Глава Фонда госимущества Сенниченко: Мы не можем вести войну со всеми олигархами одновременно, хотя стараемся

На днях руководитель ФГИ Дмитрий Сенниченко мог разбогатеть на 800 тыс долл. За эти деньги он должен был назначить “правильного” директора одного из подчиненных фонду предприятий, но предпочел привлечь к эпизоду НАБУ.

Накануне произошло еще одно знаменательное событие, которое может записать себе в актив глава Фонда — это продажа столичного отеля “Днепр”, который был реализован на аукционе за 1,1 миллиарда гривень.  

Интервью было записано за пару дней до этих событий, поэтому в нем нет вопросов о несостоявшейся взятке или об успешной продаже киевского отеля. Да и о чем здесь спрашивать?

Однако все не так однозначно.

Полгода назад Сенниченко предлагали 5 млн долл за назначение главы Одесского припортового завода. Возникает вопрос: почему взяточники идут к главе ФГИ с сотнями тысяч долларов после того как он публично отказался взять миллионы?

Возможно, ответ на этот вопрос в том, что в работе фонда за последнее время все-таки не произошло кардинальных изменений. Свидетельствует об этом ситуация в регионах, где на подчиненных ФГИ предприятиях правит бал частный бизнес: “Запорожьеоблэнерго” управляет менеджмент группы “Приват” Игоря Коломойского, а в “Харьковоблэнерго” начали возвращаться люди Дмитрия Крючкова.

Эти примеры в том числе являются маркером и для любителей “порешать”, которые в последнее время зачастили к Сенниченко. Однако в этих попытках они не учитывают важный нюанс: чиновник рассматривает ФГИ как стартовую площадку для развития своей карьеры.

В разговоре это сразу бросается в глаза: во время интервью Сенниченко постоянно отвлекается на поиск презентаций, созданных для публичных мероприятий и органов власти.

Из-за поглощенности главы фонда стратегиями сегодня все рычаги операционного управление госактивами находятся преимущественно в руках его заместителей.

Сенниченко уверяет ЭП, что доверяет своей команде. Но пока первое лицо ФГИ работает на перспективу, пытаясь создать из подчиненного ему ведомства историю успеха, находящиеся в ведении фонда предприятия связывают с коррупционерами.

Эта проблема была одним из главных поводов для интервью. Кроме того, чиновник рассказал ЭП о неизвестных строках своей биографии, бизнес-партнерах его семьи и о планах по приватизации крупнейших госпредприятий.

— Факт из вашей биографии: вы были в числе учредителей “Агентства социального проектирования”. Ее учредителями также были представители окружения Виктора Ющенко Павел Качур и Иван Васюник. Зачем была основана эта структура, и как вы познакомились с Качуром и Васюником?

— Это была общественная организация, аналитический центр по моделированию стратегических сценариев будущего. Мы уже в 2002 году искали сценарии, которые позволили бы избежать раскола Украины между европейской цивилизацией и РФ.

Как я туда попал: в 1997 году я начинал карьеру с младшего специалиста в международном департаменте НБУ. Тогда Ющенко был главой Нацбанка, потом стал премьер-министром. Они с Олегом Рыбачуком вспомнили, что был парень Дима, который работал в НБУ, и когда ему что-то говорили сделать, оно случалось.

Соответственно, так я попал в службу премьер-министра, где также работал над решением сложных вопросов. Там же работали Качур и Васюник.

Когда в 2002-2003 годах началась “Наша Украина”, я пришел к Ющенко, говорю: “Виктор Андреевич, я уже семь лет помощник, пойду куда-то начальником”. Ушел в международные неправительственные организации и в 2004-2005 годах начал воплощать реформу энергоэффективности, о которой тогда никто не хотел слышать.

— Вы также числились соучредителем ООО “Паркридж девелопмент Украина”. Чем занималась эта компания?

— Когда прошла Помаранчевая революция, и Украина стала потенциально перспективной страной, сюда начали заходить масштабные инвестиции. Меня пригласили в британскую компанию Parkridge Holdings, которая развивала проекты логистических складов, инфраструктуры, торговых центров.

Компания заходила в переходные страны, строила системные объекты, которые потом капитализировались через повышение капитализации страны. Соответственно, я был директором этой компании по Украине.

— В ООО “Паркридж девелопмент Украина” учредителями также были Александр Глушко, Олег Бушук и Галина Шепелева. Кто они?

(Глушко был помощником народного депутата Николая Дмитрука, Бушук баллотировался по спискам “Сильной Украины” в Днепропетровский облсовет, Шепелева была супругой бывшего депутата-”шпиона” Александра Шепелева. — ЭП.)

— В этой компании? Я не знаю никого из них. Я работал на английских инвесторов. Со стороны Parkridge Holdings было открыто много компаний, чтобы инвестировать в Украину. Это делали польские юристы по заказу нашего английского офиса.

— Кто вам предложил должность главы Фонда госимущества?

— Из нескольких источников. Мне звонили и депутаты, и премьер-министр Гончарук, с которым мы давно знакомы, и мои знакомые, которые работали в Офисе президента. Говорили: “Дима, у тебя есть комплексные знания и понимание работы госаппарата. Ты знаешь, как работает реальный бизнес и как мыслят инвесторы”.

— Кто совершил контрольный телефонный звонок, после которого вы согласились возглавить фонд?

— Повторю свой ответ: мне это предложение сделали несколько раз разные люди, которые были в парламенте, Офисе президента и правительстве.

— Был ли среди них Игорь Тынный?

— Тынный? Не было.

— Знакомы ли вы с Тынным?

— Знаком. Лет 15-20 знакомы “на районе”, как говорится. Мы же росли в Киеве: я многих знаю, меня все знают.

— Вопрос по поводу Тынного связан с тем, что его называют идеологом назначения Алексея Оржеля в Министерство энергетики. Соответственно, хотелось бы понять, не было ли такого же способа определения главы ФГИ.

— Нет, точно нет. Я не креатура чья-то, Тынного так уж точно.

— Вы занимаете такую должность, где сложно быть ничьей креатурой.

— Вы знаете, бывает иногда и так, поверьте.

— Кем вам приходится Наталья Викторовна Сенниченко?

— Моя мать.

— Она была соучредителем компании “Нико и К” вместе с Игорем Тынным.

— В какие годы?

— 2000-е плюс.

— Ну, возможно, они реализовывали разные проекты.

— Получается, Тынный — бизнес-партнер вашей семьи, а не просто знакомый.

— Слушайте, давайте посвятим пять часов этой встрече, и я тогда вам расскажу, какие я делал бизнесы, как я из Польши мебель возил, когда мне было не на что на дискотеку пойти. Да, я активный и занимался какими-то бизнес-проектами в рамках закона. И в чем, собственно, подозрение или вопрос?

— Подозрения никакого нет, а смысл вопроса в том, что мы пытаемся вашими устами рассказать читателю, кто такой Дмитрий Сенниченко. Что это не человек из ниоткуда, а человек с широким кругом прикладных связей.

— У меня действительно широкий круг знакомств.

У меня есть друзья в Институте международных отношений, у меня есть друзья с Печерска, где я жил в коммунальной квартире, у меня есть друзья с “Левобережной”, есть друзья из Национального банка, бизнес-школы, Украинской школы политических студий. Есть круг общения в спортивной среде: я профессионально занимался спортом, был в молодежной сборной Украины по фехтованию.

Я активный человек, который знает многих и меня многие знают.

— Тынный — вполне легальный бизнесмен, в вашей связи нет ничего такого.

— Я знаю Юлию Тимошенко, Веру Ульянченко, Жванию, Мартыненко, Зеленского, Богдана, Ермака, половину губернаторов (глав облгосадминистраций. — ЭП). С одним из них я учился в Украинской школе политических студий. Такая у нас страна, что все активные люди друг друга знают.

— Но ведь у вас не со всеми из них был бизнес, как в случае с “Нико и К”.

— Что эта компания делала? Я не помню, там был реализован какой-то бизнес-проект или нет? Давайте я Тынному позвоню и спрошу, что там случилось, потому что если бы там что-то значимое было реализовано, то я бы точно помнил.

— Если вы не помните, значит, проект был незначимым. Будем считать, что по Тынному мы закончили, и он никакой роли в вашем назначении не сыграл.

— Не сыграл. На полиграф хотите пойду?

— Я вас ни в чем не обвиняю.

— Давайте пойду на полиграф. Ваши вопросы имеют подтекст. Мне это неприятно. Я отвечу на все ваши вопросы — и на эти, и на другие. А дальше, возможно, мы с вами будем редко встречаться.

— Давайте я попытаюсь объяснить логику задаваемых вопросов.

— Спасибо. Давайте дальше быстрее по вопросам, у нас мало времени.

— Фонд госимущества — это государственная корпорация по управлению имуществом или это корпорация по подготовке активов по приватизации?

— Это центральный орган исполнительной власти со спецстатусом. Закон читали?

— Имеется в виду...

— Вы читали закон, что такое Фонд госимущества?

— Нет.

— Не читали. А почему вы пришли на интервью, не зная, что такое ФГИ?

Фонд — это центральный орган исполнительной власти, который занимается арендой, регулированием оценочной деятельности, подготовкой к приватизации и приватизацией. К сожалению, это очень сложная, забюрократизированная институция, и мое видение такое, чтобы ФГИ стал агентством.

Чтобы это была компактная организация, которая имела бы большую аналитическую базу данных государственных активов и компактную профессиональную и мотивированную на результат команду. Поэтому мы разработали новый законопроект для того, чтобы придать процессам приватизации стройность и логику.

— Вопрос о том, чем занимается ФГИ, связан с желанием понять, что происходит с госактивами в процессе их нахождения под управлением фонда. Глава ФГИ вникает в управление подчиненными предприятиями?

— Не может, не должен и не нужно. К сожалению, когда возникают вопросы уровня “Центрэнерго”, ОГХК и других больших компаний, то мне приходится вовлекаться.

— Это имеет ключевое значение, потому что означает, что вы занимаетесь стратегическими направлениями, не отвлекаясь на управление. Так?

— Ну конечно, но я все время в этом “треше”. Посмотрите, у нас за пять месяцев 1 600 запросов от силовых органов. 1 600: дайте то, покажите это, расскажите вдоль, расскажите поперек. А работают тут не инвестбанкиры, а недофинансированные госслужащие без мебели, без компьютеров — пройдитесь по этажам.

Я набрал персональную команду заместителей, дальше мы запустили процедуру реформы самого фонда. Тут мы уперлись и в законы, и в “ковид”, и в отобранный у нас бюджет, но мы все равно продолжаем это делать.

— Один из ваших заместителей — Сергей Игнатовский — курирует компании государственной энергетики. Так?

— Вы что не можете посмотреть, кто “зам” и какое среди них распределение обязательств? Вам лекцию надо читать или получать от меня какую-то актуальную информацию?

— Дело в том, что я готовился не по книжкам.

— Хорошо, задавайте дальше, не надо по книжкам, это все в интернете написано. А вы знаете, что мы запустили интернет-сайт и теперь вместо газеты все можно увидеть прозрачно, нет?

— Сергей Игнатовский делегировал вопрос управления государственными облэнерго Алексею Беспалову (участник группы “Энергомережа” Дмитрия Крючкова. — ЭП). Знаете ли вы об этом?

— Вы что серьезно такие вопросы задаёте? Что значит “делегировал”? Кто такой господин Беспалов, вы знаете?

— Он был членом набсоветов нескольких государственных облэнерго.

— Он не работает в фонде ни советником, ни членом набсоветов, никем. Вы вот загляните в интернет, наверное, перед тем как ходить на интервью с главой фонда.

— Ко встрече с вами я готовился не по официальным отчетностям, а встречался с людьми. Они утверждают, что Беспалов по-прежнему существенно влияет на энергетику, в частности, на “Николаевоблэнерго”.

— Был когда-то советник Беспалов, на заре, когда я здесь только начал. Тут было некому работать.  В тот период мы проводили много собеседований с теми, кто понимает в предмете. И да, в какое-то время мы его оформили внештатным советником и даже, наверное, членом набсоветов облэнерго. Но потом мы разобрались, кто он такой, и быстро его отовсюду уволили, буквально за месяц.

— Со стороны процедура управления государственными облэнерго выглядит так: есть Сенниченко, который, как вы говорите, занимается законопроектами, а есть люди, которые отвечают за операционное управление.

— Вот смотрите: у меня есть много папок (подходит к столу, на котором лежат пластиковые боксы, читает. — ЭП): ТЭЦ, шахты, уголь, облэнерго, законодательство, аренда, яхтклуб, малая приватизация, бюджет, “Центрэнерго”, “Большевик”, ОПЗ, отель “Дніпро”, президент, КМДА, “Киевпассервис”, депутаты Верховной Рады.

Каждая из этих папочек содержит множество слоев знаний, в которых я должен, к сожалению, разобраться лично. Потому что политическая ответственность за то, что происходит в ФГИ, на самом деле на мне.

— Задача вопросов про людей типа Беспалова — понять, насколько вы осведомлены о том, что происходит на объектах, которыми управляет ФГИ.

— Осведомлен, к сожалению. Мы все время заняты подготовкой различных презентаций, чтобы иметь ответы на все сложные вопросы в доходчивом формате. Меня уже называют “Дима-презентация”.

Что до облэнерго, то некоторые из них не сильно нас еще слушаются. Мы судимся, если вы знаете, с “Николаев-”, “Хмельницк-”, “Черкассыоблэнерго”. Есть решение КМУ поменять там менеджмент и восстановить контроль государства над госкомпаниями, потому что ответственность на мне, а они все судами блокируют.

— Знаете ли вы о том, что глава “Запорожьеоблэнерго” Елена Ангелова управляет этой компанией в интересах Игоря Коломойского?

Знаете ли, что директором по правовым вопросам в “Харьковоблэнерго” был назначен Алексей Гупало, которого связывают с Дмитрием Крючковым? Или вы этих фамилий из-за загруженности не слышали?

— Нет, я слышал. Крючков — фамилия одиозная, Ангелову тоже слышал. По поводу принадлежности к тем или иным группам: я уверен, что если пообщаться на рынке с экспертами, то всех к кому-то точно причислят.

— Но так было все годы независимости Украины.

— Ну, оно частично, может, так и есть. Хозяйство большое. В чем суть политики приватизации? В том, что по итогам приватизации должно остаться компактное количество стратегических предприятий. Вот мы и пытаемся побыстрее приватизировать, а пока не приватизировали — получше управлять.

Не все от нас зависит, но мы все равно боремся.

— Можно ли сказать, что менеджеры типа Ангеловой навязаны фонду?

— Нет, но нужно понимать, что у нас в управлении около 500 предприятий, к которым мы стараемся подходить системно.

Мы согласовали с НАЗК и надеемся получить постановление КМУ по утверждению разработанных нами новых стандартов для руководителей госпредприятий, определенных на приватизацию, у которых есть два простых KPI.

Первое — фиксируем сегодняшнее экономическое состояние предприятия и ставим условием, что оно должно быть как минимум не хуже.

Второе — бонус за результат, а это успешная приватизация и привлечение инвестора. Бонус прямо вписывается в контракт и выплачивается после покупки этого актива, кто бы его ни купил. Это “мотивирующая морковка” для директоров.

— Руководители государственных облэнерго выполняют эти KPI?

— По облэнерго сложная ситуация. Мы пытаемся сменить руководителей трех или четырех компаний, но мы оказались в истории с судебными запретами. Причем нелегитимных районных судов. Мы просто не можем вести войну со всеми олигархами одновременно, хотя стараемся это делать.

Над “Центрэнерго” мы работали над сменой директора и получили результат.

— Когда планируется приватизация облэнерго?

— Приватизация облэнерго должна сдвинуться, наконец-то, в 2020 году, мы прикладываем к этому все усилия. Для этого нужны предварительные условия, которые наконец-то начали выполняться.

Чтобы облэнерго стали привлекательным инвестиционным продуктом, должны быть предсказуемые правила, должны быть приняты RAB-тарифы. НКРЭКП начала двигать этот вопрос, и мы тоже приняли приказ о формировании комиссии. Но вы, наверное, тоже ничего не знаете про процесс приватизации, как он проходит?

— Я знаю, что RAB-тарифы должны быть приняты с 1 января 2021 года.

— Нет, вы знаете как проходит процесс приватизации предприятия?

— Аудит, видимо, на одном из первых этапов.

— Ясно. Смотрите, этапы большой приватизации.

Первое — это включение объекта в список приватизации КМУ. Второе — это подготовка документов для выбора советников по приватизации ФГИ.

Потом происходит конкурс среди претендентов на советника, потом он утверждается в Кабмине. И только потом этот советник делает всесторонний аудит, готовит инвестиционный меморандум, ищет потенциальных профильных покупателей.

Покупателей профильных, потому что это не сараи где-то посреди села. А уже после этого формирует предложение на утверждение фонда и Кабмина, еще раз указывая, какая стартовая цена актива, какие послеприватизационные условия предлагаются.

Только потом происходит аукцион. Вся эта процедура занимает девять-одиннадцать месяцев. Это если нет судов.

— На какой из этих стадий находится ФГИ в вопросе приватизации облэнерго?

— В первой одной пятой.

— Когда можно ждать самих аукционов?

— Облэнерго давно сидят в фонде, и всеми ими давно как-то там управляют. Там полная коррупция, бандиты, “смотрящие”, бизнес-группы. Системно этим долгосрочно управлять невозможно, как и ни одним большим государственным предприятием. Поэтому наша задача — быстро и эффективно их приватизировать.

Мы начали эту процедуру, но наступил коронавирус, и у нас забрали все деньги на обязательные по закону процедуры по подготовке приватизации. Забрали все 48 млн грн, которые были предусмотрены на меры по подготовке к приватизации, на работу с советниками, инвентаризации, аудиты, маркетинг.

Вчера казначейство прислало нам письмо, что они вообще заблокируют наши счета. Я говорю: “Вы что не понимаете — есть политическое решение делать приватизацию, а вы ее бюрократически, механически хотите остановить?”.

Я встретился с замминистра финансов, министром финансов, премьер-министром, главой бюджетного комитета и президентом Зеленским. Я говорю: “Ребята, что происходит? Есть политическая воля президента, должен быть и инструментарий”.

— Расскажите о смене руководителя “Центрэнерго”. Как ФГИ это удалось в условиях, когда офис компании был в колючей проволоке и охране?

— В один момент нам утром удалось добиться нужного решения суда, через час после этого провести заседание набсовета “Центрэнерго”, а после этого через час приехать на предприятие со спецназом. Не пустить нас на предприятие уже было нельзя, потому что все легитимные условия были соблюдены, а силовая поддержка присутствовала. Но мы мирно туда назначили директора.

— Доходила ли до вас информация, что господин Корчинский (и.о. гендиректора “Центрэнерго” Александр Корчинский. — ЭП) после своего назначения был перекуплен?

— Нет, не доходила. А какие этому есть доказательства?

— Потапенко, снятия которого вы добивались, является членом дирекции “Центрэнерго”.

— Мы будем делать ротацию и правления компании.

— Но Потапенко стал членом дирекции уже после назначения Корчинского.

— Эти вопросы — компетенция набсовета. Сейчас у предприятия есть директор, и ответственность за предприятие фактически на нем.

— Складывается впечатление, что произошел “договорняк”, о котором вы, возможно, даже не знаете.

— Ну, давайте так. Время должно показать, потому что, насколько я понимаю, перед сменой руководителя “Центрэнерго” были заключены контракты на прямые поставки электроэнергии до конца августа. Посмотрим, поменяется ли что-то.

— На “Центрэнерго” также остался Александр Уваров, который отвечает за закупки компании. В сумме все это создает именно такое впечатление.

— Нет, я знаю, что еще не сменено правление. Чтобы были точки ответственности, мы поставили директору задачу разобраться в вопросе и предложить свое видение. Вот и проверим.

— Сколько у него есть времени?

— Два месяца.

— Вы сказали, что у “Центрэнерго” есть прямые договора на поставку электроэнергии с ферросплавными заводами до конца августа.

— Это то, что я слышал от директора. С какими именно компаниями — я не знаю.

— По поставке сырья на предприятие тоже есть длинные договора?

— По поводу поставки сырья деталей не знаю, я просто волею судеб снова вовлекся в эту историю. Что делает “Центрэнерго”? Покупает энергоносители и производит электроэнергию. Покупает у госшахт достаточно дорогой уголь, потому что 1 950 грн за тонну не позволяет выдавать ту электроэнергию, которую покупает рынок.

Для этого, насколько я понимаю, делался “микс”: да — госшахты, и да — природный газ, пока он дешевле. Для того, чтобы выдавать конкурентоспособную электроэнергию для населения и промышленности, нужно “миксовать”.

— Вы обсуждали этот вопрос с Кабмином?

— “Уголь отечественного производителя”, который госкомпанию заставляют покупать, — это не только госшахты, есть и другие частные производители в Украине.

— Вы с Буславец об этом не говорили?

— Говорили. По задолженности “Центрэнерго” перед госшахтами в 383 млн грн. В прошлом месяце уже выплачено 103 млн грн, план на июль — 120 млн грн.

— Коломойский не давал вам каких-то ценных рекомендаций?

— Не давал. Так, вернемся.

Задачи директора: первое — разобраться с экономической ситуацией, второе — разобраться с менеджментом, дать предложение, кого оставлять, а кого не оставлять. Третье — содействовать программе приватизации.

Я уже выдал приказ о создании конкурсной комиссии, сейчас мы подаем на Кабмин следующий пакет документов. С учетом всего, это (конкурс по приватизации. — ЭП), наверное, середина следующего года. Но надо это двигать.

— Извините за настойчивость, но не до конца понятно: если до вас доходят сигналы, что в компании управленческая структура не изменилась, то может на предприятии поменялась только обертка?

— Нельзя сделать все сразу, нужно делать шаг за шагом, но в четком графике. Мы директора коллегиально выбирали, собеседовали, проверяли. Любой человек может испортиться, но пока надо оказывать доверие. Чтобы понять, хороший ли, купили или не купили, нужно мерять по каким-то более-менее объективным показателям.

— То, что остались основные старые менеджеры, — не сигнал?

— Мы дали ему время разобраться. Я не ставил условий, чтобы он всех уволил и назначил новых. Тем более, я никогда не видел ни Уварова, ни кого-то другого.

— Вы говорите об объективных показателях. 2 млрд грн убытков “Центрэнерго” — это не объективный показатель для оценки предыдущего менеджмента?

— Да, но мы же назначили директора, вертикаль должна соблюдаться. Очень плохо, когда в любом управлении ты говоришь: “Смотри, ты директор, но вот тебе рекомендованный “зам”, там начальник управления какой-то хороший, возьми его”.

Я всегда действую сверху вниз. У тебя задача четко измеряема во времени и в результате. Если говорить ему “уволь”, то, думаю, это тоже будет показателем.

— Перейдем к ОПЗ. Он должен быть приватизирован в течение года, если верить меморандуму с МВФ.

— Я думаю, что успеем.

— На каком вы сейчас этапе?

— Мы утвердили советника на Кабмине и прошли два этапа: первый — изучение ситуации, второй — аудит. Сейчас ждем третьего этапа, когда советник должен предложить методику и стратегию приватизации.

Вопрос в том, как сделать предложение по стартовой цене и условиям продажи, которые потом утвердит Кабмин и примет качественный инвестор.

— Мы видели четыре безуспешные попытки продать ОПЗ. Фонд уже готов отдать его за любые деньги?

— Вопрос не по адресу, мы будем рекомендовать. Фонд нанимает советника, который это все отрабатывает и дает нам рекомендации, а мы должны оценить это предложение. Если мы его принимаем, то выносим на Кабмин.

Правительство уже скажет, готово ли оно отдать за гривню или за миллиард. В любом случае после приватизации не будет коррупции, зато наконец туда можно будет вложить инвестиции частного инвестора, сохранить рабочие места.

— Вы хорошо знаете ситуацию на предприятии, какой может быть его цена?

— Безответственный ответ на интересный вопрос. Я не должен и не могу прогнозировать. Я сейчас что-то скажу, а потом окажется по-другому. Советник пока не сделал свое предложение. Какое оно может быть — я не знаю и не навязываю.

— Глава профильного комитета Верховной Рады Андрей Герус сказал, что “Центрэнерго” было бы хорошо продать за 50 млн долл.

— Отлично. Но сейчас у “Центрэнерго” долгов на 1,4 млрд больше, чем его балансовая стоимость. То есть было бы, конечно, хорошо за 50 млн долл продать, но, опять же, балансовая стоимость не есть рыночная стоимость.

Отвечая на вопрос о стоимости ОПЗ или “Центрэнерго”, скажу, что сейчас рано об этом говорить, нужно получить данные советника.

— Еще один вечно проблемный актив — “Укрспирт”. Начался ли процесс его разделения и передачи фонду?

— Там больше 70 предприятий, которые входят в концерн “Укрспирт” и ГП “Укрспирт”. Они находятся в управлении Минэкономики. С учетом всех долгов, мы рекомендовали (и Минэкономики нас услышало) сделать программу и передавать активы в фонд отдельными имущественными комплексами.

— Этот процесс уже пошел?

— Нам передали 12 инвентарных номеров, но вчера снова не утвердили на Кабмине и перенесли программу. Мы ждем решения правительства и сразу двигаем процесс.

— Насколько активен интерес иностранных инвесторов к покупке украинских госпредприятий? Какими активами они интересуются?

— Они говорят: “А что у вас есть?”. В Украине много “аграрки”, но мало переработки. Есть крупные объекты недвижимости. Есть 16 претендентов на ОГХК, из которых только два украинских, остальные — японские, австралийские, крупные инвесторы.

Мы стараемся работать и с украинскими инвесторами, и с иностранными. Они ищут для себя ниши прибыльности, потому что в цивилизованных западных странах процентные ставки уже отрицательны, то есть бери деньги и пусти их в экономику.

Я надеюсь, что при прочих равных при наличии хотя бы перспектив стабильности национальной валюты, справедливой судебной системы и правоохранительных органов, при какой-то прогнозируемости будущего мы очень привлекательны.

— У вас нет ощущения, что вы зовете их в одни условия, а они приходят в совершенно другие? Нет ли у вас ощущения, что вы пытаетесь все очеловечить, а система как работала, так и работает?

— Я зову их не в условия, а в активы. Я действительно могу говорить о том, за что я отвечаю, но я не могу отвечать за весь инвестиционный климат. То, что в моей зоне компетенции, я стараюсь делать хорошо. По крайней мере, часть этого инвестиционного климата мы можем изменить, показав, что у нас продается и что процесс честный. А дальше инвестор уже оценит — нужна ему эта страна или нет.

— У вас нет понимания, что вы приглашены как лицо органа, а сам орган не изменился?

— Почему не изменился? Мы с начала года провели пять конкурсов на замещение вакансий среднего уровня. Мы перезагрузились вплоть до уровня отделов в центральном аппарате. На конкурсах у нас было 16 человек на место.

Мы стараемся, у нас есть программа реорганизации в комплексном законе, который я представлял на Совете реформ. Надеюсь, президент его внесет от себя и он будет принят, это должно кардинально ускорить приватизационные процессы.

— Пока вы занимаетесь стратегическими реформами, которые принесут результат “потом”, люди “сейчас” зарабатывают на госпредприятиях деньги.

— Есть общее понятие “система”, потому что даже хорошее целеполагание ты все равно должен провести через систему. Эти системы надо перезагружать или подстраиваться под их правила, но тогда тебя засосет. Или пробивать что-то самое важное по принципу Парето 80/20. Мы же стараемся концентрироваться на том, что можем делать за определенный период и в зависимости от наших ресурсов.

— У вас получается?

— Это другим оценивать, я думаю.

— Несколько вопросов по декларации. Все ваши деньги — в наличности. Почему так? Не доверяете реформированной банковской системе?

— Хороший вопрос, надо у жены спросить, она у меня финансовый бэк-офис.

— В 2019 году вы купили три квартиры. Это такой способ инвестирования?

— Четыре года назад у меня было одно предпринимательское начинание, где мы собирались делать некий бизнес. У меня в прошлогодней декларации отражено, что я одолжил около 3 млн грн. Деньги я зарабатывал “в белую”, с 2006 года по 2016 год получал от 80 тыс долл до 160 тыс долл в год.

Эти 3 млн грн я инвестировал в бизнес-проект, а в залог получил три квартиры. Так как мне не вернули деньги, по договору произошло добровольное взыскание. То есть я вместо денег оказался счастливым обладателем этих квартир, которые на самом деле мне не нужны, а продать их сложно.

— Еще у вашей жены в Крыму есть земельный участок.

— Это 10 соток, да. Каждый хотел на пенсии жить в Крыму, может, и будем.

— А что сейчас с ним?

— Мы его декларируем. Понятно, что мы туда не ездим, не бываем, земельный налог в Крым не платим.

— Вы знакомы с Павлом Куфтыревым? (Куфтырев является соратником Игоря Коломойского, месяц назад фигурировал в качестве одного из кандидатов на должность главы ФГИ. — ЭП.)

— Нет. Недавно “без меня меня женили”, что его хотят на меня поменять. Читал.

— Насколько часто вы сталкиваетесь с тем, что вас хотят уволить?

— Вот сейчас Трубаров (бывший глава Фонда госимущества Виталий Трубаров. — ЭП) подал в суд. Написал, что раньше боялся восстановиться, а теперь не боится.

— Мы о другом. Например, как это сделал глава НБУ, который заявил о политическом давлении. Ощущаете ли вы давление со стороны не органов власти, а больших бизнесменов, которые говорят: “Там будет так, а здесь будет так”. Вы это не принимаете или принимаете решение об уходе?

— Мы движемся по задекларированным правилам. Они одинаковы для всех и понятны олигархам и неолигархам. Они тоже друг с другом общаются и им, наверное, видно, что преференций какой-то группе не делается. Обиднее всего, когда у одного забрал и другому отдал. Глава ФГИ должен быть государственным.

Давление, предложения взяток, попытки пошушукаться были в большом количестве, но их стало чуть меньше после задержания на ОПЗ. В какой-то форме попытки давления постоянно есть, но мы уже не сильно обращаем на это внимание.

 

Дмитрий РЯСНОЙ, Николай ТОПАЛОВ