Кризис недоинвестированности

Опубликованные вчера Росстатом предварительные данные по промышленному производству в мае демонстрируют ускорение спада: если в I квартале 2015 г. индекс промышленного производства составил 99,6% к I кварталу 2014 г., то в апреле — уже 95,5% к прошлому апрелю, а в мае — 94,5%. При этом спад в обрабатывающих производствах в годовом выражении достиг в мае 8,3%.

Российская экономика продолжает удивлять экспертов, политиков и граждан. Когда в 2012—2013 гг. цены на нефть достигли своих исторических максимумов в годовом выражении, экономика переживала усиливающийся отток капитала, падение инвестиционной активности и быстрое замедление экономического роста. В начале 2014 г. (еще до Крыма) замедление фактически перешло в стагнацию, а динамика инвестиций ушла в отрицательную зону. Двукратное падение цен на нефть в конце 2014 г. и обвальная девальвация, казалось, должны были привести к полномасштабному экономическому кризису. Однако его не случилось.

В сравнении с ожиданиями, которые волей-неволей были ориентированы на опыт кризиса 2009 г., динамика промышленности и ВВП в I квартале 2015 г. вселили оптимизм и в население, и в правительственных чиновников. И те и другие ожидают V-образного кризиса и увидели в результатах I квартала нижнюю точку, после которой дела должны пойти только лучше. В опросах общественного мнения хорошо видно, что оценки текущего материального положения и экономические ожидания пережили согласованное обвальное падение в декабре — феврале. Но в весенние месяцы, в то время как оценки личного материального положения остались еще вблизи достигнутых минимумов, экономические ожидания резко ушли вверх: респонденты уверены, что худшее позади и следующие 12 месяцев будут гораздо лучше предыдущих.

Однако именно в тот момент, когда оптимизм чиновников и населения достиг апогея, индекс промышленности и индекс выпуска по базовым видам экономической деятельности впервые показали резкое, вполне кризисное снижение в годовом выражении. Индекс выпуска по базовым видам экономической деятельности, наиболее близко предсказывающий динамику ВВП (он охватывает виды деятельности, в которых производится около 55% добавленной стоимости в российской экономике), показал в апреле снижение на 4,8% против 2,3% по итогам I квартала.

Почему экономика не рухнула

Ожидания относительно развития кризиса в начале 2015 г. находились под сильным влиянием опыта 2009 г., однако в реальности предпосылки и условия нынешнего кризиса были совершенно другими. Во-первых, в 2008 г. экономика находилась в состоянии перегрева. Буквально в течение двух-трех кварталов некоторые отрасли переходили от интенсивного роста к обвальному спаду. Сейчас ровно наоборот: некоторые отрасли находятся в падении уже второй год подряд. Так, например, снижение в строительстве составило в I квартале 4,7% к I кварталу 2014 г., однако если сравнить с максимумом I квартала 2013 г., то объем строительства в I квартале 2015 г. составил к нему 89%. Во-вторых, в 2009 г. падение цен на нефть стало частью общемирового кризиса и связанного с ним обвала цен и спроса на сырьевые товары. В результате российский экспорт рухнул не только в своей нефтегазовой части, но и в прочих секторах (металлы, сельхозпродукция, химическая промышленность); в итоге сокращение экспорта в I квартале 2009 г. составило 47%, а в 2015 г. — только 28%. Наконец, в третьих, в 2008—2009 гг. российские власти сдержали падение рубля массированными интервенциями, в то время как в конце 2014 г. рубль пережил шоковую девальвацию.

Два последних фактора в связке, как представляется, и сыграли ключевую роль в достаточно мягком прохождении первой фазы нынешнего кризиса промышленным сектором. Девальвация, вне всякого сомнения, оказала благотворное влияние на промышленность, как на то уже не раз указывалось, однако она вовсе не запустила процессы импортозамещения, как это принято считать.

При более детальном взгляде на динамику промышленности в I квартале можно заметить, что отрасли, ориентированные преимущественно на внутренний потребительский спрос (одежда, обувь, бытовые и электроприборы, электроника, автомобильная промышленность), демонстрировали серьезный спад (80—95% к уровню первых месяцев 2014 г.), в то время как сырьевые отрасли обрабатывающей промышленности (производство нефтепродуктов, химическое производство, металлургия, деревообработка) демонстрировали в начале 2015 г. рост в годовом выражении.

При этом российский экспорт в первые месяцы 2015 г. хотя и упал в стоимостном выражении (в силу снижения цен на нефть), но сократился вовсе не так сильно, как можно было ожидать. Это произошло, в частности, потому, что физические объемы экспорта росли. Нефтепереработка, черная и цветная металлургия, продовольственный сектор, производство удобрений, деревообработка наращивали физические объемы экспортных поставок, даже несмотря на серьезное падение мировых цен в некоторых из этих отраслей (нефть, черные металлы). Это и понятно: в условиях девальвации и связанного с ней резкого сокращения внутренних издержек в долларовом выражении рентабельность экспорта либо сохранилась (там, где цены упали), либо резко выросла, если снижения цен не было или оно было незначительным.

Таким образом, девальвация помогла промышленности, однако преимущественно той ее части, которая ориентирована на внешний спрос. И у этого обстоятельства есть довольно простое объяснение.

Кризис-2015: крен на другой борт

Стандартные последствия девальвации для экономики состоят в том, что, с одной стороны, она ведет к сокращению внутренних издержек в долларовом выражении и, соответственно, росту конкурентоспособности отечественного производства, а с другой — к росту внутренних цен за счет эффекта переноса курса в цены и, таким образом, к сокращению покупательной способности и в итоге — внутреннего потребления. Таким образом, девальвация, с одной стороны, поддержала российскую промышленность, а с другой — спровоцировала сокращение внутреннего рынка.

Сравнивая показатели основных составляющих упомянутого выше индекса выпуска по базовым видам экономической деятельность в первых кварталах 2009 и 2014 гг., можно заметить, что, в то время как промышленность в 2015 г. выглядит гораздо лучше, чем в 2009 г., темпы сокращения внутреннего потребления (отразившиеся в падении объемов розничной торговли), напротив, в 2015 г. существенно опережают показатели 2009 г. В результате глубокой девальвации внутренний розничный рынок уже в I квартале 2015 г. сжался на 8%.

При этом, по разным оценкам, импорт (включая промежуточный импорт) составлял от 35 до 40% российского розничного рынка. В I квартале 2015 г. импорт сократился на 37%, причем темпы сокращения инвестиционного импорта были выше, т. е. в потребительском сегменте сокращение должно было составить 30—35%. Отсюда видно, что доля выпавших импортных товаров должна была составить приблизительно 9—14% внутреннего розничного рынка. Учитывая, что объем розничной торговли в I квартале сократился на 8%, становится ясно, что дополнительный спрос, связанный с выпадением импорта, исчислялся не более чем несколькими процентами, в то время как основная часть сокращения импорта была компенсирована сокращением потребления.

В итоге позитивного импульса девальвации не хватило на запуск импортозамещения в условиях сокращающегося внутреннего спроса и высоких цен на инвестиционные ресурсы. Фактически импортозамещение ограничилось кругом весьма узких секторов (некоторые товарные группы пищевой промышленности, производство труб, фармацевтика), в которых преимущества девальвации были подкреплены дополнительными, прежде всего административными факторами: продовольственными контрсанкциями, сокращением торговли с Украиной и проч.

В весенние месяцы в результате роста цен на нефть и макроэкономической стабилизации рубль начал укрепляться, отыгрывая преимущества девальвации. В то же время внутреннее потребление продолжало сокращаться. Так, в апреле сокращение розничной торговли достигло 10% к апрелю 2014 г. Иными словами, если в первые месяцы года фактор девальвации, поддержавший экспортоориентированный сектор, в большей мере компенсировал только начавшееся сокращение внутреннего рынка, то в марте — апреле фактор сокращения внутреннего спроса оказывал уже гораздо большее влияние на выпуск, в то время как влияние фактора сокращения издержек в экспортном секторе ослабевало. Резкое ухудшение показателей обрабатывающей промышленности в апреле в основном обеспечили два обстоятельства: прекращение роста в “импортозамещающей” пищевой промышленности и ускорение падения производства в “экспортоориентированной” металлургии. Тот факт, что в апреле 2015 г. продовольствия было произведено столько же, сколько в апреле 2014 г. — до девальвации и контрсанкций, — выглядит весьма красноречиво.

Надо, впрочем, отметить, что резкое ухудшение статистики промышленности в апреле (в годовом выражении) отчасти является статистическим артефактом: оно отражает эффект базы (I квартал 2014 г. был для промышленности очень плохим). Это, однако, не значит, что российская промышленность выглядит в реальности лучше, а значит лишь, что ухудшение в промышленности в последние месяцы было более монотонным, но за счет плохой динамики I квартала 2014 г. поначалу менее заметным.

Грозит ли экономике структурный кризис?

Вопреки ожиданиям, нынешний кризис вряд ли будет V-образным и II квартал 2015 г., как то уже видно, окажется для экономики в целом более плохим в смысле сокращения промышленности и ВВП. Темпы сокращения внутреннего рынка снизятся после замедления инфляции. Однако теперь на рынок будет давить усилившийся спад в промышленности, который не может уже не отразиться на фактической занятости, а следовательно — и на доходах. Таким образом, более вероятным выглядит сценарий депрессии.

Тот факт, что девальвация рубля на 60—80% не смогла пока запустить существенных в масштабах национальной экономики процессов импортозамещения, заслуживает самого пристального внимания. Фактически он демонстрирует масштаб структурных и политических проблем, под прессом которых находится экономика. Импортозамещение требует инвестиций, однако политическая неопределенность как внутри, так и вокруг России, западные санкции, ограничившие приток в страну внешних кредитов, широко использовавшихся для финансирования экономического роста в последние годы, как и высокие кредитные ставки, также отражающие уровень экономических рисков, формируют надежные барьеры для частных инвестиций.

Текущие проблемы экономики, вгоняющие ее в кризис, впрочем, связаны не только с нынешней политической напряженностью. Они отражают накопленные структурные дисбалансы, отразившиеся в высокой импортозависимости российской экономики.

В современной экономике разделение на отечественные товары и импорт становится все более условным. Все большее число товаров производится в рамках международных цепочек добавленной стоимости, т. е. отечественное производство добавляет стоимость к закупаемым по импорту комплектующим.

Что в такой ситуации подразумевается под импортозамещением? Импортозамещение означает способность отечественной промышленности увеличивать свою долю добавленной стоимости в производстве товара, способность замещать импортные компоненты конкурентными отечественными аналогами. И наоборот, высокая импортозависимость российской экономики является прямым результатом экономического роста в условиях высоких цен на нефть и плохого инвестиционного климата. В таких условиях оказывается более выгодным закупать все большую долю комплектующих по импорту, нежели инвестировать в производство этих компонентов на территории страны.

Иными словами, импортозависимость российской экономики является оборотной стороной ее недоинвестированности в прошлом периоде. В условиях резкого сокращения экспортных доходов такая ситуация провоцирует структурный кризис: стоимость производимых экономикой товаров оказывается для потребителей слишком высокой, а инвестиций для того, чтобы замещать их более дешевыми, не хватает. Ситуацию усугубляют дополнительные барьеры для инвестиций, ставшие следствием “украинского кризиса” российской политики.

Одним из наиболее вредных решений в такой ситуации могла бы оказаться политика нерыночного импортозамещения, т. е. попытка заместить частные инвестиции, необходимые для импортозамещения, государственными и квазигосударственными. Такая попытка практически неизбежно превратится в разбазаривание денег, т. е. создание неконкурентных производств, генерирующих издержки. Впрочем, в структуре государственных расходов федерального бюджета расходы на оборону, правоохранительную деятельность и государственный аппарат достигли уже таких масштабов, что денег на вредные экономические эксперименты скорее всего просто не хватит.

Последнее обстоятельство имеет отношение не только к политическим аномалиям ресурсного режима, но и к его структурным экономическим дисбалансам. Разрастающийся непроизводительный сектор экономики абсорбирует скрытую безработицу, и в ситуации сокращения внутреннего спроса и производства эта проблема лишь обострится. Поэтому правительство вынуждено будет поддерживать высокие непроизводительные расходы, обеспечивающие неэффективную занятость, усугубляя тем самым непривлекательность экономики для частных инвестиций.

Кирилл РОГОВ, старший научный сотрудник Института экономической политики им. Е. Т. Гайдара