“Когда критическая масса будет набрана, то все, полетело Сколково. Хрен, кто остановит”

Сколько бы российские власти ни говорили о поддержке малого предпринимательства, развитии бизнес-парков и инкубаторов, молодежь лучшим работодателем упорно называет “Газпром”. По распространенным оценкам число людей, действительно склонных и готовых к предпринимательству, не очень велико — до 5% населения. Но даже эти способные 5% часто не могут запустить свои проекты: инвесторы не готовы вкладываться в проекты на первом этапе, когда риски очень высоки. Об отсутствии инфраструктуры для стартапов говорит и предприниматель Сергей Выходцев, запускавший проекты Invite, “Быстров”, Velle и др.

Выходцев рассказал Slon.ru, почему как минимум первые три года молодому предпринимателю придется с завистью смотреть на одноклассника, работающего в госкомпании, о том, должно ли государство посылать чиновников в Стэнфорд на MBA, почему Сколково — частный проект Вексельберга, а не госпрограмма, и с какими проектами сам Выходцев собирается прийти в Сколково.

МЕЖДУ БАРБИ И БРИТНИ

— Какие потери вы понесли в связи с кризисом?

— Когда мы говорим у нас, мы что имеем в виду?

— Вас как венчурного капиталиста.

— У нас было закрыто два крупных проекта. Пришлось заморозить третий. До кризиса был запланирован запуск нашего продуктового микса Velle в ряде европейских стран. Он должен был в начале мая 2008 года стартовать — его пришлось заморозить. Была подготовлена производственная площадка, куча исследований рынка, был набран офис — закрыли, списали убытки. Дальше мы готовили авиакомпанию региональную, много сил на нее потратили и собирались сделать первый дискаунтер за Уралом.

Третий проект — Organic Escape — заморожен (это экологический курорт на берегу Байкала — Slon.ru). Он не закрыт, но поскольку весь девелопмент и все федеральные программы по развитию туристических и рекреационных зон были заморожены, нам вслед за ними пришлось тоже залечь на дно. Проект свернули, но оставили самое главное. Блок людей, которые занимались коммуникациями, — продолжает ими заниматься. И работает блок по привлечению молодых предпринимателей и не очень молодых в рамках проекта Organic Escape “Точка входа”.

И мы открыли один проект в кризис. Есть такая штука — Entrepreneurs' Organization (EO). Это организация, которая объединяет предпринимателей с объемом бизнеса от $1 млн. Это достаточно не пафосная штука, но очень деятельная. В 86 странах у нее есть отделения, это некоммерческая структура, где нет ни малейшего намека, что кто-то чего-то тебе продает. Идея в том, что если у вас есть бизнес в $2 млн, то у нас есть идеи, как превратить эти $2 млн в $3,5 или $15 млн. Когда ты варишься в бизнесе — глаз замыливается, это неизбежность. Основная идея проекта заключается в том, что предприниматели, вступающие в проект, получают свежий взгляд на свой бизнес со стороны, но не взгляд теоретика, приятеля, чиновника, а именно предпринимателя , человека, который говорит с вами на одном языке. 20 лет тому назад ребята типа нас запустили этот проект под началом Майкла Делла.

— А как вы вошли в этот проект?

— Я вошел в 2000 году. Так как часть проекта Organic Escape “Точка входа” (для предпринимателей, желающих предложить свои проекты в Байкальской ОЭЗ — Slon.ru) по-прежнему волнует меня и моих соратников, мы стали искать, как на платформе EO и нашего бизнес-инкубатора на Байкале построить то, что называется экосистемой. В России много талантливых ребят, я в этом уверен, но их не больше и не меньше, чем в остальном мире. В России много людей, которые называют себя венчурными инвесторами. Их достаточно много. И поскольку первые и вторые достаточно молоды с точки зрения того, что они делают, венчурные инвесторы не могут понять, почему на рынке так мало предпринимателей. А предприниматели не могут понять, где вообще венчурные деньги.

— В чем вы видите проблему?

— В том, что нет экосистемы — промежуточных звеньев, без которых молодому предпринимателю и потенциальному инвестору не дано встретиться. Речь идет как о людях, так и о процессах: это оценка рисков, бизнес-инкубация, консалтеры, бизнес-ангелы — всевозможные функции, которые сопряжены с предпринимательством, но никто из них не являются ни инвестором, ни предпринимателем. Поэтому есть разные попытки — от государственных, до частных инициатив — по созданию частных и государственных бизнес-инкубаторов. Сейчас я принимаю активное участие в подготовке Сколковской программы.

— Там участвуете как консультант?

— Да.

(Далее Выходцев возвращается к проекту для молодых предпринимателей — Slon.ru.)

Сделать в России то, что называется бизнес-инкубатор и привнести то, что мы называем венчурный инвестмент, заполнить эти ниши призван наш проект [для молодых предпринимателей] Global Student Entrepreneur Awards. Заниматься людьми, которые далеко продвинулись по жизни, ломать их парадигму — это сложная задача и, на мой взгляд, малоперспективная. Убедить человека 23—27 лет (это моя ключевая аудитория) в том, как на самом деле устроен мир, гораздо проще, и тратить на них время и деньги намного эффективнее.

Как к этим ребятам подобраться, чтобы не изобретать велосипед, — все давно уже придумано. Мы взяли существующую платформу по выращиванию предпринимателей, которая функционирует в мире не один год. В мире есть пример, когда девятилетняя девочка создает сайт для таких же, как она, выросших из Барби, но не доросших до Бритни — это ее слоган. В девять лет она создала сайт, а в 13 продала часть бизнеса P&G за $350 000, а в 15, если не ошибаюсь, она получает оценку бизнеса в $3 млн.

— Ну, эта девочка создавала сайт сама, без какой либо поддержки инвесторов и бизнес-инкубаторов. Если стоящая идея есть, она будет развиваться и без экосистемы.

— Да, все правильно. Другое дело, что она будет расти долго и чахнуть. Наша задача, если эти девочки и мальчики нас найдут, наверное, для России 9 лет — это слишком амбициозно, а вот лет 16—17 — это первые кандидаты на то, чтобы их идея, которая каким-то образом реализована... Кривой, косой сайт, демо-версия, не важно — главное, что эти люди приходят к нам не просто с бумажным бизнес-планом, а уже с пусть маленьким, но реально функционирующим бизнесом.

— Но в России уже есть бизнес-инкубаторы (правда в них мало кто работает). Почему к вам должны пойти?

— Чтобы научиться предпринимательству, нужны два элемента: сами предприниматели и люди, которые хотят научиться предпринимательству. Когда инкубатор создает товарищ с партийным билетом, имеет доступ к региональным и федеральным деньгам, я не знаю, как эта штука будет работать, потому что во главе этой машины нет ни одного реального предпринимателя. Ни одного предпринимателя нет. А посмотрите, эти инкубаторы сплошь и рядом состоят из бывших чиновников или нынешних чиновников, функционеров, которые взяли это здание — и в случае с технопарками близлежащие территории, — собираются сделать из трех-четырех, в большинстве случаев их же карманных структур бизнес-проекты. Это в корне извращенное представление о предпринимательстве.

— Но почему предпринимателю лучше прийти с проектом к вам, а не пойти с тем же проектом в РВК?

— Мы же не конкурируем с Российской венчурной компанией. Мы с ними на каком-то этапе будем дополнять друг друга. Этот проект некоммерческий, я не собираюсь зарабатывать на этом. Я не собираюсь инвестировать свои деньги в этих ребят. Для меня цель этого проекта совершенно в другом. Видя, как буксует последние пять лет вся эта история с бизнес-инкубаторами, моя гражданская ответственность на этом жизненном этапе — помочь людям, которые есть в правительстве, в предпринимательской среде, в политических партиях. Там есть меньшинство, еще раз подчеркиваю — меньшинство, там есть адекватные вменяемые люди, которые не заинтересованы в откатах, своих больших фотографиях на разворотах журналов и газет. Они заинтересованы в том, чтобы дело сделать. Моя задача помочь им и мне самому реализовать то, что я затеял в Organic Escape.

Соответственно, РВК мне нужны, как и все остальные структуры, финансирующие качественные идеи, настоящие проекты. РВК — часть моей экосистемы. Понимаете, экосистема — она большая, вот РВК — одно из звеньев. Частный бизнес-ангел — другая, специалист по брендингу, который понимает, как строить бренд, — третья. И все эти звенья надо собрать вместе.

— В “Точке входа” уже есть какие-то проекты, с которыми пришли к вам?

— Если вы зайдете на сайт Organic Escape, то поймете, что идей там достаточно много. Людей, которые обитают вокруг этого проекта, уже собрано немало. Летом следующего года поедет первая партия предпринимателей, собранная московским домом предпринимателей. До этого было несколько инфотуров. Люди погрузились в этот проект, но кризис нас ударил, и их в том числе. Запускать нишу туризма, когда люди не ездят отдыхать, — занятие не очень перспективное.

ЧЕЛОВЕК ИЗ БИОТЕХА

— Когда ждете окончание кризиса в этой сфере?

— Мои прогнозы — года полтора нам еще осталось.

— Как выжить за это время?

— Как выжить? Заморозить все проекты, которые не несут добавленной стоимости сегодня. Оставить лишь то, что приносит хлеб и масло для нас.

— Что это за проекты?

— У меня есть [венчурный] фонд, который постоянно выращивает новые проекты независимо от того, кризис или нет. В этой питательной среде [постоянно находится] три—четыре, в лучшие времена — 6—7 проектов, которые мы отсматриваем и запускаем на рынок. Дальше с этими проектами происходит следующее: либо они начинают активно расти, и мы продолжаем в них инвестировать своими деньгами и деньгами с рынка, и они превращаются в такие компании, как “Инвайт”, “Быстров”, “Интро” и иже с ними (все остальные менее известны). Проекты, исходя из жизненного цикла, набирают критическую массу где-то в 3—5 лет. Они превращаются в 50 плюс-минус млн долларов компании. Мы их продаем. Хорошие они, плохие, с точки зрения сторонних людей? У меня спрашивают: “Что, “Быстров” был плохой?” Нет, “Быстров” не был плохой. Слово “плохой” носит оценочный характер. Слова “доходный” и “перспективный” [имеют значение]. Вот доходность “Быстрова” и “Инвайта” была очень высокой, поэтому их и купили.

— Но вернемся к проектам, которые приносят деньги.

— На данном этапе, полгода назад я продал биотехнологическую компанию в Калифорнии, получил астрономическую доходность, на которую мы не рассчитывали, когда выходили на рынок. Компания, которая создала один из трех лучших в мире патентов и прототипов производства дизеля из водорослей.

— Но это уже проданный проект.

— Теперь вы находитесь в офисе компании, которая занимается travel retail — вещи, которые человек покупает в аэропорту, в вагоне “Сапсана”, поезда какого-нибудь европейского.

— А еще какие проекты?

— У меня сейчас 6 проектов в активной фазе. “Велле” осталось — в следующем году выходим на европейский рынок, есть сырный проект, Organic Escape в замороженном состоянии, travel retail, инвестиционный фонд и некоммерческий проект Global Student Entrepreneur Awards.

— В Сколково вы за какое направление будете отвечать?

— Я отвечаю за биотэк, потому что в прошлой жизни я человек из биотэка. Не выпускник, но учащийся химико-технологического университета московского. И мне по жизни ближе проекты связанные с этим.

— Но вы будете только консультантом, или свои проекты тоже попробуете на этой площадке?

— Хочется верить, что со своими проектами. Я не нанимаюсь, я не консультант. Я принимаю участие в разработке бизнес-процессов, подходов, того, что я называю экосистемой.

— То есть это некоммерческое участие пока?

— (Кивает).

— А проекты, с которыми планируете прийти в Сколково, тоже будут связаны с биотэком?

— Необязательно. Это то, что мы [найдем] в рамках проекта Global Student Entrepreneur (GSE) и превратим в 300—500-тысячные компании. GSE должно генерить от 300 проектов ежегодно.

— Но, как я понимаю, пока Global Student Entrepreneur не действует.

— Вы правильно понимаете. Но будет действовать в 2011 году точно, без всякого сомнения, вопрос лишь в том, I или II квартал. Давайте возьмем консервативный прогноз: в середине 2011 года мы будем полномасштабно функционировать в этой стране.

БИЗНЕС-ПЛАНЫ НЕ НУЖНЫ

— Какие проекты вас будут в первую очередь интересовать?

— Главное, чтобы идея была материализована во что-то, мне не нужны бизнес-планы. Это не моя стезя. Мне нужны проекты, которые уже существуют.

— Какие основные проблемы видите сегодня у начинающих предпринимателей, какие ошибки они допускают?

— Основная ошибка в том, что люди переоценивают тот возврат, который даст предпринимательский проект в первые три—пять лет. Люди заходят в проект и ожидают, что станут мультимиллиардерами, как минимум миллионерами. А этого не может происходить. Марк Цукерберг или Сергей Брин — это исключения, которые, тем не менее, показывают, что в первые три года ничего не происходит. У Цукерберга Facebook был совершенно не первым проектом.

— У нас есть проект, где мы рассказываем о предпринимателях, которым нет 25. К примеру, девушка, которая шьет чехлы из фетра для продукции Apple, столкнулась с проблемой, что себестоимость продукции довольно высока из-за того, что она шьет в России, а не заказывает в Китае. Как ей быть, когда идет накопление только первоначального капитала?

— Это правильный пример, но неправильно то, что у этих девушек и юношей нет возможности задать вопрос тем, кто с такой проблемой уже сталкивался. Ответ лежит на поверхности. Вы что продаете? Чехол для Apple или “сделано в России”? Забудьте о том, где он сделан: в России или на Луне. Определитесь, что мы продаем. Сфокусируйтесь, пробить стену можно кулаком, а не пятерней. Рынок закрыт такими же производителями. Фетр — ОК, Apple — ОК, понимаю, так давайте строить все вокруг этого. В чем проблема разместить дизайн своего чехла в Китае, чем пробивать непробиваемую стену тем, что сделано в России? Мне без разницы, где это сделано, если дело касается Apple.

Для таких девушек вы создали платформу, с которой их увидит остальной мир, это здорово, потому что успеха массово можно добиться только тогда, когда о немассовом успехе начинает кто-то рассказывать. Даже если этот успех сомнителен, главное, что о нем уже сказали. Дальше начинается цепная реакция: мои сотрудники посмотрели, прислали ссылку мне — это часть нашей экосистемы. Задача объединить усилия. Наша команда Entrepreneurs' Organization, где уже сегодня есть 25 высококвалифицированных экспертов, которые могут помочь этим молодым предпринимателям... Для них эта помощь не будет ничего стоить, это будет стоить нам с вами времени и денег. Обеспечить 3 часа мастер-класса для этих людей раз в квартал. Мы готовы обеспечивать этих ребят грантами, инвестировать в них деньги, а лучших из лучших отправим в Америку, чтобы о нас перестали думать как о Верхней Вольте с ракетами. Из Зимбабве в этом году был проект, я сидел в жюри, два или три проекта было из Африки, из России никого, мне было дико сидеть, когда я понимаю, что у нас 150 млн человек. Мы не банановая республика, это точно. Вот этот гэп надо закрыть.

— Так, может, нет этих идей? А лучшим работодателем по мнению молодежи по-прежнему остается “Газпром”.

— Мы оставим этих людей, бог с ними. Они мне неинтересны, мне неинтересно тратить на них время. Они не плохие и не хорошие. Мне неинтересны эти люди, мне интересна девушка с фетровыми чехлами. Помогите мне, помочь вам. Мне интереснее заняться такими людьми, поднять их на новый уровень, а дальше уже придут венчурные капиталисты и далее по тексту.

— Вы будете вкладываться в эти проекты как в венчур?

— Нет.

— А почему нет?

— Потому что сейчас я об этом не думаю. Перейдем мостик, когда дойдем до мостика. Сейчас меня интересует 3 часа раз в квартал, не больше, я готов тратить на то, чтобы объяснить, что такое уникальное торговое предложение, почему надо забыть вашей девчушке про то, что чехлы должны быть сделаны в России. Деньги очень важный аспект всех моих проектов, кроме этого. В этом проекте они мне неинтересны. Моя цель — вытащить этих ребят на следующий уровень. В свое время мне так помогли, пройдет время, они будут помогать.

— Кроме того, что люди сразу ждут отдачи, какие еще проблемы?

— Надо понимать, что через три месяца ты не станешь Биллом Гейтсом и Сергеем Выходцевым. Вместо этого будет три года напряженнейшей пашни, страшной пашни падений и вставаний. Но все это время будет ощущение, что я не наймит, что я человек, который дает работу. А не ищет ее. Это офигенное ощущение, с которым приятно вставать, да ложиться тяжело с ним. За день измучаешься так, что думаешь: все мои сокурсники, ребята со школы сидят в “Газпроме”. Но в ближайшем будущем, я вижу, что госкомпании все равно будут снижать объемы. Весь наш рынок идет к тому, что потребность предпринимателей будет выше.

— И как мотивировать именно на этом этапе, когда ты три года не получаешь отдачи?

— Как мотивировать человека, у которого дар к рисованию? Никак. Надо только дать возможность в его городе найти художественную школу, и все. Нельзя из непредпринимателя сделать предпринимателя. Это биологический процесс. Разные источники дают разные цифры: от трех до пяти процентов людей в мире рождается с этим геном предпринимательства. Они мне и интересны. Я хочу помогать им. А как помочь всем я не знаю.

— А вы сейчас занимаетесь операционным управлением в каких-то из своих компаний?

— Нет, не занимаюсь. В одном из своих проектов я называюсь CEO, но функции операционного менеджмента полностью переданы директору. Я занимаюсь стратегией, вижен, планированием от года и дальше.

— Как добиваетесь того, чтобы вашим видением заразились?

— Это на 3,5 года учебного плана вопрос.

$50 000 ЗА MBA ДЛЯ ЧИНОВНИКА

— Проект OE создается как государственно-частное партнерство. С какими сложностями вы столкнулись при работе с государством?

— Основная сложность — государство крайне инертная структура, и оно должно быть таким. Предприниматели хотят все сделать быстро и сразу. А государство — это механизм-улитка, которая медленно-медленно ползет, но ползет. Но если ты начинаешь улитку тормошить, то она просто сворачивается, прячется в ракушку. Я подозревал, что так и будет происходить. Ты не можешь влиять на процесс. Это наше ФЦП, и от того, что мы движемся со скорость 30 км/ч, мы не можем ничего изменить.

— Может, есть способы убедить улитку идти быстрее?

— Любое убеждение приводит к тому, что улитка закрывается. Ты возвращаешься к тому, может, денег дать? Но мы, когда заходили в проект, решили, что это не наша тема. Да, это трудная работа, потому что очень медленная. Изначально желание продолжать проект пропадало, но это такая кривая опыта. Сначала, когда ты шьешь чехлы, то понимаешь, что сделано в России — это важно, потом понимаешь, что это не обязательно для покупателя, и зарплату тебя платят покупатели. На этом этапе государство — покупатель моих услуг. Срок, когда люди приедут в мои гостиницы, отнесен от сегодняшнего дня на три—пять лет. Сейчас государство инвестирует в инфраструктуру десятки миллионов долларов, и заставить их жить по нашим правилам очень заманчиво, но невозможно.

— А в обход ФЦП, работать полностью на частной основе...

— Такой альтернативы в принципе не существует. Если вы возьмете стоимость туристического объекта в целом и посмотрите на сроки окупаемости, то поймете, срок окупаемости офисного центра — три года. Построить туристический объект сроком окупаемости пять лет можно, но если дорогу к этому объекту, газ, электричество, водопровод и канализацию — пять самых капиталоемких кусков программы — сделает государство.

Мы исходим из опыта Сингапура, где государство умеет двигаться со скоростью бизнеса. Треть чиновников сингапурского правительства учились со мной в Стэнфорде. Когда правительство платит $50 000 в год, чтобы чиновники получали MBA образование, тогда правительство и движется со скоростью бизнеса.

— Как тогда оцениваете перспективы сколковского проекта, когда государство продолжает двигаться, как улитка?

— Мы с вами уже на десять лет вперед нарассуждали.

— Так мы же не думаем о перспективе на один год, а закладываемся на будущее.

— Существует два типа веры. Реактивная и проактивная вера. Реактивная — когда я верю, но ничего не делаю, а есть проактивная, когда я верю в проект и предлагаю активные шаги. Если вы верите в Сколково... Вексельберг достаточно выдающаяся личность, он один из немногих олигархов, которые у меня пока не вызывают аллергии. Я не знаком с его планами в нефтегазовой отрасли, но я знаком с его планами в инновациях и хайтеке. Вместе с ними я принимаю участие в разработке реальной системы, которая даст реальные результаты. Они за эту систему платят деньги, я в эту систему вкладываю время, деньги, приезжая на их митинги, общаясь с их сотрудниками. Если проактивно верующих станет критическая масса, это как в ядерной физике, существует минимальный объем реакции, который происходит в единицу времени, тогда происходит цепная реакция, когда критическая масса набрана, то все, полетело Сколково. Хрен, кто остановит.

— Но есть некая несостыковка улитки и инноваций.

— Для меня Сколково — не госпрограмма. Это программа конкретного человека по фамилии Вексельберг. Да, там государственные деньги, ну и что? Но денег Вексельберга сейчас там гораздо больше. Государство ему обещает что-то дать. Когда? Ну, когда-нибудь. Он так же как и я вкладывает время и деньги в это, только я вкладываю в маленький проект, а он в большой. Я не думаю, что там есть какие-то меркантильные интересы на данном этапе, возможно, когда-нибудь они появятся. Сейчас это гражданская позиция конкретного человека.

Екатерина ЧЕКМАРЁВА