Первая — уголь. По украинскому нынешнему антимонопольному законодательству, уголь, который идет на собственное потребление, не считается как доля рынка. Весь уголь, который мы производим, мы имеем собственное потребление. Соответственно, он идет к нам. На рынок уходит около 5-9%. Это первый ответ на то, что нам закинули, что мы монополисты в угле.

Второе — монополисты в генерации. Сегодня по украинскому антимонопольному законодательству ограничение 35% от доли рынка в стране, выработки электроэнергии в стране. У нас 29%. Разговор о том, что кто-то что-то под нас поменял, несостоятельны.

— Почему?

— Более 60% стран не имеют ограничения с точки зрения доли рынка в энергетике. Как правило, там больше 50% доля рынка одного игрока. Это отрасль такая. Частного капитала, государственного капитала — не важно.

— Там, по-моему, частно-государственное партнерство все-таки доминирует.

— Вы правы, в разных странах работают разные модели. Но сегодня в Украине нам говорят: “Мы считаем не весь рынок электроэнергии, мы считаем только тепловую генерацию, в которой у вас 70%”. Это ноу-хау, которое придумали господа из Минтопэнерго и НКРЭКУ, и которого нет ни в одной стране мира! Выделять тепловую генерацию в отдельный рынок не потому, что она производит другой продукт, а потому что она его производит другим способом и может оказывать услуги регулирующей мощности — нонсенс! Я чисто из интереса спросил в министерстве: “А почему вы тогда не считаете гидроэнергетику? Это 100% регулирующая мощность. Тогда и ее учитывайте при определении объема рынка”. Знаете, какой ответ был? “Да, наверное, нужно считать”. Я промолчал относительно того, что услуги регулирующей мощности могут предоставлять и ТЭЦ, и АЭС…

И, наконец, третий сегмент — дистрибуция. Передача электроэнергии — естественная монополия на региональных рынках и поэтому каждое облэнерго в Украине — естественный монополист, деятельность которого на 100% регулируется НКРЭКУ и Антимонопольным комитетом.

Пользуясь тем, что большинство людей не понимают сути монополий и механизмов их регулирования, навешиваются ярлыки с целью давления на компанию.

— Вы ощущаете это давление?

— Ощущаем. А разве оно не очевидно? Снижение в два раза тарифа по зеленой энергетике — раз. Тариф 66 или 70 копеек при себестоимости тепловой электроэнергии больше 1 гривны за кВт/ч — два. Обвинения в преднамеренной остановке блоков — три, в недоказанном монополизме — четыре. Мы ничего не нарушаем. Мы — не монополисты. На лицо предвзятое отношение к нам со стороны министерства, со стороны регулятора.

— Назовите ключевую фигуру в этой истории.

— Я не буду ключевые фигуры называть, чтобы не усугублять текущую ситуацию моего взаимодействия с ними.

— Подтверждаете ли вы факт встречи на высоком уровне менеджмента компании ДТЭК, вашего акционера, президента, премьера по поводу монопольного положения ДТЭК, которая состоялась две недели назад?

— Я не буду комментировать. Извините, это же не моя встреча.

— Но вы же там присутствовали?

— Я же сказал, что не буду комментировать.

— Если все-таки будут приняты какие-то антимонопольные изменения, будете ли вы продавать какие-то из активов, которые были приватизированы?

— Во-первых, продавать можно тот товар, на который есть спрос. К сожалению, сегодня ни один трезвомыслящий инвестор и покупатель не придет в Украину. Кроме собственных, которые создают условия, чтобы купить.

Во-вторых, ДТЭК ничего не планирует продавать, ничего не планирует останавливать. Если неуправляемая ситуация в отрасли будет сохранится, мы просто остановим инвестиции — в энергетику, в генерацию, в уголь — по причине нехватки средств.

Севгиль МУСАЕВА-БОРОВИК, Дмитрий ДЕНКОВ