В августе 2021 года в российских вооруженных силах было 168 батальонных тактических групп (БТГ). Это силы постоянной готовности, которые являлись наиболее подготовленными и оснащенными для боевых действий. Если учесть, что численность каждой БТГ составляла 800−1000 человек, то общая численность войск постоянной готовности у России накануне войны находилась в диапазоне 134,5−168 тысяч человек. При этом стоит напомнить, что с учетом других сил, помимо БТГ, а также пригодных к использованию на поле боя частей национальной гвардии, включая “кадыровцев”, и частей, набранных в ОРДЛО, общие силы вторжения изначально насчитывали 190 тысяч человек. В то же время дать оценку имевшихся тогда у России резервов пока затруднительно, но для вооруженных сил это вряд ли больше дополнительных 100 тысяч человек. С учетом использования этих резервов к исходу пятого месяца войны Москва, по мнению американских военных, так или иначе задействовала уже 85% всей доступной армии. Поэтому потеря 70−80 тысяч убитыми и ранеными на фоне продолжающейся войны ставит проблему того, сможет ли вообще такая армия вернуться домой.
В связи с этим возникает два важных вопроса. Во-первых, может ли Москва такие потери восполнить? И, во-вторых, какие долгосрочные последствия эти потери имеют для российских вооруженных сил в целом?
Проваленный весенний призыв?
С 1 апреля по 15 июля 2022 года в России проходил очередной весенний призыв, который должен был закончиться отправкой на военную службу 134,5 тысяч новобранцев, из которых несколько процентов традиционно должно было прийтись на национальную гвардию. Однако в реальности этот план впервые за много лет оказался не выполнен — многие российские призывники и их семьи сделали все, чтобы избежать призыва.
Первые отправки новобранцев в войска начались 23 мая 2022 года. Исходя из доступной информации, к середине июня в войска было отправлено от 1/5 до 1/3 от запланированного числа новобранцев, хотя обычно к этому времени проходит отправка не менее половины новобранцев. Можно привести данные по следующим регионам: Амурская область (250 человек из 1000) Башкирия (1400 из 5000), Кировская область (300 из 1600), Оренбургская область (400 из 2100), Пермский край (650 из 2500), Самарская область (700 из 3000), Саратовская область (500 из 2600), Татарстан (600 из 3000), Тыва (200 из 600). Эти данные соотносятся с доступными данными за тот же период по Центральному военному округу (10000 из 53000) и Восточному военному округу (1700 из 9000). Интересно, что в отличие от устоявшейся практики предыдущих лет, и большинство регионов, и Министерство обороны затягивали с публикацией общих данных по итогам весеннего призыва.
Правда, министр обороны Сергей Шойгу 11 июля 2022 года на селекторном совещании озвучил цифру — буквально за три дня до конца призыва в войска было отправлено лишь 89 тысяч призывников. На основании всего этого можно с уверенностью утверждать, что план на весенний призыв выполнен не был — российские вооруженные силы недосчитались примерно трети новобранцев. И это в условиях, когда военные комиссариаты тесно взаимодействуют со школами, колледжами и университетами, где не все студенты имеют отсрочку, а также с крупными работодателями, отвечающими за воинский учет молодых сотрудников-мужчин. Стоит также добавить, что у нас пока нет данных о том, сколько призывников весной 2022 года выбрало альтернативную гражданскую службу, но на 1 февраля 2022 года, то есть до начала полномасштабной агрессии против Украины, таковых было всего 1138 человек.
В этих условиях можно было бы предположить, что осенняя призывная кампания, которая начнется 1 октября и продлится до 31 декабря, должна проходить жестче, оставляя меньше лазеек для тех, кто старается избежать военной службы. Как минимум, законопроект об этом, находящийся на рассмотрении с 2018 года, был принят во втором чтении 22 февраля 2022 года и ожидает третьего чтения, а военные комиссариаты на местах уже подключились к кампании давления на граждан-мужчин. Однако на ужесточение правил призыва потенциальные призывники и их семьи могут отреагировать более сильным скрытым сопротивлением. Прогнозировать результаты такого противостояния сегодня затруднительно.
И все же не вызывает сомнения тот факт, что продолжение войны и растущие потери, информацию о которых все труднее скрывать, будут стимулировать молодых мужчин избегать призыва — как минимум в той же степени, что и минувшей весной. Соответственно, суммарный недобор новых солдат в 2022 году может составить не менее 90 тысяч человек. Это значит, что вкупе с количеством убитых и раненых на войне численность российских вооруженных сил к концу года едва ли превысит уровень в 600−630 тысяч человек. При их номинальной численности в 1 миллион это неизбежно приведет к усугублению и без того серьезных организационных проблем и перекосов.
Более того, недобор в наибольшей степени сказывается именно на сухопутных войсках. Дело в том, что призывники сначала распределяются по наиболее “привилегированным” видам и родам войск, которые предъявляют к их интеллектуальной и моральной подготовке сравнительно высокие требования — РВСН, флот, воздушно-космические силы
Крен в сторону нерегулярной армии
Столкнувшись уже к концу весны с дефицитом живой силы, Кремль попытался сделать ставку на набор наемников, добровольцев, а затем перешел и к вербовке заключенных. Все это усугубило фрагментацию военной силы, типичную для многих авторитарных режимов. В предыдущие годы и десятилетия Кремль уравновешивал вооруженные силы с помощью внутренних войск МВД, преобразованных в 2016 году в федеральную службу войск национальной гвардии, пограничных войск, подчиненных ФСБ, и относительно небольших военных сил ФСО. Со времени аннексии Крыма и начала войны на Донбассе в 2014 году появился новый “фрагмент” военной силы — автономные группы наемников под эгидой военной разведки и/или ФСБ. В 2022 году эти группы увеличились кратно. Теперь же к ним добавляются так называемые региональные добровольческие батальоны, организованные по принципу землячества.
Несмотря на то, что формально участники таких батальонов заключают контракт с Министерством обороны, сам принцип землячества противоречит одному из базовых принципов российских вооруженных сил, унаследованному от советской и даже от царской армии. Дело в том, что перемешивание солдат из разных мест на протяжении веков позволяло каждого из них подчинять и делать частью регулярной военной системы под руководством командира. Любые формы земляческих отношений формируют у солдат чувство локтя, товарищества перед лицом этого командира, которое облегчает невыполнение приказа, если солдаты ставят его под сомнение. Командир уже не может противопоставить таким солдатам коллектив, состоящий из их же земляков. Получается, что не солдат одинок перед лицом своего командира и своего подразделения (и, соответственно, коллективное чувство сопричастности рождается только при выполнении приказа), а командир оказывается одинок перед лицом солдат-земляков. Командир таких солдат никогда не знает, будет ли его приказ выполнен или поставлен под сомнение.
Правда, формируемые региональные батальоны тоже не позволяют заткнуть дыру в живой силе. Во-первых, это никакие не батальоны — численность от нескольких десятков до пары сотен человек не позволяет создать полноценный батальон. Во-вторых, качества набираемых в такие формирования людей — возраст, состояние здоровья, интеллект и морально-психологический облик — априори не позволяют создать из них боеспособные подразделения. В-третьих, не ясно, из каких сержантов и офицеров формируется командный состав таких подразделений. В-четвертых, вызывают сомнение финансовые условия службы в таких “батальонах”, поскольку обещанные зарплаты в сотни тысяч рублей превосходят доход военнослужащих. То есть такой доход либо будет создавать сильное напряжение между региональными “батальонами” и регулярными частями, либо его попросту не существует в том виде, в каком его обещают региональные власти. И все это тем более касается вербовки на войну заключенных.
Таким образом, несмотря на контракты с Министерством обороны, региональные “батальоны” не смогут стать частью регулярных вооруженных сил. Более того, их появление скорее напоминает бюрократическую имитацию деятельности, позволяющую набрать очки перед Кремлем без ответственности за результат. К тому же такие региональные “батальоны” представляют собой мины замедленного действия — часть таких “боевых землячеств” неизбежно криминализуется.
В итоге на фоне сокращающейся регулярной армии в этой войне кристаллизуются “фракции” разного рода наемников и добровольцев-земляков, которые будет сложно уже просто распустить по домам, сохранив их под контролем. Кремль их либо быстро “утилизирует”, так и не решив проблему пополнения живой силы, либо они станут участниками в борьбе за передел активов и, возможно, власти уже внутри самой России.
Выводы
Очевидно, что по состоянию на август 2022 года полноценное восполнение живой силы российской армии в условиях продолжающейся войны маловероятно. Более того, налицо тенденция к дальнейшему ее сокращению. Даже если Кремль сможет с помощью угроз и давления на международное сообщество заполучить в этой войне передышку, это позволит только снизить темпы сокращения.
При этом экзотические варианты вроде массовой “закупки” наемников в бедных странах мира рассматривать всерьез вряд ли стоит — толку от этого еще меньше, чем от региональных “батальонов”. Что касается усиленного принуждения к военной службе самих российских граждан (через изменение порядка прохождения призывной службы или через мобилизацию), то этот вариант сопряжен с серьезными внутриполитическими рисками и попытка его реализации ведет к трудно прогнозируемым сегодня последствиям.
Москве, вероятнее всего, придется полагаться на то, что есть в наличии. Можно предположить, что на войну в скором времени начнут отправлять часть сил, занятых сегодня в охране различных военных объектов. Также вероятна переквалификация отдельных рот, батальонов, полков и бригад вспомогательных войск вроде войск связи, инженерных войск или войск радиационной, химической и биологической защиты в боевые подразделения и соединения. Проблему это кардинально не решит, но гипотетически позволит выиграть время, особенно если Москве удастся добиться снижения интенсивности войны.
В долгосрочной перспективе возникающие дисбалансы и перекосы со всей остротой ставят проблему глубокого переосмысления российского подхода к развитию вооруженных сил, их комплектованию и обучению, к военной доктрине и военной стратегии. Нынешняя российская власть не способна на такое переосмысление, но уже сейчас очевидно, что России для реализации своих интересов обороны нужна гораздо меньшая армия, чем есть сейчас. Причем в кратном сокращении нуждаются абсолютно все виды и рода войск. Кроме того, России жизненно необходима “дефрагментация” военной силы, то есть ликвидация всех регулярных и нерегулярных вооруженных формирований, созданных авторитарной властью в интересах самой себя, помимо вооруженных сил. Конечно, для этого нужно завершение войны, деоккупация всей территории Украины в ее признанных международных границах и демократизация внутри самой России.
Павел ЛУЗИН
