Георгий Тука: В контрабанду вовлечены военнослужащие высокого ранга. Будут посадки

Назначение основателя волонтерского фонда “Народный тыл” Георгия Туки главой Луганской военно-гражданской администрации для многих стало неожиданностью.

С одной стороны такое решение объясняется кадровым дефицитом и короткой скамейкой запасных. С другой — это показатель того, что президент делает еще большую ставку на волонтеров, а возможно, их репутационный капитал.

Что это — очередной популизм или назначение, способное изменить положение дел в области?

Георгий Тука — никогда прежде не работавший чиновником и активно критиковавший президента — принял предложение быстро, говорит, почти не раздумывая. “Я всю свою жизнь, так или иначе, пытался менять эту страну. Эта должность просто дает мне новые возможности”, — поясняет он.

Единственным условием, которое он выдвинул президенту, были широкие полномочия и возможность не числиться штыком президентской команды.

За месяц до этого назначения на одном из совещаний с волонтерами президент поручил Георгию Туке создать мобильные группы по борьбе с контрабандой. В эти группы вошли сотрудники разных спецподразделений, в том числе волонтеры. Тука с задачей справился. Сейчас по области курсируют семь бригад. Есть первые результаты. Военный губернатор обещает, что в конце месяца будут громкие посадки.

Если не удастся ничего изменить, он готов без сожаления оставить кресло губернатора. “К тому же, посмотрите, кресло-то без одного колесика”, — демонстрирует он кресло в своем кабинете в Северодонецке.

Сейчас его задача номер один — сформировать работающую команду. Он пытается решить этот вопрос по-волонтерски — уже пригласил активистов, которые занимаются антикоррупционной деятельностью, работать на уровне области. И даже пообещал дать полный доступ к информации и физическую защиту.

Преемника Геннадия Москаля уже называют “Железный Тука”.

“Не знаю, железный, пластмассовый, алюминиевый — какой угодно. Главное, что есть политическая воля. Я точно ни с кем договариваться не буду”, — говорит он.

Железный или пластилиновый — покажет время.

Перед кабинетом Георгия Туки, как и в офисе “Народного тыла” — полно желающих попасть на прием.

Тут и канадская военная миссия, волонтеры, местные активисты, сотрудники спецслужб. Для кого-то он все еще Жора, для других — Георгий Борисович.

Один из волонтеров вручает ему бутылку дорогого скотча. Тука на секунду теряется. Потом говорит: “Посмотрите, у меня в рабочем столе девять ящиков. Все пустые. Никаких взяток”.

Он пытается шутить, хотя и видно, что очень устал. Он общается в привычной для него манере, почти не выпуская сигареты из руки. Он четок в словах, не боится жестких определений. И кажется, чувствует себя на своем месте.

— Вы давно собирались в политику. Даже баллотировались в депутаты. Как вам ваш карьерный рост?

— Я не рассматриваю свою должность как политическую, это военно-хозяйственная должность. Абсолютно не вижу в ней никакой политики. Я равноудален от всех политических партий. Вижу только врага, каковым являются “недобитки” из компартии и Партии регионов. Я их буду уничтожать.

— У вас здесь немало депутатов, которые сначала возили титушек на Майдан, а потом поддерживали сепаратистов. Да и мэр Северодонецка Валентин Казаков — тоже замечен был в этом не раз. Вы их имеете ввиду?

— Абсолютно. Но мне все равно, мне плевать на их имена и фамилии. Я сюда пришел для того, чтобы в том числе чистить кадры.

Я не просто их оппонент, я враг этой организованной преступной группировки, которая называлась “Партия регионов”.

— То есть уже открыт ряд уголовных дел?

— Да. Как мне сказали правоохранители, у них уже есть материалы. На мой вопрос, почему до сих пор нет дел в прокуратуре, ответ был такой: “Не было политической воли”. С момента моего появления политическая воля есть. Поддержка у меня на самом высочайшем уровне.

— Предыдущий губернатор Геннадий Москаль, покидая этот кабинет, не передал вам никаких дел. Почему?

— Спешил и он и я. У меня есть его телефон. Но такие вопросы не обсуждаются по телефону. Мы в противоположных местах находимся. А через всю Украину переть нет времени. У меня и к Павлу Жебривскому нет времени съездить. Не говоря уже про Закарпатье.

— Кстати, Геннадий Москаль ходил по городу без охраны. Еще неделю назад охраны у вас тоже не было. А сейчас есть. Что случилось?

— Мне настоятельно порекомендовали это сделать. И более того, насколько мне известно, моего сына тоже взяли под охрану. Знаю, что за него уже объявили определенную награду.

— Это связано с вашим назначением на должность губернатора?

— Да.

— Историю вашего назначения рассказывают таким образом, что советник президента Юрий Бирюков, который лоббировал вашу кандидатуру, с вами эту идею не обсуждал. И президент сделал вам предложение так, что вы не смогли отказаться. Вас взяли “на слабо”?

— Да. Так оно и было. Я не знаю, до сих пор для меня загадка, какова роль Бирюкова во всем этом. Наверное, где-то он свою руку приложил. Я ему в лоб этот вопрос никогда не задавал. Я не знаю, честно говоря, мотивов, по которым президент сделал такое предложение. Конспирологией можно заниматься до бесконечности.

— Есть ли у вас план на ближайшие сто дней?

— Он в процессе формирования. Надо понять меня правильно: я не имею никакого опыта в бюрократической работе. Более того, я как был ненавистником бюрократии, так и продолжаю им оставаться. Хотя сейчас я стал частью этого аппарата.

Прежде, чем ломать, нужно понимать, что и как ты будешь строить. Потому что очень просто взять и поломать все. Тем более что многие критиканы уже кроют меня матом. Хотя уже сделаны определенные вещи. Уже открыты уголовные дела, например.

— В целом вы — преемник Москаля. Москаль здесь активно боролся с контрабандой. Вы провели аудит. К какому выводу вы пришли?

— Месяц назад я занялся организацией проекта по созданию сводных мобильных групп, которые были направлены на борьбу с контрабандой. Процесс борьбы с контрабандой для меня не является чем-то новым.

— По нашей информации, вы сейчас инициируете снятие нескольких комбатов в вашем секторе, причастных к контрабанде. Это так?

— Без сомнений, у меня нет своих и чужих. Сидеть будут все.

Надо понимать, что когда мы говорим о контрабанде, опускаются две важные вещи. Во-первых, это контрабанда в прифронтовой зоне. А во-вторых, мы всегда в первую очередь думаем о материальной составляющей, о цифрах. В чем принципиальное отличие контрабанды на Закарпатье и здесь? В процесс контрабанды здесь вовлечена масса военнослужащих, в том числе и высочайшего ранга.

Опасность не в том, что перегнали фуру и поделили бабки. Если бы только в этом, то я бы, может, смотрел на это не сквозь пальцы, но не с такой лютой ненавистью.

Все дело в том, что с той стороны работают высокопрофессиональные сотрудники ФСБ. Они на своей шкуре прошли все тоже самое в течение двух чеченских кампаний. Этот прием использовали против них чеченцы, когда нищих офицеров начинали подкупать, а заканчивалось просто тупым сливом воинских подразделений, когда целые батальоны командиры сознательно заводили под артиллерийский огонь.

Технология отработана. Сначала человеку дают раз-второй-третий заработать, потом из него начинают высасывать секретную информацию, а потом он просто оказывается на крючке. И доходит до такого идиотизма, что наши тупоголовые офицеры даже не понимают, чем они рискуют, когда они оплату за свои услуги получают частично наличными, а частично на свои именные карточки.

И в результате им элементарно ставится ультиматум: “Друг, вот твоя карточка с банковской выпиской. Или ты отправляешься на подвал на Владимирскую, или ты начинаешь с нами работать”. Есть факты братания, есть факты договорняков — это все уже есть.

— Нам рассказывали, например, о 92-ой бригаде, которую подозревают в участии в контрабанде.

— Я слышал это намного раньше. Поэтому когда прозвучало предложение президента организовать и возглавить процесс борьбы с этой раковой опухолью, которая пускает метастазы с огромной скоростью, тяжело было не согласиться.

У меня очень хорошие дружеские отношения со многими сотрудниками контрразведки. Молодые ребята, которых я называю бультерьерами. Они мне многое рассказывали.

И я с каждым днем все больше понимал, что мы катимся к тому, что армия может просто разложиться и потерять свою обороноспособность.

— То есть в то время, пока ваши волонтеры возят беспилотники на передовую, военные промышляют…

— Да, зарабатывают бабло. А тот, кто зарабатывает бабло, не способен воевать. У него уже другие задачи. И другие ценности.

— Вы говорили про первые результаты. Что имели ввиду?

— Порядка 12-15 уголовных дел. Я не знаю, просто чтобы в терминологии не путаться, это уголовные или не уголовные дела, хозяйственные, но открыто производство, как говорится. Несколько раз машины дивным образом возгорались.

— Машины, на которых ездили мобильные группы?

— Нет, машины, на которых ездили контрабандисты. Один раз какой-то неопытный молодой водитель на тяжелой бронетехнике неудачно разворачивался и проехался по таким машинам. Мне докладывают, что существенно возросли цены за услуги по провозу. Мне называют цифру от 100 до 200 тысяч гривен за фуру.

— Хорошо. За этот месяц вы сделали вывод о том, что высокопоставленные военные участвуют в этой контрабанде…

— Без сомнений.

— Как выглядит эта схема?

— Подтверждения найти крайне тяжело, потому, что опять-таки все сводится к косвенным показаниям. Чаще всего если удается задокументировать процесс, то ответственность на себя берут командиры среднего звена. Как правило, это командиры батальонов. И дальше комбригов они сдавать не хотят.

Но я скажу честно, что с ними начинают работать. Эти люди заигрались, и они откровенно не понимают всей меры ответственности. Когда один из комбатов узнал, что за такую деятельность предусмотрено наказание от 6 или 7 лет, он реально потерял дар речи. Его отвели в камеру, чтобы он продолжал думать.

— Вы можете назвать, кто эти люди?

— Нет, есть тайна следствия, я не могу говорить.

— На какую реакцию общества вы рассчитываете? Когда начнутся, например, посадки военных…

— И не только военных. Как я формулирую свою персональную задачу? Я являюсь идеологическим носителем борьбы с коррупцией, а контрабанда — это один из элементов коррупции, хотел бы, чтобы на остальной части территории нашлись такие же Туки, которые бы в других областях организовали такие же движения.

Мы должны, разбудить эту спящую, извините, биомассу, которой по барабану, что происходит вокруг. Нравится, не нравится, но таких 75-80% населения.

— Из того, что вы говорите, следует, что Луганская область может стать экспериментальной площадкой.

— Я для этого сюда и пришел. Я вообще не понимал, куда я ввязываюсь. Не хочу лукавить. И даже в первый и во второй день я не понимал, куда я ввязываюсь. Я только видел, когда мне приносили целые пачки бумажек на подпись. Я до сих пор с лютой ненавистью к этому отношусь. Но когда я ехал в Киев, меня, слава Богу, с первого дня вел за руку по этому лесу бюрократии очень толковый парень из администрации президента Виктор Ткаченко.

Мы с ним ехали, я его спросил: “Витя, скажи мне, какой у меня в распоряжении бюджет?” Он назвал цифру, от которой я чуть не выпрыгнул из машины. Я практически единолично могу распоряжаться суммой в 2,5 миллиарда гривен! И вот именно вокруг таких денег крутятся и интересы.

Ни для кого не секрет, что воровство в размере 10% на сегодняшний день среди белых воротничков считается нормой. А теперь представьте, что это 10% от объема всего продукта страны на протяжении 25 лет. Это оптимистический прогноз, что 10%. Во времена “Бати” доходило до 80%. Это был тупик, который был легко прогнозируем.

Я для себя в свое время сформулировал диагноз для Януковича: патологическое отсутствие интеллекта и невероятный уровень клептомании.

— Волонтер Тука никогда не считал деньги своего фонда, и какое-то время даже не считал нужным отчитываться перед донорами. Сможет ли губернатор Тука грамотно распоряжаться бюджетом в 2,5 миллиарда гривен?

— Деньги фонда считал, но правда — практически никогда не отчитывался. К счастью, бюджетные деньги носить в кармане не придется.

Во-вторых, все эти распоряжения о выделении — это все открыто и публично. Поэтому здесь уже мы приступаем ко второй фазе марлезонского балета: буду ли я принимать участие в различных коммерческих предложениях, которые уже поступают.

— К вам уже ходят ходоки?

— Например. Сегодня утром. Пришли от рыборазводника…

— Значит, вы заявляете о том, что не приемлете никакие связи…

— Нет.

— Вернемся к вопросу о том, как изменится бюджет области, какие новые источники наполнения вы видите, проведете ли вы финансовый аудит, поможет ли вам в этом Администрация президента?

— Честно говоря, аудиторов не приглашал. Я гораздо больше доверяю местным волонтерским финансовым организациям. Я буду обращаться к ним через фейсбук. Мне нужна помощь волонтерских организаций, которые работают в сфере борьбы с коррупцией. На примере Луганской области реально поработать и откатать свои технологии. Я даю полный карт-бланш, который я получил от президента.

— Как обстоят дела у вас с командой?

— Команда пока не сформирована. Проблема одна — низкий уровень материального обеспечения госслужащих. Со всеми надбавками моя зарплата будет составлять порядка 8,5-9 тысяч гривен. Это зарплата самого высшего государственного служащего в области.

В результате получается так, что жилья здесь нет, уровень зарплаты — на грани выживания. В результате те люди, которые были готовы работать, когда узнают правду, они готовы поработать три-пять дней, но меня такое не устраивает, мне нужна системная работа.

— Вы мне полчаса назад говорили, что президент вам дал расширенные полномочия. Разве вы не можете напрямую сказать об этом президенту?

— Он знает об этой проблеме.

— И где решение?

— Ищем. Я ищу, сидя в своем кабинете, он в своем кабинете. В законодательном поле пока не удается найти такого решения. Хотя нашлось бы много желающих и в Украине, и за ее пределами, которые бы под мое честное слово предоставили какие-то деньги, которые бы позволили людям, занимающимся реформами в Луганской области, вести достойный образ жизни.

Но это будет вне закона и, в конце концов, тех людей, которые придут в мою команду, их рано или поздно совершенно тривиально обвинят в коррупции.

— Вы сейчас заговорили как чиновник. Вы говорили, что у вас расширенные полномочия. Разве это не значит, что у вас есть полномочия создать здесь какие-то другие механизмы или инициировать законопроекты?

— Я вам говорил, что есть бюрократические цепи, которые я ненавидел, ненавижу и продолжаю ненавидеть. Будем ломать. Нужно вносить изменения в закон. А на это требуется время, которого у меня нет. Вот для меня это большая дилемма.

Есть люди, которые даже готовы идти на все эти лишения. Я им говорю, что денег не будет, но будет весело. Примерно так.

Я сейчас педалирую решение о покупке здания за три миллиона гривен для создания жилого фонда работников ОДА, чтобы было, где жить новой команде.

— Поддержал ли вас местный бизнес или люди, которые хотели бы вернуться на свою территорию?

— У меня были две встречи с представителями местного бизнеса. Если говорить о представителях крупного бизнеса, то их здесь осталось всего два — это завод Фирташа “Азот” и “Линос” (Лисичанский нефтеперерабатывающий завод). Все остальное тяжело отнести к крупному бизнесу.

Ни с людьми Фирташа, ни с владельцами “Линоса” у меня встреч не было, хотя они как бы собирались приехать. Поэтому диалог я вел с представителями мелкого и среднего бизнеса. Что меня удручило, так это отсутствие инициативы, как бы это парадоксально ни звучало. Несмотря на то, что везде и всегда предприниматели — это наиболее активная часть общества, но даже среди этих людей я не увидел какой-то инициативы.

Когда я им рассказывал о том, что есть международные гранты, инвестиционные различные организации, давайте инвестиционные проекты, только один человек из всех сказал, что у него есть идеи.

— Сейчас строятся логистические центры, которые, по задумке, должны решить частично проблему с контрабандой и продуктами для жителей оккупированной территории. Когда это станет реальностью?

— Мы строим сеть логистических центров для жителей Донбасса, Луганска. Это большие торговые площадки, где украинские производители будут приезжать, продавать свою продукцию.

Это будут зоны porto franco. Я только что вернулся, уже две площадки в Луганской области утверждены. Уже начинаем работать. Надеюсь, что до конца августа первый такой центр заработает.

— Как вы относитесь к особому статусу Донецкой и Луганской областей?

— Отрицательно. Я здесь не вижу ничего особого. У людей две ноги, две руки, два глаза. Так же, как у харьковчан, житомирян и черкасчан. Хватит болтать об особенностях Донбасса! Их не существует.

— Но здесь — война, и вы это признаете.

— Война — это другое дело. Но это не значит, что это надо закреплять Конституцией. Потому что война рано или поздно закончится. Война началась в головах. И все, что мы пожинаем, это результат подлой и преступной пропаганды, рассадником которой в течение 20 лет была Партия регионов.

— Вы готовы открыто критиковать президента и выступить, например, в сентябре, когда он будет принуждать депутатов голосовать за изменения в Конституцию?

— Вы будете разочарованы, этот момент мы обсуждали еще до моего официального назначения. У меня есть моя гражданская позиция. Президент с ней знаком.

Я ему не завидую, если честно. Абсолютно не завидую. Он оказался в крайне сложной ситуации. Но это вовсе не означает, что я готов поддерживать. Если меня будут принуждать, я легко покину это кресло.

Я не ощущаю себя частью той мерзости, которая за 20 лет прилепила к себе клеймо “элита”.

— Вы с таким драйвом рассказываете, как вы здесь будете ломать и крушить систему. Это вызывает восхищение. Но сейчас вы говорите, как легко вы можете покинуть это кресло. Во что верить?

— Если я буду видеть, что на меня будет оказываться давление с требованием выполнения некоторых пожеланий или инструкций, которые противоречат моим убеждениям, то для меня не составит труда встать и уйти, а не начинать изменять свое мировоззрение.

Я могу сказать, что ходоки от партий уже были. Всем, кто хотел от меня поддержки на выборах, было указано на дверь.

— Как вы считаете, область готова к децентрализации? Могут ли те процессы, которые вы сейчас запустите с привлечением волонтеров по борьбе с коррупцией, с новыми людьми и инициативами, помочь местному гражданскому обществу?

— Решение о выделении земельных участков по 1 гривне за сотку в Конча-Заспа принимал сельсовет. И сейчас этим мерзавцам в сельсоветах передается еще больше полномочий?

Их чистить надо, а потом передавать полномочия.

Я принципиальный противник проведения выборов сейчас в Луганской и Донецкой областях. Потому что здесь наибольшая концентрация этой мерзости.

— Представим, что на все, что вы запланировали, нашлись ресурсы — интеллектуальные, физические, финансовые — вы можете представить, как область изменится спустя пять лет?

— Я хочу, чтобы в конце концов люди перестали быть рабами, рабами внутри себя, на уровне своей ментальности. Когда я разговаривал с жителями дома в Лисичанске, который был уничтожен ракетой, они меня восприняли как царя.

У меня в голове не укладывалось. Сами при этом они пальцем о палец не ударили, ничего не сделано. Я говорю: “Я понимаю, вам до Киева тяжело достучаться, но у вас же есть городские и областные чиновники, почему они до сих пор со своими семьями не живут в этом разрушенном доме?” Непонимание!

Потом потихоньку начался диалог, они начали меня понимать, уже какие-то улыбки, какое-то доверие. Я ухожу, прощаюсь, и мне в спину говорят: “Передайте большое спасибо Дунаеву за то, что он нам дал по 200 гривен”.

Тут у меня планка падает и я говорю: “А то, что он вас обокрал на 200 миллионов, вы об этом не думаете? А за 200 гривен вы ему готовы руки целовать?”. Вот когда это рабство, этот нижайший уровень культуры и образованности будет выдавлен из людей, вот тогда я буду считать, что я свою миссию выполнил. Совсем необязательно для этого строить какие-то грандиозные комбинаты.

— Вы считаете, что люди здесь способны изменить свое сознание в ближайшие годы?

— Я не теряю надежду. Знаете, почему? Я не испытываю иллюзий, что можно изменить людей моего поколения. Не скрываю, что делаю ставку на молодежь. Сейчас надо бороться за умы ребят студенческого возраста и школьников.

До войны я видел статистику, которая меня поразила. 87% жителей Донбасса никогда не покидали пределы своей территории. 93% — никогда не покидали территорию Украины. Такая же примерно ситуация была свойственна всей Украине. Где-то чуть-чуть лучше, где-то чуть-чуть хуже. На Донбассе было чуть-чуть хуже.

Сейчас в области осуществляется крутой проект, который я считаю может изменить ситуацию — он реализуется без моего участия — местную детвору отправляют на отдых, бесплатно для семей, в Центральную, Западную Украину. Когда из Станицы Луганской отправляли первую группу деток, лишь девять семей согласились отпустить своих детей в Западную Украину.

Позавчера уже 35 детей отправили. И уже есть случаи, когда дети не хотят оттуда возвращаться сюда. Они приезжают и начинают высмеивать своих бабушек и родителей, которые сидят и рассказывают про негров на танках. Вот за что надо бороться, и я буду это делать последовательно.

Анастасия РИНГИС