Как я сходил в ночной клуб в Мариуполе

В Мариуполе, украинском портовом городе, стоящем на побережье Азовского моря, грохот артиллерии слышен постоянно — линия фронта проходит всего в 16 километрах от города. Порой отголоски боевых действий напоминают шуршание деревьев на ветру, другой раз — заставляют дрожать оконные стекла.

После лекции на тему журналистики в местном университете несколько студентов подошли ко мне и предложили прогуляться по городу. В ресторане под названием Сыто-Пьяно, расположенном на первом этаже здания городского совета, мы взяли себе пиво и бургеры. Часть этого здания до сих пор представляет собой обгоревший каркас — пожар произошел в апреле 2014 года, когда Мариуполь ненадолго захватили пророссийские сепаратисты.

После обеда, счастливые и наевшиеся, мы взяли такси и отправились в ночной клуб. За окном проносились улицы ночного города. Как это часто бывает здесь, в Украине, я снова задумался, насколько уникален этот момент.

Будучи неместным, я решил сосредоточиться на деталях. Местами из-под асфальта пробивалась трава. Старые разрушающиеся сталинки стояли по соседству с мрачными, кубическими хрущевками. Ржавеющие детские площадки похожи, скорее, на элементы средневековых пыток — украинцы не разделяют американской патологической одержимости стандартами безопасности.

Большие, витиеватые шаги женщин, обувающих туфли на высоком каблуке каждый раз, когда выходят из дому — независимо от того, когда и куда они идут. Мужчины предпочитают джинсовые шорты и наплечные сумки. При знакомстве с новой страной такие картинки еще долго, как солнечные блики, стоят перед глазами.

Вдоль дороги развешаны украинские флаги — часть кампании по поднятию патриотизма в городе, где все еще сильно ощутимы пророссийские настроения и тоска по Советскому Союзу. Придорожные биллборды призывают граждан сообщать о сепаратистской активности украинским спецслужбам — весьма оруэлловский прием, как для страны, пытающейся избавиться от пережитков советского прошлого.

В клубе мы нашли свободный столик и заказали выпивку. Я взял виски с колой, что порадовало моих новых украинских друзей, поскольку тем самым я подтвердил распространенный стереотип о пристрастиях американцев. Но никто из них не заказал напитки с водкой, что, конечно же, не вписывалось в мои стереотипы об украинцах. Украинская молодежь предпочитает в основном крафтовое пиво или коктейли вроде мохито — водка считается напитком старшего поколения.

Эти молодые люди очень хорошо знакомы с Америкой — будто я был сотым, а не первым американцем, которого некоторые из них встретили в своей жизни. Все они говорили почти на идеальном английском, порой в речи проскакивал слэнг и отсылки на поп-культуру (“чувак смиряется”, пошутил один из них, цитируя Большого Лебовски).

Одна из девушек сказала, что ее любимый режиссер — Вуди Аллен. При этом она читает романы Джека Керуака. Другая отдает предпочтение Квентину Тарантино и Курту Воннегуту. Я совсем не чувствовал себя экзотичным гостем в столь, казалось, не похожем на Америку месте.

Смена ролей

В Украине Россия и Соединенные Штаты поменялись ролями. Поколениям украинцев, которые росли в Советском Союзе, Кремль говорил, что моя страна — их враг. Сегодня, 25 лет спустя после обретения независимости от Советского Союза, украинская армия воюет против пророссийских сепаратистов и российских военных. Штаты, тем временем, являются воплощением того будущего, о котором мечтают многие молодые украинцы.

Помещение клуба то и дело освещалось неоновыми вспышками и громыхало от басистой техно-музыки. Мы были там достаточно долго, а покинув клуб, решили не расходиться. И пошли по пустой грунтовой дороге, проходящей через лес, спустившись по металлической лестнице, которая вела к крутому склону. Так мы оказались на пляже.

Лунный свет мерцал на кончиках волн Азовского моря. Мы шли по берегу, смеясь, и время от времени неся друг друга на спине. Мне 34, а моим новым друзьям едва за 20. Казалось, на один вечер ко мне вернулась былая беззаботность молодых лет. Позже, вспоминая эту ночь, я понял, что для этих молодых украинцев мое присутствие также было возможностью хотя бы на один вечер воссоздать беззаботный оптимизм молодости, которого из-за начавшейся войны в их жизни было слишком мало.

Но наш побег от реальности нарушили. Из близлежащего Широкино послышались раскаты артиллерии. Мои друзья смутились, будто переживали, что война испортила тот особый вечер, который они хотели мне подарить.

Мы гуляли по берегу, пока не дошли до бетонного причала. Перепрыгнули через металлическую перегородку и оказались на причале. Было около 3 или 4 часов утра, но пирс уже был полон рыбаков. Поднялся небольшой ветер, и порывистое море разбилось о сваи. Над нами поднимался соленый туман.

Обойдя рыбака, который, молча, ловил рыбу на леску, мы прошли к краю причала и остановились, вглядываясь в пустоту ночного моря. Артиллерия здесь была не слышна — из-за ветра и волн мы не слышали даже собственного разговора. Мы постояли какое-то время, практически не разговаривая. Думаю, все чувствовали благодарность за этот момент. Он был особенный, поскольку мы знали, что это не вечно. Это был наш личный праздник длиной в одну ночь.

Мое присутствие дало им передышку от войны. Они напомнили мне, что история этой войны (и какой-либо другой) — это намного больше, чем количество бомб и пуль. Это о перевернутых жизнях, о том, как война затмевает мечты, вытесняя их надеждами на то, что когда-нибудь все наладится.

“Я хочу выйти замуж и завести семью, — сказала мне одна девушка. — Но не раньше, чем война кончится. Это не тот мир, в который я хочу привести ребенка”. У некоторых из них есть друзья и родственники в России, с которыми они разорвали отношения из-за разногласий по поводу причастности России к развязыванию войны.

Приближался рассвет. Пришло время возвращаться домой. Мы ушли с пирса, и вернулись к дороге, огибающей береговую линию. Мои новые друзья взяли такси, а я решил пройтись к отелю пешком.

Постепенно я отдалился от моря и подошел к холму, ведущему к центру Мариуполя. Ветер успокоился, и мир стал спокойнее. Выйдя на холм, я сократил дорогу через парк. Предрассветное небо начало светиться черным бархатом. В темноте мой слух стал очень чутким, и я слышал даже шуршание листьев.

Потом снова началось. Донеслись громыхания артиллерии из Широкино. Наверное, они так и не затихали. Теперь я мог их слышать, очень четко, ничто больше не отвлекало меня.

Нолан ПЕТЕРСОН, международный корреспондент The Daily Signal, бывший летчик ВВС США и ветеран войн в Ираке и Афганистане

Перевод Нового времени