Как китайский художник затрахал свою родину

Он должен был вылетать в Гонконг из Пекина, однако затерялся в районе паспортного контроля. Через некоторое время стало понятно, что Ай Вэйвэй вместо Гонконга оказался в пекинской кутузке, а в его студии вовсю идет обыск. Пока китайские власти никак не прокомментировали происходящее, хотя ведущие западные державы их об этом очень просили.

Учитывая общую нервозность в Пекине после арабских революций на Ближнем Востоке, сегодня предсказать будущее художника невозможно. Вэйвэй может как отделаться легким испугом, так и сесть на долгие годы или быть выслан из страны, например, в Германию, где художник собирался открыть свою галерею.

На самом деле, Ай Вэйвэй был совершенно особым явлением в китайской общественной жизни, с которым власти очень долго не понимали, что делать. Последние двадцать лет у инакомыслящих китайцев было всего три возможности для самореализации: уехать, а затем говорить и писать все, что вздумается; встроиться в систему и расшатывать ее изнутри; ну и, наконец, сознательно принять на себя бремя открытого критика режима со всеми вытекающими последствиями в виде домашнего ареста или длительных сроков заключения. Пример первого выхода — один из лидеров событий на площади Тяньаньмэнь Уэр Кайси, примеров второго — не счесть, взять хотя бы известную китайскую журналистку Ху Шули, ну и третий вариант — последний нобелевский лауреат Лю Сяобо.

Ай Вэйвэй жил и говорил так, как будто он уже давно куда-то уехал, но при этом продолжал мозолить глаза китайским властям. Полтора года назад я взял у него большое интервью в его студии на окраине Пекина. Знаете, как он его начал? “Коммунистическая партия — это раковая опухоль на теле Китая. Если ее не вырезать, ничего хорошего здесь не будет”.

Затем художник прошелся по Китаю и китайцам: они обречены на страдание, потому что попали в рабство материальной культуры и не думают о свободе. Более того, они должны страдать — только так они могут прийти к демократии и гражданскому обществу.

Фактически, Ай Вэйвэй долгое время показывал окружающей его китайской реальности средний палец, причем как открыто, так и тайно, с особым цинизмом. Студия Ай Вэйвэя называется “Fake”, но это не английское слово “фальш”, как многие могли бы подумать, а транслитерация китайского названия “Факэ”, которое в свою очередь является транслитерацией английского “Fuck”.

Он и живет в Пекине так, как будто он там давно уже не жилец, проводя большую часть времени внутри своей студии, больше похожей на крепость. Вэйвэй рассказывал, что раньше любил есть в своем ресторане “Qunar” (“Камо грядеши?”) — он открыл его только для того, чтобы было где спокойно поесть, денег ресторан не приносил никогда, — но потом ресторан закрылся, и теперь он предпочитает обедать дома, вместе с женой (тоже художником), собакой и двумя кошками, которые (кошки) его совсем не слушаются.

Внешне китайский художник своей окладистой бородой более всего напоминает колумниста Максима Соколова. Ай Вэйвэй — экстремист консервативный и потому крайне последовательный. Художественные проекты Ай Вэйвэя часто лежат на грани политики и искусства. После разрушительного землетрясения летом прошлого года Ай решил провести перепись всех погибших детей и выяснить, почему среди разрушенных зданий оказалось так много школ. В Китае не очень любят независимые расследования и тех, кто их проводит. После того, как полиция избила нескольких активистов, собиравших данные, Вэйвэй решил действовать самостоятельно. Противостояние с полицейской дубинкой закончилось операцией на головном мозге, которая, впрочем, не помешала Аю сделать в Германии и Японии сычуаньский проект — инсталляцию из нескольких тысяч школьных рюкзаков, которые должны символизировать погибших в Китае детей.

Другой свой проект Ай Вэйвэй приурочил к 60-ой годовщине основания КНР. Вэйвэй сделал и опубликовал видео, в котором несколько человек, включая самого художника, произносят всего одно предложение: “Я трахаю свою родину”. Видео вызвало бурю возмущения даже среди продвинутой части китайской интернет-аудитории, но Вэйвэй говорит, что его это мало волнует: “Это мое мнение, я никому его не навязываю, и никто мне не запретит это мнение выражать. В конце концов, я готов трахать свою родину в одиночестве”.

В последние месяцы атмосфера вокруг художника сгущалась: в прошлом году его не выпустили в Сеул, возможно, опасаясь, что он полетит в Осло на церемонию вручения Нобелевской премии мира Лю Сяобо. Накануне Ай открыто поддержал это решение Нобелевского комитета.

И все же в отношении к Ай Вэйвэю у китайских властей проскальзывала некоторая растерянность. О том, что в Китае Ай Вэйвэй на особом положении, говорили мне и знакомые художники и журналисты. Все-таки Вэйвэй — сын известного китайского поэта Ай Цина и в каком-то смысле часть китайского интеллектуального истеблишмента. “Ай Вэйвэй даже участвовал в дизайне одного из стадионов Олимпийских игр в Пекине, знаменитого “Птичьего гнезда”. Правда, сам художник год назад опроверг это, заявив мне, что он такой же, как все, и показал на разбитую в Сычуани голову. Судя по всему, он оказался прав.

Марк ЗАВАДСКИЙ