Кремлевская птаха. Для чего российское ТВ пускает в эфиры рэпера-правдоруба.

Наши соцсети разразились одобрительными комментариями — мол, что-то начало доходить, правда прорывается и т.д. Позволю себе пойти против течения: здесь немного поводов для радости.

Во-первых, потому, что в тоталитарном обществе молодежь ничего не решает, она подлежит форматированию, и единственным сравнительно безопасным способом проявить субъектность для нее являются фрондерство и эскапизм. Вот только ни первое, ни второе погоды не делает: свингеры (название происходит от запретного танца, а не сексуальной практики) не разрушили Третий Рейх, а неформалы не развалили СССР. Оба эти движения оставались маргинальными до самого конца и довольно успешно использовались компетентными органами для надзора за недовольными и канализации их протестного потенциала в безопасное русло. Ведь перветиновая вечеринка под “Oh Johnny, Oh Johnny, Oh!” оркестра Оррина Такера где-то в Берлине 1941 года была так же страшна для режима, как и посиделки с косячком под “Whole Lotta Rosie” AC/DC где-то в Москве 1981-го. В нынешней же России, где от андерграунда осталась только насквозь коммерциализированная оболочка, а мятежные порывы тщательно дозируются, подобные тусовки не просто безопасны — они до последнего времени были полезны. Они не вне путинской системы, не антитеза ей. Напротив, они в нее встроены.

Нынешняя российская идеология — это чудовище Франкенштейна. Наряду с имперской ностальгией, реваншизмом, шовинизмом, кучей других -измов, культом смерти и букетом карго-культов значительное место в ней отводится социальному мазохизму и отстраненному повиновению. И это сильно понижает планку, по которой формируется имидж героического борца, что, в свою очередь, делает “бунтарей” скорее медийными персонами, капитализирующими на имидже, чем реальными лидерами. В этом смысле между популярными российскими рэперами и тем же Алексеем Навальным нет принципиальной разницы: их охотно слушают, верят и даже восхищаются — но не воспринимают слишком всерьез. И когда они оказываются за решеткой — речь идет больше о воспитании публики, чем о мести им. И это работает: “я вне политики” стало стандартной мантрой “маленького” (хотя точнее, наверное, инфантильного) человека, при том что политикой можно назвать что угодно.

Результат очевиден: это страна миллионов “никто”, атомизированных настолько, что представляют собой скорее кружки по интересам, чем единое общество. До сих пор это устраивало российские власти. Но теперь провал “СВО” стал секретом Полишинеля, а мотивация ширнармасс превращаться в пушечное мясо уверенно движется к уровню плинтуса на фоне полной неопределенности целей войны и критериев оценки поражения и победы. Следовательно, пассивность указанных масс становится все большей проблемой для Кремля. Особенно той их части, которая не имеет ни личного опыта ностальгии, ни особых причин быть благодарными власти, ни непосредственной финансовой зависимости от власти. Проще говоря — молодежи. Конечно же, сказанное Птахой не тайна для кремлевских политтехнологов. Но, похоже, ему позволяют это говорить с вполне конкретной целью. И это — второе. Здесь следует отметить, что прямыми эфиры на российском телевидении можно считать весьма условно. Даже на каналах, которые, как НТВ, принадлежат холдингу Газпром-медиа. Тем более после прекрасно срежиссированного эксцесса с Овсянниковой.

Третье: Птаха — персонаж, идеально подходящий для того, чтобы публично заявить о проблеме. Беженец от войны в Карабахе (мать — азербайджанка, отец — армянин), прекрасно реализовавшийся в России как певец, продюсер и актер (в частности, снимался в фильме “Брат-3”). Мочил “стукачей” из движения “Антидилер” (добровольные помощники наркополиции), за что был судим и отделался штрафом. Наезжал на Навального в песне об участниках мартовских протестов 2017 года. Тот, похоже, не без оснований, заявил, что Птаха отработал кремлевский заказ.

Наконец Птаха имеет приятелей в ОРДЛО, бывал там, а еще пару месяцев назад заявлял, что прятаться от мобилизации не будет, и вообще, мол, надо — значит, надо. Словом, товарищ, явно неплохо встроенный в систему и пользующийся доверием.

Но уже две недели его высказывания в эфирах идут против мейнстрима. Мобилизированных гонят на убой, за идею никто воевать не идет, молодежь не понимает, зачем СВО — и, очевидно, дальше будет больше. Похоже, Птахе выпала роль зачинщика батлов — но не рэперских, а патриотических. Здесь плюсом является и то, что он — “чурка нерусская”, но притом и “русскомирская”, и то, что рэп-культура в России — это маргинес с коммерческим расчетом. Так что, он одновременно качает и собственную популярность, и — методом опровержения — кремлевский нарратив “Вставай, страна огромная!”. В результате обе аудитории — и принимающие правду о кровавых деньгах, и с возмущением отвергающие “клевету” — будут сливаться в цинично-патриотическом экстазе. Звучит как план.

Алексей КАФТАН