Лариса Лисняк: Чем ближе к линии фронта, тем “страннее” разговоры в транспорте

Еду из Славянска в Волноваху. 6 часов пути. В окно микроавтобуса лицезреешь просторы нашей Донетчины, в салоне — получаешь срез того, чем на самом деле живут обычные люди. И понимаешь: чем ближе населенный пункт к линии фронта — тем “страннее и страннее” их разговоры, тем они “дальше и дальше” от нас. А мы — от них...

Выдачу билета в кассе автовокзала Славянска кассир сопровождает фразой: “Вам повезло, отличный автобус”.

Вероятно, этот текст она озвучивала нескольким покупателям. Потому что, когда на платформу подъехал “Мерседес”, которого от “Газели” отличал лишь полупацифик спереди, 4 человека (в том числе и я) продолжали стоять в ожидании “отличного автобуса”.

Но только перед отправлением “наивные” поняли — вот он… наш… отличный. Его конечная — Бердянск. Пассажиры с чемоданами, пляжными зонтами, детьми…

“Занимаем места, кому где нравится! Отправляемся!”, — призвал водитель, и мы отчалили.

Через 25 минут — Краматорск. Первые скандалы. Люди за несколько недель покупали билеты на конкретные места, а водитель своим “занимаем, кому где нравится” внес чехарду в процесс. Водитель не отступал: “Я здесь главный, садитесь на свободные!”. Скандал принял патриотический оборот.

— Мы платим почти по 400 гривен, плюс по 22 гривны за предварительную покупку. Почему мы не можем сесть на места, указанные в билетах?

— Потому что!

— Мы — в Украине, а не где-то Там. У нас есть права. Они прописаны в наших билетах…

— Пошли вы…

— Не пойдем. Мы настаиваем. Зовите полицию и администрацию вокзала!

Пришел администратор. Он тоже искренне не понимал, чего люди требуют и почему вообще они требуют. “Женщина, ну, автобус же едет — вот и езжайте. При чем тут места?”

— Мама, ну давай бросим этот автобус, сдадим билеты. Поедем на частнике.

— Нет, доча. Это принцип. Мы не Там. Мы — в Украине.

— Я с ней не поеду, она мне до Бердянска мозги вые… . Верните ей деньги за билет.

— Почему я должна брать деньги? Я за две недели купила билет с просьбой конкретных мест, потому что мы едем с дочерью и маленьким внуком. Я не собираюсь до Бердянска тарахтеть на заднем сиденье. Я молчу, что нам подали развалюху. Я прошу только одного — посадите нас на места, которые указаны в билетах.

Вся эта свара сопровождалась криками женщин, которые сидели на их местах. “Ишь, какая… Все умными стали…”, “Кто первый встал, того и…”.

— Женщины, а в чем она не права? Вот я сижу на своем месте. Почему и вы не можете сесть на свои?, — попыталась вставить я свои “пять копеек”.

— Сидишь, и заткнись, — хором ответили мне обе стороны конфликта, которые, казалось, ловили кайф от самого процесса.

Но женщина, на удивление, добилась своего. И со словами — “Привыкайте, теперь так всегда будет в новой Украине”, сдвинула с мест иных горланящих.

Первое время все, уставшие от скандала, ехали в тишине. Даже “Шансон” не играл у водителя. На всех последующих автовокзалах при заикании водителя “проходите на свободные…” “правильная женщина” комментировала — “не на свободные, а согласно местам в билетах. Давайте учиться жить по правилам. Мы начинаем с себя”.

Водитель сдался, и до Курахово “жил по правилам”. В салоне всем заправляла “правильная женщина”. И реально казалось, что все пассажиры — истинные патриоты: говорили либо на нейтральные темы, либо вторили “правильной”. На самом же деле водитель знал — скоро Курахово…

На рынок в Курахово съезжаются жители всех небольших сел округи. Обратно с торбами едут на проходных автобусах. Судя по их словам, маршрутного транспорта по селам практически нет, добираются, в основном, на перекладных и проходящих автобусах.

Зашедшие в Курахово пассажирки существенно отличались от нас — славянских, краматорских, покровских и тем более от “правильной женщины”. Наш микроавтобус не рассчитан на стоячие места. А они и не стояли, они забивались в салон “полунаклоном”. И даже, когда мужчины предлагали им места — они отказывались садиться: “ну, здрасьте, вы по 400 гривен платите, а мы по 20, куда ж садиться?” (видно, уже были возмущения по поводу “полустоячих” в салонах не предназначенных для этого рейсов).

Каждые 10-15 минут — новое село. Одни “полустоячие” выходили, другие — заходили. Все они друг с другом здоровались, обсуждали местные проблемы, к которым мы, городские, лишь с ужасом прислушивались… Городские “гробово” молчали… Говорили лишь они…

— А ты давно стояла на автобус?

— Ну, полчаса не могла втиснутся.

— А к вам так и не пустили автобус, обещали же?

— Обещали. Мы проголосовали. Но всего же неделя, как выборы прошли…

— А что, веришь?

— Нет, не верю. Зато поговорить есть о чем.

Часть вышла. Часть осталась. Часть зашла.

— О, здравствуйте! Как там Леночка? Поступает?

— Да.

— Как и хотели?

— Да, в Донецк. В медуниверситет.

— Но у нее же замечательные баллы по ВНО, почему не в Харьков?

— Мы Харьков не вытянем, жизнь дорогая. Да и далеко это. В “ДНР” проще, и наших детей там на руках носят. Из Украины же! Там все наши учатся, они вместе ездят туда-сюда, мне спокойнее.

— Да, вон Мишка с соседней улицы уже ДПИ будет заканчивать. Российский диплом поедет получать.

Живя в центральных городах, за сотню (сотни) километров от линии разграничения, кажется — да на кого рассчитан весь этот “республиканский” блеф? Кто клюнет на эту некую “гуманитарную программу по воссоединению народа Донбасса”?

По работе регулярно мониторю “республиканские” газеты. В одном из последних выпусков читаю: оказывается, с 2017 года в “ДНР” в рамках все той же “гумпрограммы по воссоединению” при поступлении в их вузы не нужно сдавать обязательный экзамен по русскому языку — его заменяют баллы по украинскому языку в рамках ВНО. Они все больше и больше упрощают, заманивают…

Также в поездке из разговоров между “входящими-выходящими” можно было узнать, что зубы лечат тоже в “ДНР” (“ой, там намного дешевле”), операции и обследования — туда же. И пенсии многие получают двойные. “А чего не брать, коль дают?”.

При этом в разговорах украинских селян чувствуется некоторое высокомерие по отношению к “тамошним” жителям. Приезжая в “ДНР”, они становятся “центровыми” — им и то бесплатно, и тут им еще доплатят. Таким положением вещей постоянно возмущаются “республиканцы” — почему жить здесь вынуждены мы, а благами пользуются они, почему для нас все платно, а для них — в рамках “гумпомощи”…

Существование вблизи линии разграничения — это уже как жизнь при любой границе. Как Волынь и Львовщина свободно туда-сюда перемещаются в Польшу, увы, так и прифронтовая Донетчина туда-сюда сообщается с “ДНР”.

Чем ближе к линии разграничения, тем люди проще говорят о “республике” (не все, конечно, но многие). Для них это некая единая территория, просто разделенная блокпостами. Но блокпосты — это их реальность и в мирных населенных пунктах. О политике они рассуждают штампами российского телевидения, которое до сих пор добивает до украинских сел. Для них Порошенко — однозначный враг, Зеленский — “нужно еще посмотреть”, но “он все равно продался америкосам”, “и не говори, Нин”. В происходящем в “ДНР” они разбираются больше, чем в ситуации в Украине — влияние “республиканского” ТВ, сигнал которого также здесь принимается, плюс информация от родных и детей, пересекающих еженедельно “границу”.

На всеукраинском уровне популярна тема — “освобождение умов жителей оккупированного Донбасса”. Созываются пресс-конференции, разрабатываются госпрограммы… И пока мы рассуждаем, как будем “освобождать после освобождения”, тем временем мы теряем “умы” на нашей, свободной территории… Не секрет, что на подконтрольной Донетчине до сих пор сильны пророссийские взгляды. Но вряд ли в маршрутке Славянска или Краматорска так свободно будут рассуждать о поступлении ребенка в вуз “ДНР”.

“Доця, как ты была права. Нужно было плюнуть и ехать частником. Если они такое будут трындеть и дальше, я этого не вытерплю”, — посетовала “правильная женщина”, выходя из салона в Волновахе “размять ноги”.

Лариса ЛИСНЯК