Как Петербург покупал украинскую элиту

По мнению историков, перспектива неограниченной власти над крестьянами заставила подавляющее большинство местной элиты забыть о своих казацких корнях и национальной идентичности.

230 лет назад Екатерина II своим указом ввела в Малороссии (сегодня — Украина) крепостное право. Для украинских крестьян это означало 78 лет рабства, а для элиты, вышедшей из казацкой старшины — отрыв от народа и утрату национальной идентичности.

Царствование государыни, , было “золотым веком”, а она сама — “матушкой” только для дворянства. Об отношении простых людей убедительнее всего говорит появление многочисленных “Лжепетров”, самым известным из которых был Пугачев. Крестьянский сын Тарас Шевченко называл Екатерину “злой мачехой”.

Винить во всем исключительно Екатерину и “москалей” несправедливо. Крепостничество на Украине существовало задолго до 1783 года. Земля рожала щедро, охотников сидеть на шее у селян всегда хватало.

Указ от 14 мая (3 мая по старому стилю) 1783 года лишь распространил его на всю территорию Малороссии и уравнял украинских крестьян в бесправии с великорусскими.

Шляхта и арендаторы

Основным способом формирования личной зависимости на Украине, как и в средневековой Европе, было закрепощение за долги землевладельцу. Крестьянин не мог вносить арендную плату деньгами и взамен принуждался отбывать барщину.

В Галиции, входившей в состав коронной Польши, эти отношения впервые были юридически оформлены Вислицким уставом 1347 года, в Великом княжестве Литовском — ровно через 100 лет. “Привилегии” короля Казимира IV от 2 мая 1447 года запретили самовольный уход с земли и наделили помещиков правом суда над крестьянами.

К середине XVI века в крепостном состоянии у частных владельцев находилось около 20 процентов населения современной Украины.

Сначала переход от одного помещика к другому допускался один раз в год — на Рождество (как в Великороссии на Юрьев день), в 1543 году его отменили окончательно.

После “волочной померы” 1547 года крестьяне утратили право покупать и продавать землю. Король Генрих Валуа (французский принц на польском престоле) в 1573 году позволил панам самим определять объем феодальных повинностей и чинить над крепостными суд вплоть до смертной казни.

Историки отмечают своеобразие польской шляхетской демократии. Если в Западной Европе все постепенно становились более свободными, то в Речи Посполитой расширение привилегий благородного сословия сопровождалось усилением бесправия основной массы населения.

Именно это противоречие, наряду с религиозным расколом, исследователи считают главной причиной ослабления польского государства.

На Украине классовый гнет усугублялся национально-религиозным. В глазах католической шляхты православные украинские крестьяне являлись не только “быдлом”, но и “схизматиками”.

В отличие от русских помещиков, польские магнаты, как правило, сами хозяйством не занимались, а сдавали имения в аренду. Большинство арендаторов составляли евреи, зарабатывавшие также скупкой у крестьян урожая и продажей втридорога городских товаров, торговлей алкоголем, а кое-где требовали плату за пользование зданиями православных храмов.

Как указывает современный российский исследователь Андрей Буровский, их личные доходы не были высокими, а положение завидным. Львиная доля денег шла пану, который в любой момент мог сменить своего ставленника.

Но для постоянно имевших с ними дело крестьян и выражавших народную точку зрения запорожских казаков “жиды-арендаторы” сделались едва ли не худшими врагами, чем польская шляхта.

В ходе восстания Богдана Хмельницкого было убито около полумиллиона евреев — каждый третий из живших на Украине. “Колиивщина” (антипольское восстание на Правобережной Украине в 1768 году) также сопровождалась погромами.

После Хмельницкого

Переяславский договор, называемый также Мартовскими статьями, предусматривал широкую автономию гетманской Малороссии, и, в частности, запрет царскому правительству раздавать там земли и крепостных.

Соглашение стало нарушаться почти сразу. Богатые пожалования от царя Алексея Михайловича получил, в частности, генеральный писарь , который, став впоследствии гетманом, попытался вернуть Украину в состав Речи Посполитой. Однако это все же были исключения, а не правило.

После изгнания польских магнатов немало украинцев оказалось в положении свободных хлеборобов. Они предпочитали именовать себя казаками, хотя их образ жизни был крестьянским.

Другие работали на земле, разными путями оказавшейся в собственности казачьей старшины. Они несли повинности, но имели право перехода от одного помещика к другому. Пан не мог продать крестьянина без земли, разлучить с семьей, запретить ему жениться или выменять на попугая, обученного матросским ругательствам.

“Хотя крестьяне зависели от богатых дедичей [помещиков], они считали себя вольными и всегда имели возможность покинуть постылого пана, чтобы искать лучшей доли у другого. Дедичам приходилось относиться к крестьянам с известным уважением”, — писал украинский историк Мыкола Аркас.

И в допетровской Руси крестьянин был “крепок земле”, но не являлся “говорящей вещью”. При всем несовершенстве тогдашней правовой системы, отношения между мужиками и господами регулировались законом, крестьяне могли судиться с помещиком и порой выигрывали, особенно, если вовремя скидывались “с миру” и нанимали толкового ходатая.

До нас дошел архивный документ, согласно которому в царствование Алексея Михайловича князь Григорий Оболенский был наказан за то, что “в воскресенье заставлял людей делать у себя на дворе черную работу, да он же, князь Григорий, говорил при том скверные слова”.

Крепостное право, известное по классической русской литературе XIX века, в крайней, похожей на античное рабство, форме, с проигрыванием людей в карты и борзыми щенками у женской груди, ввели “великий реформатор” Петр I, “гуманная” Елизавета и “просвещенная” Екатерина.

Последняя же привела к общероссийскому знаменателю Украину.

До поры до времени этому мешала Запорожская Сечь, куда могли убегать недовольные. За восемь лет до издания указа, в 1775 году, Екатерина ликвидировала ее, переселив казаков на Кубань. Около пяти тысяч человек не подчинились царской воле и ушли в Турцию.

Без конца и края

Благодатный климат и черноземы, вместо того чтобы обогатить украинских крестьян, стали их проклятием. Основным видом повинностей сделалась барщина (”панщина”) — в отличие от центральной и северной России, где по экономическим соображениям утвердилась более мягкая оброчная система.

Если Вислицкий статут обязывал крепостных трудиться на пана 14 дней в году, то постепенно дошло до трех дней в неделю. При этом им умышленно давали такое дневное задание (”урок”), что выполнить его было физически невозможно.

“Молотив я в понедiлок, молотив я у вiвторок, а в середу закiнчив — день панщини вiдробив”, — пелось в народной песне.

Тарас Шевченко в стихотворении “На панщине пшеницу жала” описал, как молодая крестьянка с трудом урывает минутку, чтобы покормить ребенка, сомлев от жары, видит во сне, как ее выросший сын с невесткой работают на своей земле, и возвращается к постылой реальности.

Негласная сделка

По словам Пушкина, “ее [Екатерины] щедроты привязывали”. Царствование “северной Семирамиды” было последним, когда у правительства оставался резерв свободных земель и крепостных для массовых пожалований слугам престола.

Екатерина дополнительно закрепостила около 800 тысяч украинцев.

Князья Вяземский и Прозоровский получили по 100 тысяч десятин земли, Потемкин — 40 тысяч, генерал Стрекалов — больше 30 тысяч, графы Браницкий и Каменский — по 20 тысяч десятин.

Однако данная мера адресовалась не только столичным вельможам, но и украинским дворянам, которые получили неограниченную власть над крестьянами и возможность эксплуатировать их без оглядки на сентиментальные воспоминания о казацких вольностях и братстве.

По мнению многих современных историков, усиление крепостничества в Российской империи было результатом негласной сделкой между правительством и элитой. Подавляющее большинство русских дворян оставили мечты о конституции и самостоятельной политической роли в обмен на возможность бать самодержавными государями в своих маленьких королевствах.

Малороссийские дворяне, кроме того, забыли и о национальной идентичности.

“Раньше дедичи отличались от простых селян только богатством и не брезговали ими, — повествует Аркас. — Теперь пан всеми силами стремился не походить на них ни привычками, ни языком, спешил слиться с русским дворянством и отречься от всего родного, ставшего для него “мужицким”.

В XVIII веке на Украине имелась национально ориентированная элита, чьи устремления Петербург не мог подавить даже репрессиями.

Наказной гетман Павло Полуботок, в 1723 году отправившийся просить Петра I сохранить прежний порядок управления, окончил свои дни в Петропавловской крепости. Однако и в 1767 году, когда Екатерина созвала “Комиссию по составлению нового уложения”, украинские делегаты упорно ратовали за ту или иную степень автономии, доводя до белого каления президента Малороссийской коллегии графа Румянцева, жаловавшегося императрице на их “коварство, своеволие и фальшивые республиканские мысли”.

После введения на Украине крепостного права местная элита хлопот Петербургу больше не доставляла.

Войсковой есаул Сидор Белый, после разгона Запорожской Сечи сформировавший проправительственное “Войско верных казаков”, получил 9 тысяч десятин земли и стал предводителем дворянства Херсонской губернии. Андрей Безбородко и Виктор Кочубей достигли в Петербурге министерских постов.

Подъем национального сознания начался лишь в середине XIX века, и шел не от дворянства, а от разночинцев.

По материалам Русской службы Би-би-си