Глава Донецкой военно-гражданской администрации Павел Жебривский в первой части интервью “Апострофу” рассказал, почему до сих пор в своих креслах на Донбассе сидят те, кто устраивал “референдумы” и митинги под российскими флагами, что могут означать новые обстрелы вдоль линии фронта, и почему контрольные пункты въезда-выезда (КПВВ) часто не оборудованы элементарными удобствами
Глава Донецкой области Павел Жебривский во время разговора с корреспондентом “Апострофа” в Краматорске курит одну сигарету за другой, озвучивает главные, по его мнению, проблемы, но в ответ на большинство вопросов просто разводит руками. Чиновник находит объяснения, почему в ключевых вопросах по-прежнему ничего не меняется, и создается впечатление, что многое в политической жизни области, например, участие в ней известных сторонников ДНР, от него на данный момент не зависит.
— Вы недавно были в Киеве. С чем ездили в столицу?
— Раз в две недели я разрешаю себе побыть немного с семьей. Две недели работаю без выходных, потом приезжаю (в Киев, — “Апостроф”). Безусловно, были рабочие встречи в Администрации президента, в Кабмине, с некоторыми народными депутатами мы обсуждали ситуацию, у нас есть много проблем. Первая сегодня всплыла — это заблокированная работа реестров: Кабмин принял решение, что Мариуполь, Краматорск (а также Дзержинск, Артемовск и другие населенные пункты, — “Апостроф”) относятся к зоне АТО, здесь невозможны отчуждения собственности, смена руководителей и так далее.
Речь о заблокированной работе государственных реестров в некоторых городах Донецкой области в зоне АТО. На эти населенные пункты распространился запрет на смену собственников предприятий, их директоров и прав собственности на недвижимость. Это значит, что ни продать или купить жилье, ни переоформить там право собственности нельзя. По сути, теперь в этих городах действуют такие же правила, как и на временно оккупированной территории Донбасса.
— Мы подготовили изменения в закон об АТО, где урегулируем этот вопрос. Я как раз просил ускорить принятие этих изменений в законодательство, чтобы разблокировать работу реестров. Это один из ключевых вопросов, поскольку это довольно болезненно, ведь сегодня никто не может продать квартиру, даже я не могу поменять директора коммунального предприятия, потому что все эти города относятся к зоне АТО. Ну и, безусловно, обсуждались текущие вопросы, которые я бы не хотел озвучивать.
— Есть ли понимание того, когда эти изменения в законодательство, о которых вы говорите, будут приняты?
—Да, есть. Я хотел бы, чтобы это было до Нового года.
Об обострении ситуации в зоне АТО и работе КПВВ
— Мы снова наблюдаем эскалацию конфликта вдоль линии фронта, стрелковое оружие, артиллерия со стороны сепаратистов работают постоянно, пусть не так, как прошлой зимой или летом, но на минувших выходных под сильный обстрел попали Марьинка и Красногоровка. Как, по-вашему, могут развиваться события в ближайшее время?
— Есть несколько сценариев. То, что мы видим — это российские войска, которые ведут всю работу согласно боевого устава. Они делали это в районе Дебальцево (в феврале 2015 года, — “Апостроф”). То есть сначала работает крупная артиллерия, которая стреляет вглубь украинской территории, потом — минометы, обстреливающие передок, работает стрелкотня (стрелковое оружие, — “Апостроф”). Они усовершенствуют механизмы управления огнем. Мы готовимся к разным сценариям, в том числе, не исключаем возможности некоторого наступления российских террористов в тех или иных точках, где они делают пристрелку. Но то, что имеет место какое-то давление на наших переговорщиков в Минске, — это, как минимум, так.
— На днях я была на новом КПВВ “Марьинка”, который вы открывали 15 декабря. Паспорта проверяет один человек, то есть дополнительные полосы для движения транспорта на въезде-выезде никак не помогают ускорить процесс, люди жалуются, что очередь движется медленно. Много говорят о том, что на других КПВВ отсутствие элементарных удобств (обогрев, туалет) — большая проблема, немало было случаев, когда люди отходили с обочины в поле и подрывались. Эти КПВВ, выходит, не решают проблему нормального пересечения линии разграничения.
— А КПВВ не решат вопрос. Я понимаю людей, которые хотят беспрепятственно пересекать линию разграничения. Безусловно, люди не удовлетворены, ведь это дополнительные неудобства. По поводу того, что нельзя обогреться, — это вранье. На каждом КПВВ есть палатки, есть пункт обогрева.
— Да, две палатки на новом пункте пропуска стоят, но оборудованных туалетов нет.
— Построим туалеты. Сейчас мы над этим работаем, но на все это бюджетом деньги не предусмотрены. Безусловно, будут проблемы по КПВВ, потому что это дополнительные неудобства. На сегодняшний день в Донецкой области открыто четыре КПВВ (Марьинка, Гнутово, Зайцево, Новотроицкое, — “Апостроф”), в Луганской — ни одного. Сегодня в Зайцево 40% всех, кто пересекает линию разграничения, — с луганскими номерами. Есть проблема по поводу пограничников, но у нас был первый выпуск — 48 местных жителей, которые прошли двухмесячное обучение в пограничной службе, заступили на боевое дежурство (эти военнослужащие были отобраны в рамках пилотного проекта “Новое лицо границы” и закончили курсы на базе Государственной пограничной службы Украины в Оршанке, — “Апостроф”). Но я не руковожу пограничниками, хотя мы постоянно контактируем, решается вопрос касательно дополнительных мест, в первую очередь, на Зайцево для пропуска граждан. Каждый КПВВ способен пропускать 3-5 тыс. человек. Сегодня пропускают до 9 тыс.
— Это за сутки?
— Да, за сутки.
— 9 тыс. человек — и нет туалета!
— Где нет туалета? В Марьинке — нет. В Зайцево — есть. В Гнутово строятся туалеты, в Новотроицком — есть.
— Но ведь эти КПВВ уже давно открыты.
— КПВВ в Марьинке открыт 15 декабря. На остальных — есть, и они там были, а сейчас просто строят новые. Красный крест поставил туалеты, когда начались холода, он их снял. И мы строим, извините, выгребную яму на сегодняшний день. В Зайцево — да, тоже выгребная яма, но она там есть. Сегодня туалетов нет только в Марьинке, но в ближайшее время они там будут. Донбасс-SOS (координационный штаб для помощи жителям Донбасса и переселенцам, — “Апостроф”), который сидит в Киеве, предлагает жителям написать электронные петиции Жебривскому, чтобы он начал что-то делать. У меня нет возможностей строить больше КПВВ. Мы перенесли пункты, по которым было принято решение АТЦ (антитеррористического центра, — “Апостроф”). Когда строили в Новотроицком, тогда работал пункт пропуска в Бугасе, и 40 тыс. людей были в серой зоне. Сегодня они и те, кто пересекает линию разграничения с оккупированными и подконтрольными Украине территориями, могут ездить свободно. Мы построили в Марьинке КПВВ, то есть 15 тыс. человек из Марьинки и Красногоровки, по сути, вывели из серой зоны. 25 декабря, с открытием КПВВ в Пищевике, из серой зоны выведены Павлополь и Пищевик. По Зайцево: когда я пришел, там был ужас — пропускали всего 3 тыс. людей, сегодня — 9 тыс. Мы пытаемся вместе с пограничниками увеличить пропускную способность, сделать передвижные мобильные рабочие места. Но пока ресурс ограничен. Да, с оборудованием есть проблемы в Марьинке, мы это знаем, мы над этим работаем.
— Вы уже затронули вопрос населенных пунктов в серой зоне, таких, как Коминтерново (захваченное боевиками 22 декабря), и других, которые административно сейчас ни к кому не относятся. Сколько таких сел в Донецкой области?
— На сегодняшний день у нас есть проблемы с Коминтерново, Водяным и Заиченко (находятся рядом с Мариуполем, — “Апостроф”). Это самый передок, линия разграничения. Есть проблемы в Опытном, в Песках. Но там стоит 93-я бригада, даже чтобы мне туда заехать, надо брать разрешение штаба АТО.
— Как эти люди выживают, кто, кроме волонтеров, им помогает?
— Военные тоже помогают. Кто может выехать — выезжают. В Песках людей должны были вывезти. Когда я там был, в поселке проживало четыре человека.
— По моим данным, 16, так говорят военные из группы Гражданско-военного сотрудничества ВСУ.
— Хорошо, 16 человек. Что надо было сделать на самом деле? Нужно было отселить этих людей. Но у нас некуда их вывезти. Не должны мирные жители быть на линии разграничения — там, где каждый день стреляют. В тех же Песках люди не хотят выезжать, мы же силой их не выселим, поэтому мы ничего там не можем сделать. Это как в Чернобыльской зоне, где есть районы обязательного отселения, но люди возвращаются и живут там. Но самые большие у нас проблемы с Заиченко, Водяным и Коминтерново. Я вам больше скажу — в Песках надо было назначить руководителя военно-гражданской администрации, и я рассматривал кандидатуры четырех офицеров, которых хотел туда отправить. Все четверо отказались.
— Потому что там опасно?
— Ну, так, чтобы никого не обидеть: никто (из командования, — “Апостроф”) не хочет отдавать серьезных офицеров. Хотя, например, в Авдеевке, Угледаре, Красногоровке работают неплохие парни. Есть проблемы по военно-гражданской администрации в Марьинке (глава Александр Тесля, — “Апостроф”), скорее всего, будем его менять. Но найти сегодня руководителя ВГА — большая проблема. По Коминтерново, Заиченко и Водяному: неделю назад один старший лейтенант согласился туда поехать руководителем ВГА, мы сейчас готовим документы.
О сепаратистах во власти
— По поводу управленцев на местах — люди часто жалуются на мэров, которые себя заявили как ярые сепаратисты, а теперь опять сидят в креслах. Вот примеры: мэр Дружковки Валерий Гнатенко, в свое время агитировавший за так называемую ДНР и выступавший на митинге под российскими флагами, в Дзержинске — Владимир Слепцов, который, по словам очевидцев, участвовал в сепаратистских митингах и организовал референдум в поддержку ДНР. Они по-прежнему сидят в креслах, руководят, не уволены.
— Они не могут быть уволены. Все говорят — вот, военно-гражданская администрация... Такое впечатление, что я имею право кого-то снять и уволить. В чем разница между ВГА и главой обычной администрации в любой области? Я могу распоряжаться коммунальными предприятиями и бюджетом. Я еще только жду дополнительных полномочий, жду, пока примут закон. На сегодня у меня, фактически, обязанности и права рядового главы ОГА. Когда примут изменения в закон про ВГА, тогда у меня будут дополнительные полномочия. Но полномочий увольнять мэров там не будет.
— А что тогда делать с сепаратизмом в рядах чиновников, глав администраций городов и сел, почему они по-прежнему сидят в своих креслах?
— Почему сидят Гнатенко, Слепцов, (Алексей) Рева (мэр Артемовска, — “Апостроф”), (Виктор) Ремизов (мэр Селидово, — “Апостроф”)? Потому что вы их выбрали.
— Но ведь люди с явными сепаратистскими взглядами вообще не должны были бы участвовать в выборах.
— Это дело правоохранительных органов. На сегодняшний день все материалы, которые поступили на этих людей, о которых вы говорите, мною направлены в прокуратуру и СБУ. И сегодня, извините, вопрос не ко мне, а к СБУ и прокуратуре. Я координирую их работу, но у них есть своя вертикаль. У прокурора — генеральный прокурор, у СБУ — начальник СБУ. Я ставлю какие-то задачи, после этого они связываются со своим начальством, если оно согласует…
— Выходит, имеет место саботаж на всех уровнях?
— Нет, это вертикаль. Так сегодня работает вся система.
— Но люди смотрят на это и воспринимают как саботаж: те, кого все знают как первых агитаторов за Россию и ДНР, снова во власти. Даже тут, в Краматорске, есть такие: Андрей Аксенов и Александр Ермольченко, к примеру.
Андрей Аксенов открыто поддерживал боевиков и стал мэром Доброполья на местных выборах в октябре. Александр Ермольченко, по некоторым данным, участвовал в блокировании военной техники ВСУ на подступах к Краматорску в мае 2014 года, а также воевал вместе с боевиками Игоря Стрелкова, а на местных выборах шел кандидатом от “Оппозиционного блока” в Краматорске.
— Это проблемы правоохранительной системы. Что я могу сделать? Я в этой части — рядовой гражданин. Когда мне поступают эти материалы, я их отправляю по назначению — в СБУ и прокуратуру, а они уже должны провести свое расследование и вынести вердикт. Не я его выношу, а суд. А туда материалы передает либо СБУ, либо прокуратура.
— А на каком этапе эти расследования сейчас?
— Насколько мне известно, на сегодняшний день, в принципе, расследований нет.
— Это называется саботаж! Вы как глава области…
— Что я должен сделать?
— Вот я вас и спрашиваю — что делать в такой ситуации?
— Я могу обратиться, чтобы все проверить. Как раз сегодня я распорядился, поскольку заканчивается год, проверить все тендеры, все перечисления денег до последней копейки — и СБУ, и прокуратура, и отдел экономической безопасности — я передал свое жесткое требование все проверить. Если найдут в отношении руководителя департамента или главы администрации, или городского главы нарушения, такие люди должны сесть в тюрьму. Это то, что я могу, — обращаться и требовать. А работают они, согласно Уголовного процессуального кодекса, а также указаний вышестоящих руководителей. Я ими не руковожу, много сегодня претензий по поводу этих людей. Но не я расследую эти уголовные дела, а председатель СБУ, руководитель областного СБУ, районного СБУ, а вердикт у нас выносит суд. Это их прерогатива. В моих полномочиях — координация работы. Я их (руководителей этих ведомств) собираю в начале каждой недели, мы обсуждаем ситуацию, и я даю даже не указания, потому как не имею на это права, а акцентирую внимание на определенных проблемах. И они уже работают по своей вертикали.
Продолжение следует...
Яна СЕДОВА
