Левый крен. Почему мир устал от капитализма и глобализации

Конечно, мало кто предлагает возвращение к социализму советского образца. Но и в “классическом” капитализме люди разочаровались — как и в глобализации. Попробуем разобраться — что актуально сегодня и что нас ждет завтра.

Жить как-то по-другому

Проведенный недавно в Австралии социологический опрос показал: 58% миллениалов (людей от 1980 года рождения и старше) выбирают социализм, 59% согласны, что капитализм потерпел неудачу, и правительство должно усилить контроль над экономикой. Подобные опросы в других странах показывают: это уже общий тренд в Первом мире, а скоро он дойдет и до Второго, в том числе до постсоветского пространства.

В сегодняшнем мире слишком многое поменялось. Вспомните, как это было в конце 80-х: тогда были левые деятели, такие как Франсуа Миттеран, которые проводили политику государственного регулирования экономики — то, что во французском варианте называется “дирижизм”. А были главы государств правые — Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер, экономическая политика которых основывалась на дерегуляции, в особенности финансовой системы, на обеспечении гибкого рынка труда (читай: урезании прав работников), приватизации государственных компаний и уменьшении влияния профсоюзов. То есть все было четко: левые политики выступали за увеличение государственного влияния на экономику (в сторону социализма), правые — за максимально свободный рынок (в сторону капитализма).

Теперь все не так. Триумф правых политиков в США и Европе показал: современные правые политики, когда дело доходит до экономики, демонстрируют самые что ни есть левые взгляды. Достаточно вспомнить последние президентские выборы во Франции — тогда совершенно правая по своим взглядам Марин Ле Пен неожиданно привлекла на свою сторону традиционный электорат коммунистов — именно благодаря совершенно “левой” экономической программе.

А вот другие примеры. Партия “Альтернатива для Германии” — довольно молодое политическое образование, появившееся лишь в 2013 г. За два с половиной года партии удалось войти в состав законодательных органов половины федеральных земель на региональных выборах. Так же, как и “Национальный фронт” во Франции, АдГ стала третьей по значимости политической партией в Германии. АдГ выступает за отказ от евро и возвращение Евросоюза к формату Европейского экономического сообщества, существовавшего до 1992 года.

В Венгрии национально-консервативная и правопопулистская партия ФИДЕС под руководством Виктора Орбана с конца 90-х определяет политический курс страны. В Австрии Норберт Хофер, лидер ультраправой Австрийской партией свободы, не возглавил страну, но серьезно повлиял на ее политический курс. В Италии “Лига Севера” и “Движение пять звезд” под левыми экономическими лозунгами продвигают вполне правые политические идеи. В Польше у власти находится партия “Право и справедливость”, которая считается правой — но при это вполне по-левому финансирует социальные программы, такие, как “Семья 500+”.

Идеи левых, такие, как социальное равноправие, улучшение жизненных условий для менее привилегированных слоев общества, ограничение государственного насилия, казалось бы, в условиях начавшегося в 2009 году экономического кризиса должны были найти отклик у значительной части населения Европы. Однако в решающий момент оказалось, что европейским левым, по сути, нечего предложить в качестве альтернативы существующему мировому порядку, а также таким вызовам, как наплыв мигрантов. Зато правые нашли что предложить — но при этом правые в популистских целях позаимствовали у левых вполне себе социалистические взгляды на экономику. И получили голоса электората.

В США произошло ровно то же самое. Трамп стал президентом на совершенно правых политических лозунгах, но используя такие левые экономические установки, как требование ограничить международную торговлю в пользу американских производителей и вернуть промышленные производства из Азии (прежде всего Китая) обратно в Америку.
Вот вам и путаница: если три десятилетия назад правые политики всячески защищали свободу капитализма, то сегодня они же ее все сильнее ограничивают. Заставляя левых лишь недоуменно наблюдать за происходящим. Причина же такой перемены — общая усталость западного общества от капитализма, который сегодня уже не является двигателем экономического роста, и успешно “обеспечивает” только регулярные экономические кризисы и растущее имущественное расслоение.

В сегодняшней Европе “классические” левые (коммунисты, анархисты, социалисты) давно уже не имеют прежней силы. Избиратели голосуют за политиков, которые, с одной стороны, выступают за ограничение миграции и за приоритет национальных интересов перед интересами ЕС, за традиционные ценности — это правая повестка. Но одновременно — за программу, которая повысила бы регулирующую роль государства в экономике, позволила бы сосредоточить в его руках больше предприятий (национализация через выкуп) и расширила бы социальную политику — а это уже левая повестка в экономике.

Не только экономика

Дело не только в том тупике, куда зашел капитализм, но и в структурном изменении современного общества. Критики говорят о власти геронтократии. Пожилых людей много, старики живут долго и будут жить еще дольше — занимая рабочие места до 70-75 лет (полвека назад в таком возрасте уже умирали), а в политике, управлении и бизнесе засиживаясь и до 90-100 лет.

Тут надо понимать: молодые люди более склонны к левым взглядам в политике и либертарианству в экономике, они отрицают государственный дирижизм и концепцию “социального государства”, как сковывающую частную инициативу. Молодежь по сути своей склонна к реформам и открытости, пожилые люди — ровно наоборот. Но решают сегодня — как раз пожилые люди.

Парадоксальным образом склонная к консерватизму социальная модель в сегодняшнем обществе вынуждена сосуществовать с буквально революционными преобразованиями на рынке труда. Рутинная, повторяющаяся работа более не является эффективной. Она уже исчерпала свои возможности, которые ей дала индустриальная революция. В технологически развитых странах такой труд будет изживать себя независимо от того, что различные компании, профсоюзы и правительства предпринимают по этому поводу.
Американский философ, социолог и футуролог, один из авторов концепции постиндустриального общества Элвин Тоффлер много говорил о приходе совершенно нового типа работы. Напомним, что Тоффлер — автор общепризнанного уже тезиса о том, что человечество переходит к новой технологической революции (сверхиндустриальной), то есть на смену “первой волне” (аграрное общество) и “второй волне” (индустриальное общество) приходит новая, ведущая к созданию информационного, или постиндустриального общества.

Как поясняет Элвин Тоффлер, в отраслях “второй волны” мы видим остановки производства и снижение заработной платы, снижение прибылей, все более и более сильное давление на рабочего. В отраслях “третьей волны” речь идет уже об участии рабочих в принятии решений, о подвижном графике работы вместо жесткого, о таких сопутствующих преимуществах, когда рабочему дают возможность выбора, а не ставят его перед свершившимся фактом, о поощрении творчества, а не требовании слепого послушания. А там, где прежде о творчестве не шло и речи, — например, на конвейере, людей просто заменяют роботы. Как в Германии, где реализуется проект “Индустрия 4.0” — безлюдное производство.

Еще в 1986 году Элвин Тоффлер писал: “Рабочий Третьей волны более независим, более изобретателен и не является больше придатком машины. Типичным является рабочий, обладающий специальностью или профессиональным знанием. Подобно ремесленнику доиндустриальной эпохи, обладавшему набором ручных инструментов, новые интеллектуальные рабочие обладают мастерством и информацией, которые и составляют их набор духовных инструментов. Новые рабочие значительно более похожи на независимых ремесленников, чем на взаимозаменяемых рабочих конвейера. Они моложе, лучше образованны. Они ненавидят рутину. Они предпочитают работать бесконтрольно для того, чтобы выполнять свою работу так, как они это считают нужным. Они хотят иметь право слова. Они привыкли к изменению, неясности ситуации, гибкой организации”. В этом описании легко узнается современная молодежь, те, кого социологи определяют как “поколение Z”.

Вслед за изменением парадигмы труда меняется и его экономическая форма. Мы уже наблюдаем взрыв новых и разнообразных организационных форм. Кроме экономик, образуемых частными и государственными предприятиями или даже их смешением, мы видим “электронные кооперации”, религиозные и семейные производственные объединения, бесприбыльные рабочие объединения, самоуправляющиеся предприятия, — куда больше форм, чем мы могли себе представить еще два десятилетия назад.

Да, пока государственные и частные компании доминируют. Но и они испытывают все большее давление необходимости провести реорганизацию на менее бюрократических и менее иерархических основах. Новое время заставляет традиционные формы организации становиться более эффективными.

Наконец, одна из примет “нового левого времени” — активное обсуждение уже не только экономистами, но и политиками, и в обществе, такого экономического инструмента, как базовый гарантированный доход (ну или гарантированный минимальный доход, кто как называет). Если промышленная цивилизация платила за различные профессии и проведенное на работе время, то уже буквально завтра сотрудникам будут платить за определенные свойства и способности. То есть невостребованными останется множество людей — как раз тех, кто склонен к нетворческому монотонному труду. Высокотехнологические страны будут вынуждены решать эту проблему, иначе они столкнутся со взрывными социальными конфликтами.

Денис ЛАВНИКЕВИЧ