Кто отвечает за войну. Философ Майкл Уолцер — о справедливой войне и ответственности

 Майкл Уолцер — политический философ, почетный профессор престижного Института перспективных исследований, до этого работавший в Принстонском и Гарвардском университетах. Опубликованная в 1977 году, вскоре после окончания войны во Вьетнаме, работа Уолцера “Справедливые и несправедливые войны: нравственный аргумент с историческими иллюстрациями”, актуализировала теорию справедливой войны, которая до этого пребывала на интеллектуальных задворках. Сейчас это одна из главных концепций западной философии.

 

Теоретики справедливой войны (bellum justum) ищут принципы, благодаря которым сила будет применяться все реже, а войны станут более гуманными. Уолцер реактуализировал теорию bellum justum, которая противостоит концепции политического реализма, с учетом чрезвычайных обстоятельств: необходимости гуманитарной интервенции и сдерживания опасных режимов. На основе опыта этнических чисток на Балканах и в Юго-Восточной Азии Уолцер обосновывает необходимость решительной интервенции. Подробнее про то, как менялась концепция справедливой войны в работах Уолцера, можно прочитать здесь.

Значение нравственности возрастает по мере роста масштабов освещения войны в средствах массовой информации, писал Уолцер в 1970-е, потому что для успеха в войне необходима также широкая поддержка гражданского населения. Война в Украине, преступления в которой в значительной степени задокументированы, предоставляет обширный материал для теоретиков bellum justum.

Другая известная работа Уолцера посвящена обязанности граждан сопротивляться несправедливым законам. Она была опубликована в 1967 году в разгар движений, направленных против войны, а также в поддержку гражданских прав.

Редактор The Bell Вячеслав Дворников поговорил с Уолцером о том, как его теорию можно применить к войне между Россией и Украиной, какую ответственность несут правители и граждане воющей страны и чем должна заканчиваться любая война.

Какую войну можно считать справедливой

— Мировое сообщество осудило вторжение России в Украину. Вы, к примеру, не поддерживали вторжение США в Ираке, но говорили, что западное сообщество должно было вмешаться во время геноцида в Руанде. Какие войны и интервенции мы считаем справедливыми, а какие нет?

— Я начну с такого примера: если кто-то на меня нападает на улице, то это нападение несправедливо, но если я защищаюсь, то моя защита оправдана.

В международной политике пересечение вооруженными силами государственной границы [с некоторыми исключениями] — это неоправданная агрессия. Классические примеры — вторжение Германии в Польшу, вторжение Италии в Эфиопию [в 1936 году], нападение Советского Союза на Финляндию. Для поляков, эфиопов и финнов — это справедливая война, потому что они защищаются. И любая страна, которая приходит им на помощь, поступает справедливо. Еще одно классическое обоснование [справедливой] отправки ваших вооруженных сил через границу — происходящая внутри страны резня, как это было в Руанде.

— Вы также писали, что есть еще одно важное исключение — необходимость борьбы с нацистским режимом. Именно этот аргумент используют российские власти, пытаясь убедить аудиторию внутри России и за ее пределами в том, что Россия борется с фашизмом. Что вы думаете по поводу этого?

— В нацистской Германии происходили систематический геноцид евреев и цыган, преследования коммунистов и социалистов, и в таких обстоятельствах вторжение может быть оправдано. Ничего подобного в Украине не было. Так что на практике этот аргумент не имеет смысла, если информация ложна.

Я не думаю, что вторжение в страны с фашистским, авторитарным или тоталитарным режимами всегда оправдано. Я выступал против американского вторжения в Ирак в 2003 году, хотя правительство Саддама Хусейна было жестоким и авторитарным. В отличие от вторжения России в Украину, американское вторжение, как и последующая оккупация, фактически не встретили сопротивления: его приветствовали шииты и курды, составлявшие 80% населения Ирака. Если бы продолжалось массовое убийство курдов, то вторжение, чтобы остановить резню, было бы оправдано. Но в 2003 году ничего подобного не происходило.

— Еще один аргумент российских властей — необходимость превентивных действий для “защиты” русскоязычного населения Донбасса. В каком случае превентивные удары могут иметь место?

— Необходимость упреждающих действий — сложный вопрос. Предположим, что поляки знали о нападении Германии: у них была точная, надежная информация из [достоверных источников] о том, что нападение будет завтра. В таком случае превентивный упреждающий удар в разумных пределах был бы оправданным.

Но необходимо различать упреждение и предотвращение. Упреждение — это ответ на атаку, которая, как вы знаете, неизбежна и действительно приближается. Предотвращение — это попытка остановить или избежать войны, и на этом можно спекулировать. К примеру, вы чувствуете, что окажетесь в невыгодном положении через 10 лет, если не нанесете удар сейчас. Но за следующие 10 лет так много всего может произойти, что применение силы сейчас не может быть оправдано — вы должны начать переговоры. И переговоры должны не предшествовать войне, а заменять ее.

— Политические реалисты, вроде Генри Киссинджера, объясняют эту войну через сферы влияния крупных держав. Некоторые западные интеллектуалы даже говорят о том, что НАТО “спровоцировала” Россию, что Россия вынуждена была отвечать на расширение альянса на Восток. Путин, опять же, много раз повторял, что у России не было выбора — что если бы не напала она, напали бы на нее. Что вы думаете об этом?

— Позиция реалистов заключается в том, что державам нужно позволять иметь сферу влияния: для США сфера влияния — Карибский бассейн, Центральная Америка, а Россия имеет право на сферу влияния в Восточной Европе. В Америке и в Западной Европе этот аргумент исходит из двух разных источников — от “реалистов” правого толка и крайне левых, которые считают, что Америка несет ответственность за все, что идет не так в мире.

Расширение НАТО — интересная история, но важна предыстория. Соглашение Сталина, Рузвельта и Черчилля в 1945 году было заключено с позиции реализма, они посмотрели на карту Европы и поделили ее [на сферы влияния]. Советский Союз получил свою сферу влияния в Восточной Европе и установил там авторитарные режимы с правительствами-сателлитами. Возможно, в самом начале из-за Второй мировой войны они имели какую-то народную поддержку, но затем быстро ее потеряли, что спровоцировало восстания в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968-м. Распад СССР стал концом этой договоренности.

НАТО была создана во время холодной войны, и расширение организации на Восток шло непросто, потому что в Госдепартаменте США, в каждом министерстве иностранных дел в Европе противились расширению НАТО. Дипломаты были в основном политическими реалистами. Но это не Запад агрессивно двигался к Советскому Союзу, это страны Восточной Европы тянулись к НАТО, потому что они хотели защиты от возможного реванша России. И политики на Западе ответили на этот запрос, не считаясь с собственными дипломатами, так что расширение НАТО было определено народом, в некотором смысле демократически.

— Какие принципы справедливой войны сейчас нарушаются непосредственно в ходе ведения боевых действий?

— Основным правилом ведения войны является неприкосновенность некомбатантов: гражданского населения и военнопленных. Военнопленные не являются комбатантами, и с ними следует обращаться в соответствии с правилами, установленными международным правом. Я подозреваю, что нарушения этого были с обеих сторон в украинско-российской войне.

Также война должна вестись таким образом, чтобы свести к минимуму жертвы среди мирных жителей. Этот принцип часто нарушался во время Второй мировой войны, в том числе англичанами, американцами, а также нацистами. Бомбардировка Дрездена, применение атомного оружия против Хиросимы и Нагасаки — на мой взгляд, военные преступления. Бомбардировка украинских городов с большого расстояния без каких-либо усилий для наведения именно на военные объекты — это нарушение международного права и теории справедливой войны.

Внутри армий США и Израиля, которые [в последние годы] вели одни и те же асимметричные войны в Афганистане и Газе, ведется дискуссия: на какой дополнительный риск должны быть готовы пойти военные, чтобы свести к минимуму риски для гражданских лиц в зоне боевых действий. Вероятно, такой спор постоянно ведется в каждой армии: есть офицеры, которые считают, что рисков и так хватает, и не нужно брать дополнительные.

Думаю, я должен привести пример. Допустим, с крыши многоквартирного дома в афганском городке стреляют по американским войскам. Кто находится в здании [есть ли среди них мирные граждане], неизвестно. Один американский полковник сказал мне, что раньше войска бы просто отступили и вызвали огонь артиллерии. Но затем были изданы новые правила ведения боевых действий для Афганистана генералом [Стэнли] Маккристалом. Он понимал, что мы убивали слишком много мирных жителей и проигрывали битву за сердца и умы. В документе говорилось, что [в такой ситуации] вы должны отправить солдат в здание, чтобы посмотреть, есть ли там гражданские лица, — нельзя просто вызвать артиллерию.

Я тоже являюсь сторонником позиции, что дополнительные риски нужно брать. Из отчетов о войне [между Россией и Украиной] я сделал вывод, что российские войска не идут на какой-либо риск, чтобы минимизировать гибель мирных жителей.

— Недавно вышедший доклад Amnesty International указывал на то, что ВСУ размещали свои позиции в жилых районах. Украинские власти и военные эксперты обвинили Amnesty International в том, что они исключают контекст: Россия — нападает, Украина — защищается. Является ли это оправданием или все же война накладывает на обе стороны ответственность за мирное население?

— Вооруженные силы обязаны попытаться установить некоторую дистанцию ​​между собой и гражданским населением. В случае осады города это, очевидно, невозможно. Осада запирает в городе солдат и мирных жителей, как это было в блокадном Ленинграде во Вторую мировую войну. Гражданские должны быть эвакуированы из города, если его обороняют военные, а осаждающая армия должна разрешить выход мирных жителей. Немецкие офицеры, наложившие блокаду, предстали перед судом в Нюрнберге, их обвинили в стрельбе по мирным жителям, пытавшимся покинуть город.

Но солдаты в городе могут захотеть, чтобы гражданские остались, потому что они могут быть защитой. Осаждающая армия может запереть мирных жителей, чтобы они израсходовали запасы продовольствия, что сделает осаду короче. Вообще солдаты не должны стрелять из своего оружия из гражданского укрытия. И если украинцы действительно используют гражданское укрытие, то это неправильно.

— Украинская оборона строится на городах, населенных пунктах. Украинцы прикладывают максимальные усилия для эвакуации, но не все готовы уезжать. Что ВСУ стоит делать в этой ситуации? Если бы они оставляли все населенные пункты, российская армия, вероятно, уже была бы в Киеве.

— Если были предприняты серьезные усилия по эвакуации тех гражданских лиц, которые хотели или могли уйти, то убийство тех мирных жителей, которые решили остаться, например, из-за того, что они больны или стары, — это не ответственность Украины. [В их гибели] виноваты россияне.

Во Вьетнаме США объявляли зоны из нескольких деревень, где огонь мог вестись свободно [по любым целям]. До этого они сбрасывали листовки о том, что мирным жителям нужно уйти. Но это было явно неправильно: есть люди, которые не могут уйти. Есть люди, которые больны или стары или ухаживают за старыми родственниками или больными людьми. Некоторые просто боятся, что их дома будут разграблены, поэтому они остаются. В таком случае солдаты Вьетконга, воюющие из этих деревень, не несут ответственности за гибель мирных жителей по вине американцев.

— Мы сейчас не понимаем, когда и чем закончится этот конфликт. Украина стремится к территориальной целостности, Россия продолжает занимать ее территории и уходить явно не собирается. Будет ли оправдана попытка Украины военным образом вернуть потерянные на первом этапе войны территории с учетом того, что это может привести к гибели мирных жителей? Кроме того, удары уже производятся по территории Крыма.

— Контрнаступление на юге, подобное тому, о котором сейчас много говорят, направленное на город Херсон, было бы оправданным. Имеет смысл больше говорить о том, что нужно делать, когда мирные жители находятся в опасности. Нападения на военные объекты в Крыму мне тоже кажутся оправданными, так как я предполагаю, что авиабаза использовалась для военных действий.

— А что насчет полномасштабной атаки на Крым — она была бы оправданной или Украине при возвращении к границам 24 февраля необходимо сначала приложить дипломатические усилия, чтобы вернуть Крым, например, с международной помощью, задействованием санкций против России и т. д.?

— Этому может быть какое-то внутреннее оправдание, но это было бы радикально неосмотрительно. Я думаю, что есть обязанность быть благоразумным. И не обострять конфликт, если в этом нет необходимости.

Общий принцип: вы должны свести к минимуму военные действия. Если бы было предложено прекращение огня на основе линий [до 24] февраля, то думаю, что было бы морально правильно сделать все возможное, чтобы поддержать прекращения огня и преследовать цели [по возвращению территорий] дипломатическими, экономическими или иными, невоенными средствами.

— Уже несколько европейских государств признали действия Россия терроризмом, Украина прямо говорит о геноциде, особенно после событий в Буче, где было найдено большое число тел мирных жителей после того, как российская армия оставила свои позиции. Каким критериям должна соответствовать ситуация и ее участники для таких серьезных обвинений и думаете ли вы, что действия российской армии под них попадают?

— Я не видел никаких признаков политики геноцида [в Украине]. Мы должны быть осторожны, говоря о геноциде. Убийство, даже крупномасштабное, это не то же самое, что геноцид. Геноцид — это систематическое уничтожение людей: был турецкий геноцид армян, был нацистский геноцид евреев и цыган. Но это не то, что русские делают в Украине.

Терроризм — это другая история. Бомбардировки городов без попытки нацелиться на военные объекты можно назвать терроризмом, потому что их цель состоит в том, чтобы запугать гражданское население и таким образом оказать давление на правительство со стороны этих перепуганных гражданских лиц. Бомбардировки британских городов нацистами в начале войны также были терактами. Они не были нацелены на военные цели, они были направлены буквально на то, чтобы запугать мирное население. И некоторые британские бомбардировки немецких городов имели ту же цель. Я думаю, что действия России попадают под определение терроризма.

— Если речь идет о терроризме, значит ли это, что мировое сообщество должно вмешаться, расширив свое участие за пределы поставки вооружений?

— Здесь мы должны поговорить о морали благоразумия. Допустим, если Венгрия нападет на Словакию, думаю, я бы предпочел, чтобы НАТО, ЕС или ООН вмешались. Но, когда вы имеете дело с ядерными державами, вы должны думать по-другому, вы должны быть очень-очень осторожны. Прямо сейчас я бы не одобрил военное вмешательство со стороны НАТО или Европы.

Но я думаю, что совершенно оправданно, чтобы люди присоединялись к боевым действиям поодиночке. Интернациональная бригада в гражданской войне в Испании — это было оправданное вмешательство. В истории было много интернациональных бригад. Я несколько разочарован тем, что в основном воевать в Украину едут в первую очередь ультраправые, а не левые. И я, безусловно, поддерживаю масштабную военную и гуманитарно-финансовую помощь Украине.

— Что вы имеете в виду, говоря, что Украина получает больше поддержки от правых, чем от левых?

— Из того, что читал, я сделал вывод, что большинство людей, вступающих в иностранный легион в Украине, или как он там называется (Интернациональный легион территориальной обороны Украины. — The Bell), являются либо националистами, которые в США проголосовали бы за ультраправых, либо людьми, привлеченными старой враждебностью к России из-за коммунистического прошлого Советского Союза. Но, как я уже сказал, я считаю, что каждый, кто хочет помочь украинцам, имеет право помогать им.

Как разграничить вину и ответственность?

— Подразумевает ли теория справедливых войн их “правильное” окончание — должен ли быть суд над теми, кто начал агрессию? И каким должно быть развитие событие в случае с вторжением в Украину?

— Я думаю, что после войны должны быть суды над военными преступниками: я писал работы в защиту Нюрнбергского процесса. Я думаю, что суды над военными преступниками из бывшей Югославии в Гааге были юридически и морально оправданными судебными процессами.

Но российские политические и военные командиры могли предстать перед судом только в случае полного поражения России или свержения Путина изнутри. Эти обстоятельства, которые позволили бы провести суд, сейчас выглядят маловероятными. Но, даже если вы не сможете отдать под суд “крупных шишек”, юридически может быть оправдано предать суду отдельных российских солдат за конкретные убийства мирных жителей.

В общем случае солдаты не несут ответственности за войну, которую они ведут, — они несут ответственность только за свои действия на войне. Солдаты могут отказаться участвовать в войне, и это героизм, но с моральной точки зрения это не требуется. Я думал, что молодые американцы, бежавшие в Канаду, чтобы избежать призыва и не участвовать в войне во Вьетнаме, поступили справедливо. Потому что война была несправедливой, и отказываться стрелять по мирным жителям — это справедливо. Но еще раз: простые солдаты не несут ответственности за саму войну. Это ответственность политического и военного руководства страны.

— В Украине сейчас действует всеобщая мобилизация. Это оправдано в условиях, когда на страну нападает враг и она сталкивается с экзистенциальным риском?

— Я думаю, что в истории бывают случаи, когда стране угрожает вторжение, которое может быть разрушительным для суверенитета страны, независимости и жизни многих ее жителей, — и тогда когда всеобщий призыв на военную службу оправдан. В случае Украины он оправдан.

Я думаю, гораздо легче оправдать всеобщую воинскую повинность, если это решение принимается демократически избранным правительством. Мне было бы труднее оправдать массовый призыв в случае авторитарного правительства, и все же я думаю, что нацистское вторжение было оправданным поводом для всеобщего призыва в СССР.

— На Нюрнбергском трибунале круг обвиняемых был достаточно широкий — там были и те, кто отвечал за экономику Третьего рейха. В России идет дискуссия о том, как в случае несогласия с войной должны были бы повести себя технократы — высокопоставленные чиновники, которые отвечают за экономику, финансовую систему. В случае с представителями экономических властей, которые сейчас делают все, чтобы смягчить удар западных санкций по россиянам, появляется моральная дилемма, ведь их решения влияют на жизнь простых людей, например, пенсионеров. Какова их мера ответственности?

— Кто работает над тем, чтобы у солдат было денежное довольствие, за войну не отвечает [с юридической точки зрения]. Но они несут моральную ответственность, даже если нет никаких юридических обоснований [для их преследования]. Есть большая история отставок от службы государствам, которые творили плохие дела, в основном со стороны чиновников более низкого уровня, которые не хотят быть частью государства. Такая позиция заслуживает уважения. Я бы хотел, чтобы во время войны во Вьетнаме было больше отставок американских чиновников. Но я бы не стал обвинять людей, которые не уходят в отставку, в военных преступлениях.

Юридическую ответственность несут чиновники высокого ранга, которые помогали Путину разрабатывать проект войны, а не просто выполняют приказы. При авторитарном режиме может быть труднее определить ответственность, но даже в таком государстве решения в какой-то степени принимаются совместно — если у диктатора нет сообщников, то ничего не работает.

— Многие россияне, не согласные с войной, не могут уехать из страны (а значит, продолжают платить налоги) и не протестуют против нее открыто, потому что сейчас это действительно чревато тюрьмой. Много споров ведется по поводу, что россияне не смогли остановить войну, по поводу уехавших и оставшихся после войны россиян и кто из них поступил лучше. Есть ли у философии какие-то ответы на эти вопросы?

— Тут возникает и другой вопрос: верно ли, что в демократической стране ответственность переходит на граждан — например, голосовавших за власть, которая вела войну во Вьетнаме. Чем демократичнее режим, тем больше ответственности? Я думаю, что это не так работает.

Я считал правильным выступать против войны во Вьетнаме, но я не думаю, что американцы, которые не выступали против нее, несут за нее ответственность. “Любой гражданин страны, которая сражается несправедливо, [несет ответственность], потому что он должен выступать против войны” — это сродни заявлению террористических организаций. Мне не нравится распыление ответственности. Я думаю, что с моральной и юридической точки зрения важно как можно больше сфокусировать ответственность.

В моральной философии есть понятие обязанности сверх должного: добрые дела, которые выходят за рамки того, что вы должны делать с моральной точки зрения. И я думаю, что в автократическом режиме вы не можете требовать от простых граждан, чтобы они делали то, что подвергает риску их самих или их семьи. Если кто-то это делает, вы отдаете ему должное, вы пытаетесь помочь ему, если можете, но это не его обязанность. Также и с отъездом: у людей есть семьи. Я был бы счастлив помочь тем, кто уезжает, построить новую жизнь на новом месте, но нельзя требовать от людей уезжать.

— Сейчас некоторые европейские государства, в частности страны Балтии, достаточно прямолинейно говорят, что ответственность за действия России несут и обычные россияне, призывая отказать им в выдаче шенгенских виз. Экономические санкции против России теперь затрагивают не только руководство, которое принимало решения о начале войны, но и всех людей. Насколько это справедливо? Можно ли вообще говорить об ответственности, коллективной вине и коллективном наказании?

Санкции против банков и уход американских компаний, конечно, влияют на обычных людей. Я был против исключения российских теннисистов из Уимблдона или какого-то теннисного турнира. Я бы не хотел, чтобы американцев исключали из международных соревнований или конференций во время войны во Вьетнаме. Я бы приветствовал приезд россиян в США на конференции по политической теории, чтобы мы могли поговорить с ними о войне, поспорить с ними. Я не думаю, что правильно пытаться добраться до правительства через невинных граждан.

— Премьер Эстонии говорила про то, что посещение Европы — это привилегия, а не право. Как вы думаете, этот аргумент имеет смысл?

— Хм, возможно, этот аргумент меня переубедил. Я думаю, что это хороший аргумент. Участвовать в международных турнирах — это право, которое профессиональный теннисист зарабатывает, а не привилегия. Возможно, это отличается от поездки в отпуск.

— Еще один аргумент в этой дискуссии насчет виз заключается в том, что это единственный способ, чтобы заставить россиян оказать некоторое внутреннее давление на режим в России.

— Я думаю, что это оправданная форма общего давления на режим.

Вячеслав ДВОРНИКОВ