И.о. главы Госгеонедр: “Польша проявляет наибольший интерес ко всему, что происходит в украинской геологии”

В развитых странах мира геологоразведка — довольно прибыльный бизнес: на каждый вложенный доллар геологи получают до 10 долларов прибыли. Поэтому средства вкладываются в поиск наиболее востребованного сырья, в создание подробных геологических карт. Украина же работает по советской модели — ищем все, что называется минерально-сырьевыми ресурсами, вплоть до алмазов на юге Донецкой области. И это при том, что отрасль за все годы независимости ни разу не получила даже заложенного в бюджете финансирования.

Но все-таки движение в сторону международных стандартов началось. В 2015 году Государственная служба геологии и недр (Госгеонедра) Украины провела два открытых аукциона по продаже преимущественно нефтегазовых участков. Первый аукцион в июле, при стартовой цене лотов в 12 млн гривен, принес в бюджет 38,5 млн гривен, во время второго в ноябре при стартовой цене в 2,76 млн гривен лоты были проданы почти за 15 млн гривен. До конца года Госгеонедра планирует провести и третий открытый аукцион.

Какие полезные ископаемые пользуются в Украине наибольшим спросом, будут ли проводиться такие аукционы в дальнейшем, как обстоят дела у отечественной геологии — с  такими вопросами Forbes обратился к временно исполняющему обязанности главы Госслужбы геологии и недр Украины Николаю Бояркину.

Единственный аргумент — деньги

— Вы выставляете на аукционы участки с залежами нефти и газа. Можно ли сказать, что именно углеводороды пользуются в Украине наибольшим спросом?

— Безусловно, нефть, газ и конденсат всегда интересовали инвесторов, на них спрос стабильный. Однако высоким спросом внутри Украины сейчас пользуются: вода, гипсы, щебень, граниты, песок. Вода — на первом месте: лечебно-столовая, техническая, питьевая. На аукционы она, как правило, не выставляется, потому что, если речь идет о спецводопользовании для собственных хозяйственно-бытовых потребностей и суточный объем добычи не превышает 300 кубов, достаточно просто заявки через обладминистрацию. В случае промышленного и коммерческого водопользования ситуация иная: компании необходимо получить спецразрешение, и такие месторождения могут выставляться на аукцион. К примеру, на первом аукционе в этом году один лот был именно по воде.

— А кто больше интересуется залежами нефти и газа, наши или иностранцы?

— Украинские компании интересуются больше, хотя бы потому, что они ближе, но мы стараемся привлечь и европейских инвесторов. В этому году мы начали публиковать тизеры о наших открытых аукционах в западных СМИ — IHS и OilVoice. Надеемся, у западных компаний появится больше заинтересованности.

— Есть ли какая-то квалификация компаний, или допускаются все?

— Никакой специальной квалификации для участия в аукционе нет, в этом и смысл аукциона: здесь главный критерий — цена. Если у компании есть деньги, она конкурирует ценой и получает спецразрешение. Следует отметить два важных момента: во-первых, компания должна быть официально зарегистрирована в Украине, и платить налоги здесь же. Во-вторых, с января 2015 года по всем компаниям — участницам аукциона дополнительную проверку осуществляет ГФС на предмет задолженности перед бюджетом, регистрации в офшорах. Кроме того, компанию проверяют СБУ и МВД на предмет возможного участия в финансировании терроризма.

— После проведения геологоразведки кто будет иметь право заниматься добычей?

— Компании, которые покупают участки на аукционе, получают спецразрешение на проведение геологоразведки с правом дальнейшей добычи. В течение пяти лет они должны провести геологоразведку, пройти процедуру защиты запасов. И, если запасы достаточные, и компания приняла решение, что имеет смысл осуществлять добычу, она должна снова получить разрешения в Минэкологии, Госгорпромнадзоре и областном совете, только уже на промышленную добычу, и может начинать.

— А если компания купила спецразрешение, а через год-два перепродала другой, может ли такое быть?

— В существующем законодательстве есть норма “без права перепродажи третьим лицам”. Могут перепродать целую компанию, но это сложная сделка, чтобы проводить ее ради одного спецразрешения. Я таких случаев не припомню. Однако если даже меняется собственник компании, она должна извещать службу. Я считаю, подход необходимо менять: спецразрешение должно стать товаром, который можно будет продавать. Это мировая практика.

Представим ситуацию: компания “А” купила лицензию, работала на участке, но у нее закончились средства. Почему она не может перепродать лицензию, чтобы другая компания завершила проект? Вместо этого компания “Б” вынуждена начинать весь цикл с нуля. Это лишнее время и деньги.

— Но процесс перепродажи должен как-то контролироваться?

— Согласен, не должно быть так: получил спецразрешение — и тут же перепродал. Должны быть ограничения. В Польше, например, есть специальная комиссия, которая рассматривает варианты продажи лицензии, чтобы не прекращать работы на участке.

— Остались ли какие-то лазейки, через которые компании могут получить спецразрешения без аукционов?

— Есть постановление Кабмина №615, в котором прописано, как можно получить спецразрешение на законных основаниях без аукциона. Таких оснований в нормативном акте 15. При этом есть один общий момент и для объявления аукциона, и для самостоятельного получения спецразрешения — это наличие трех согласований. Первое — от Министерства экологии и природных ресурсов, второе — от Госгорпромнадзора, и третье — от областного совета. Два первых ведомства, пусть долго, но дают согласования, областные советы согласований практически не дают. По крайней мере, для аукционов.

Если компания самостоятельно пытается получить согласование облсовета, то, как показывает практика, требуется около года, при условии, что она усиленно занимается этим вопросом. Обычно же процесс растягивается на полтора-два года, или же компания не получает согласования вовсе.

— А зачем фирмам такие сложности?

— Думаю, именно отсутствие согласований от облсоветов на выставление участков на аукционах как раз и приводит к тому, что компании ищут возможность получить спецразрешение самостоятельно. И облсоветам это выгодно. На аукционе фирмы борются исключительно ценой. Кто больше дал, тот и получил спецразрешение, при этом у компании нет необходимости получать дополнительное согласование облсовета.

А если компания обращается непосредственно в облсовет, и я немало таких историй слышал, ей выставляют встречные условия — то школу надо построить, то детский сад облагородить. К тому же облсовет может в любой момент отозвать разрешение, аукционы же дают максимальные гарантии для компании: выданное на аукционе спецразрешение не может быть отозвано, если компания выполняет условия лицензионной программы.

— Сколько у вас таких потенциальных участков, которые из-за отсутствия согласования облсоветов пылятся на полках?

— Очень много. Вот сейчас мы готовим третий аукцион, какие-то участки, безусловно, выставим из ранее запланированных, а нового у нас ничего нет. Сегодня мы активно используем аукционный метод, более того, в разработке электронные аукционы, чтобы минимизировать человеческий фактор. Электронный аукцион исключает возможность какого-то влияния в принципе: на экране только цифры и названия в режиме реального времени. Главная проблема — получение разрешений на местах, чтобы было, собственно, что выставлять на аукционе. 

Оцифрованные запасы

— Украина уже перешла на международную систему оценки запасов или все еще пользуемся советской методологией?

— Вопрос интересный. У нас есть Госкомиссия по запасам (ГКЗ), которая отрабатывает так называемые “протоколы по запасам”. Недавно мы приглашали специалиста, который уполномочен осуществлять оценку запасов в соответствии с кодексом JORC (это один из международных кодексов, который устанавливает стандарты в сфере недропользования).  

Он изучил протоколы и выяснил, что во многих наших старых, еще советских протоколах очень глубокий уровень детализации, что крайне ценно для геологов.

В результате мы договорились, что приведем некоторые моменты в наших протоколах к стандартам JORC, при этом сохранив полноту информации, которая есть в наших документах.

— А мы ведем изучение новых площадей или пользуемся старыми советскими данными?

— Сейчас разработки ведутся, но их очень мало. В основном мы пользуемся старыми документами, и они действительно информативны. Когда мы даем инвесторам геологические разведданые 50-70-х годов, вплоть до начала 80-х — они их даже не перепроверяют.

— А как потенциальный недропользователь может найти неизведанные площади?

— У него есть два варианта: просто выбрать какой-то участок в поле — практически вслепую, или же взять геологические данные и оценить, какие работы по геологоразведке или добыче ведутся рядом, какие велись ранее, где находится неизведанный участок. Затем он должен прийти к нам и сказать: “Хочу разведать такой-то участок, выставьте его на аукцион”. Мы собираем все согласования и выставляем на аукцион. Кстати, мы обязаны давать все геологические данные по запросу. 

— А вы готовы запустить частные геологические компании в Украину?

— Конечно, это нормальная мировая практика. На данный момент украинский рынок геологоразведки закрыт. Мы должны запустить на этот рынок даже небольшие компании, скажем, с одним геологом и рабочими. Главное — чтобы у компании было оборудование и научные знания. Компания пришла, получила лицензию на геологоразведку, сделала подсчет запасов, утвердила их, и пусть продает свой “товар” компаниям, в том числе крупным — таким как Shell, Chevron, Black Iron.

Нельзя сказать, что сейчас в Украине абсолютно отсутствуют частные компании в геологоразведке. Они есть, и некоторые из них даже довольно успешно работают: получают лицензии, готовят полный пакет геологической информации по участку, и затем продают ее. Но таких компаний мало.

— Как идет работа по переводу всей архивной геологической информации в цифровой вид?

— Мы начали эту работу, однако она очень дорогостоящая и трудоемкая. Наша цель не просто отсканировать и выложить страничку на сайт, мы хотим создать интерактивную карту, в том виде, как это принято Ассоциацией геослужб Европы. Однако у нас нет соответствующего оборудования. Желтые странички 1950-х годов, напечатанные на машинке, наша техника просто не может обработать автоматически, потому сегодня это делается вручную: человек по буковке переносит документ в электронный вид.

— То есть мы сможем вскоре увидеть наши месторождения в 3D-формате?

— По некоторым месторождениям уже выполнялись проекты в 3D. Месторождения можно посмотреть в хорошем разрешении в разрезе, по глубинам. В частности, такие работы осуществлялись по заказу компании Shell с привлечением специалистов “Укргеофизики”.

Европейские координаты

— Кроме аукционов, какие еще реформы начаты в службе, и как они согласуются с европейским вектором Украины?

— В прошлом году началась работа с международными партнерами. В Украину на переговоры был приглашен Лука Де Микеле, глава Ассоциации геологических служб Европы (АГСЕ). Ему удалось убедить Еврокомиссию в том, чтобы направить к нам рабочие группы АГСЕ для выработки рекомендаций по реформированию нашей геологической отрасли и геологической службы. В этом году мы приняли три группы.

Первая посетила Кабинет министров и Минэкологии. Ей надо было убедиться, что мы готовы к реформированию. Вторая общалась с административным корпусом, с начальниками управлений Госгеонедр и министерства, директорами геологических предприятий. Третья группа общалась с недропользователями — выясняла, какие есть проблемы, и каково их видение реформ. На основании этих трех визитов в Брюсселе уже подготовлены рекомендации по реформированию.

— Когда эти рекомендации будут переданы украинской стороне?

— АГСЕ ждет официального одобрения этих рекомендаций Еврокомиссией. 20 ноября в Брюсселе пройдет международная конференция Euromines General Assembly — одно из ключевых ежегодных мероприятий геологической отрасли в мире. Украине выделено 20 минут на выступление в рамках конференции, дополнительно для украинской делегации будет организован круглый стол, у нас будет возможность пообщаться с Еврокомиссией, и нам передадут рекомендации.

Кроме того, на последнем заседании АГСЕ в Мадриде было принято решение о создании единой геологической карты Европы, куда войдет и геологическая карта Украины. Это колоссальная работа, и европейцы готовы ее финансировать.

— Была информация, что Европа рассматривает некий план по обеспечению своих стран минеральным сырьем, что это за документ?

— Это так называемый “План Юнкера” — инвестиционный план для обеспечения европейских стран “критическими сырьевыми материалами”. Он рассчитан на три года, а его бюджет — 315 млрд евро. Например, Испании для производства плитки и керамики нужна глина и каолины. В Украине они есть, но фактическая стоимость их добычи выше рыночной — как раз эта разница и будет компенсироваться за счет средств, предусмотренных “Планом Юнкера”.

Рынок недропользования — это всемирный глобальный рынок, и Украина уже сделала определенные шаги, чтобы войти в список основных стран — поставщиков сырьевых ресурсов.

— Понятно. Но вернемся к реформированию, в чем оно будет заключаться?

— Реформирование уже началось. Мы внедрили открытые аукционы, и планируем их сделать международными; начали оцифровку геологической информации и создание интерактивной карты; полностью меняем сайт и делаем там услугу “единого окна” — хотим минимизировать приход недропользователей непосредственно в здание службы. На первом этапе “единое окно” предусматривает возможность отправки отчетности в электронной форме. На втором этапе недропользователи уже смогут отслеживать “движение” своих документов, в каком департаменте они сейчас находятся.

Мы начали сокращать количество своих предприятий путем слияния и узкого  профилирования, в целом хотим из 20 оставить 8.

Одно предприятие — “Пивничгеология”, пребывающее в стадии банкротства, мы ликвидируем. В течение трех лет предприятие находилось на балансе Нацбанка и фактически прекратило работу, на нем не осталось никого и ничего. Мне пришлось назначить туда временно исполняющего обязанности директора, чтобы было кому ликвидировать предприятие.

— Какие еще реформы поддерживают европейцы?

— Им очень импонирует то, что мы провели инвентаризацию неработающих спецразрешений. На сегодня у нас 5462 действующих разрешения. Из них на 1500 участков более двух лет не проводится работа. Анализируем: если компания вложила деньги, выполнила некоторые работы в рамках инвестиционной программы, но почему-то прекратила их или приостановила — мы организовываем так называемый workshop. На нем рассматриваем причины остановки работы и ищем возможности продлить программу компании.

Удивительно, но есть случаи, когда люди просто забывают, что они получили спецразрешения и должны выполнять программу. Если компания не ведет работы на участке, мы даем ей возможность самостоятельно отказаться от лицензии. В этом случае будут сэкономлены время и деньги, ее и наши. В противном случае мы вынуждены начинать судебные процессы, но это долго и дорого, тем более, повысились судебные сборы.

Кроме того, такие судебные процессы бесперспективны для компании, не выполняющей условия лицензии, так как это является обязательным условием получения спецразрешения. Именно поэтому практически в 100% случаев суд выносит решение в пользу государства в лице службы.

— А люди идут на добровольный отказ от лицензий?

— Идут. Мало, но идут. Культура недропользования постепенно меняется. Наверное, люди просто видят, что пошла непосредственная работа с ними, проводятся открытые аукционы, те же workshop внесли свою лепту.

Про уран, золото и алмазы

— Ну вот, например, Shell и Chevron добровольно отказались от разработки участков в Украине, с чем это связано?

— Это вопрос к компаниям. Надо понимать, что данные проекты требуют значительных инвестиций, возможно, компании пересматривают свои инвестиционные планы. Вместе с тем спецразрешения на участки они не аннулировали, в нашу службу не обращались, выданные им спецразрешения являются действительными.

Думаю, по Shell отказ может быть в большей мере связан с близостью к зоне проведения АТО, а по Chevron — скорее всего, не подтвердились прогнозы, которые они ожидали от этой площади. Компании-инвесторы всегда самостоятельно оценивают риски.

— А помимо нефти и газа, к другим ископаемым проявляется интерес, и кто его проявляет? 

— В последнее время значительный интерес проявляется к нашим залежам золота, титана и урана. У нас есть такое подразделение “Геоинформ”, где хранится весь архив геологической информации, и мы видим, какая информация больше всего просматривается в открытом доступе на сайте, а какую информацию запрашивают из архива непосредственно. Кроме того, к нам в Госгеонедра обращаются представители посольств и различных компаний.

На недавнем заседании 39-й Генеральной ассамблеи АГСЕ в Мадриде присутствовали главы всех геологических служб Европы, а также США и Канады. Во время общения с нашими специалистами они четко дали понять, что есть немало компаний, которые рассматривают возможность захода в Украину с инвестициями.

— И какие страны проявили интерес к украинскому золоту и урану?

— Золотом интересовались Канада, Латвия, Польша, причем последняя проявляет самый большой интерес ко всему, что происходит в украинской геологии.

Информация по урановым месторождениям закрыта, хотя с многих документов и сняты грифы “секретно”. Компания должна заниматься конкретно ураном, чтобы иметь возможность обратиться в КП “Кировгеология” и получить какие-то сведения по урану. Ко мне только за последнюю неделю обратились четыре крупные отечественные фирмы. Они готовы не просто вкладывать в разработку, но и заняться восстановлением лабораторий.

— Уточните, пожалуйста, про лаборатории?

— В свое время на платформе “Кировгеологии” работала самая передовая лаборатория, там было высокоточное оборудование, проводили уникальные исследования, которых у нас нигде больше не делают. Однако эта лаборатория просто была уничтожена. Бывший директор “Кировгеологии” три года не отапливал помещение, а высокоточному оборудованию необходим особый температурный режим. На директора открыто несколько уголовных дел.

— А в каком законодательном поле сегодня работает украинская геологоразведка? Насколько она отвечает современным реалиям?

— В 2013 году был принят закон “О развитии минерально-сырьевой базы” (МСБ). Это очень интересный документ, который действует до 2030 года. Он включает детальное описание всех ископаемых: твердые, жидкие, сыпучие материалы; нефть, газ, металлы, золотоносные руды, и даже алмазы. Более того, он определяет объекты, по которым следует проводить бурение — например, в Полтавской области село N по таким-то геологическим точкам. В дополнениях перечислено более 500 таких объектов.

Также там, к слову, прописаны суммы, которые должен выделять бюджет на геологоразведку и другие работы, осуществляемые государством. Например, в 2015 году мы должны были получить около 1,5 млрд гривен, а получили по факту меньше 100 млн гривен.

— Простите, и сейчас Украина, для которой наиболее востребованными являются нефть и газ, тратит деньги на поиск алмазов?

— Не поверите: существует целая программа по поиску алмазов, уже восемь лет ищем, пока ничего не нашли (улыбается). Если нам выделяют всего 100 млн, так давайте эти деньги пустим на действительно важные проекты. На ту же оцифровку геологической информации. Или на завершение работ по какой-либо нефтегазовой скважине, которая стоит законсервированная годами из-за недофинансирования. Мы сможем продать ее на аукционе и получить деньги для госбюджета.

Я пытался в этом году немного перераспределить бюджет и остановить работы хотя бы по одному долгоиграющему проекту, который неактуален в данный момент для страны. Но, к сожалению, нам не удалось отстоять эту позицию в Минфине. И тут вопрос даже не в алмазах: нам нужно определить стратегические для Украины направления в геологии и развивать их приоритетно.

— А вы пытались пересмотреть этот закон МСБ?

— Безусловно, служба сейчас работает над этим документом. Мы понимаем, что нужно внести изменения и сделать акценты на нефть и газ, это критически важно для Украины. Даже если нам не выделяют 1,5 млрд гривен — будем работать с теми финансами, которые есть.

Инна КОВАЛЬ