Эскалация конфликта в Нагорном Карабахе и перспективы широкомасштабного наступления России на Украину

С учетом неуклонного ухудшения экономического положения РФ, нарастающих кризисных явлений во внутриполитической, народнохозяйственной, отчасти пропагандистско-идеологической сфере вероятность масштабного вторжения регулярных войск РФ в Украину следует признать крайне низкой.

Здесь, однако, следует сделать две оговорки:

Во-первых, какие-либо аналитические построения, тем более прогнозы, базируются на том, что кремлевское руководство будет хотя бы в целом оставаться в рамках рациональной политической системы координат.

Во-вторых, в данном случае под масштабным вторжением понимается крупная военная операция с участием регулярных воинских подразделений РФ, которая при этом официально признает себя стороной, воюющей с Украиной и осуществляющей агрессию протв нее. Повторюсь — такое масштабное вторжение, развернутое в традициях боевых операций Второй мировой войны, например, бросок танковых клиньев на Киев или ядерный удар по нему представляется крайне маловероятным.

В последние месяцы произошли некоторые изменения в планах российского политического и военного руководства. Вектор, направленный на прямое восстановление супрематии РФ над территориями, ранее входившими в состав СССР, отошел на второй план. Он ни в коем случае не отменен, но Москве, по всей видимости, стало понятно, что потенциал сопротивления, в первую очередь политического, в известной мере и военного, той же самой Украины, Казахстана, даже Беларуси таков, что открытая агрессия против них сопряжена с неоправданными рисками и издержками. К тому же, это не тот путь, который может привести В.Путина к его главной цели — добиться положения политика, определяющего правила игры и расстановку сил в мировом сообществе, потеснить США и встать, как минимум, вровень с ними в их функции, как говорят в Кремле, мирового гегемона.

Москва не хочет ограничиваться тем, чтобы увязнуть в бесконечных конфликтах “на ближних подступах”. Роль же региональной державы и даже регионального жандарма ее не устраивает. Ей нужно переформатирование всей системы современных международных отношений в мировом масштабе.

Наиболее ярким проявлением такой “смены внешнеполитических вех” стало вторжение в Сирию в сочетании с широкой пропагандистской кампанией, направленной на признание ведущей роли России в борьбе с мировым терроризмом, военные, политические, а возможно и финансовые корни которого уходят в глубь деятельности еще советских спецслужб. Разумеется предполагалось, что борцу с мировой террористической угрозой будут полагаться определенные бонусы от снятия санкций и перемен в торгово-энергетической политике Европы до признания аннексии Крыма, а главное — признание России мировой державой, не региональным, а глобальным полюсом силы всей Северной части Восточного полушария.

Соответственно этим целям строится нынешняя военно-политическая концепция администрации В.Путина, в которой Украине отводится важное, но все-таки не главное место. В тактическом смысле Россия отказывается от концентрации сил на “направлении главного удара” и от самого определения этого направления. Она будет стремиться нагнетать очаги напряженности и количественно умножать их, наращивать конфликтную динамику в разных точках мира. Обострение ситуации и открытие боевых действий в Нагорном Карабахе 2 апреля — яркое тому подтверждение. Помимо постсоветского пространства, речь идет прежде всего о Ближнем Востоке — Турция, Сирия, обострение курдского вопроса, и Азиатско-Тихоокеанском регионе. Главная цель такой дестабилизации — добиться повышения цен на энергоносители на мировых рынках. Без финансовой подпитки от их продажи и в отсутствие доступа к мировым финансовым рынкам агрессивные действия России неизбежно выдохнутся.

В качестве отдельного направления кремлевской геостратегии, следует назвать дезинтеграцию ЕС и НАТО, срыв или затруднение евроатлантической экономической и политической интеграции, в которой Кремль видит средство усиления влияния и расширения военного присутствия США в том числе в Восточной Европе, непосредственно входящей в сферу российских геополитических интересов. Наконец, еще одно направление — провоцирование напряженности как в отношениях мировых держав с региональными (США — Китай, США — Иран), так и между крупными региональными игроками: Япония — Китай, Турция и ее соседи, Иран — Саудовская Аравия…

Средства проведения такой политической линии также существенно отличаются от традиционных военных в рамках “стратегий прямых боевых действий”. Прежде всего, следует указать на тесно связанную с внешнеполитическими проектами Кремля пропаганду. Она направлена на значительное большинство русской диаспоры, живущее в российском информационном пространстве и сохраняющее русскую языковую национально-культурную идентичность и автономию в странах постоянного проживания. Москва видит в этой части населения постсоветских и европейских стран важный рычаг осуществления своих геополитических притязаний.

Вторым адресатом этой пропаганды являются те коренные жители европейских стран, которые по тем или иным причинам недовольны процессами глобализации, якобы влекущими за собой кризис и уничтожение традиционных базовых, в первую очередь национальных ценностей. В ближайшее время следует ожидать распространения российской пропаганды на так называемых “беженцев”, прежде всего с арабского Востока. Кремль без всякого сомнения не упустит возможности изнутри дестабилизировать общества европейских стран и в целом Евросоюз за счет разжигания межэтнических, межрелигиозных, межкультурных конфликтов, поддержки радикальных экстремистских группировок обеих сторон. Он будет способствовать распространению радикальных социально-политических и религиозных идей среди “беженцев”, тем самым предопределяя их вовлечение в террористическую деятельность.

Однако средства ведущейся Россией гибридной войны не исчерпываются рамками информационно-идеологической агрессии. Необходимость отказа от “стратегии прямых действий” заставляет ее сегодняшнее руководство, состоящее из “наследников КГБ”, вспомнить и модернизировать опыт участия советских вооруженных сил в зарубежных военных конфликтах — Вьетнам, Ангола, Арабский Восток и т.п. Здесь традиционные формы военного участия: поставки оружия, в том числе нелегальные, направление военных специалистов и консультантов, разведывательная и диверсионная деятельность сочетаются с появлением новых черт. Одна из них нашла применение в конфликте на Донбассе — это отряды т.н. “добровольцев” для участия в открытых боевых действиях. Наряду с ними появилась такая разновидность боевых формирований как ЧВК — частная военная компания. Созданная в 2013 г. ЧВК “Вагнер” была опробована в Крыму, Сирии, на Донбассе. Именно благодаря ей повстанцы сумели стремительно дестабилизировать украинские силовые структуры, парализовать работу местных органов власти, захватить арсеналы и получить полный контроль над улицей.

С точки зрения России, такой инструмент гибридной войны представляется практически идеальным, тем более, что в настоящее время исход боевых действий определяют не “большие батальоны”, а сравнительно незначительные по численности мобильные хорошо обученные и вооруженные отряды. Компания регистрируется за рубежом в одной из стран Третьего мира, никакого формального отношения к ВС РФ не имеет, полностью подчинена своему полевому командиру, являющемуся отставным сотрудником спецслужб или “подкрышником”. Ее легко снабжать любым необходимым вооружением: такое снабжение приобретает форму контрактной поставки иностранному юридическому лицу-нерезиденту. Проведенная через ряд посредников, финансовая транзакция или поставка вооружения и боевого снаряжения вообще не отслеживается. Доказать, что то или иное боевое формирование действует в интересах и в особенности от имени российского государства практически не представляется возможным. Военнослужащие РФ, контрактники, тем более призывники, не привлекаются к боевым операциям, в их среде отсутствуют потери, соответственно, нет протестов международной общественности, антивоенных и правозащитных организаций — комитетов солдатских матерей и пр. Не возникает никаких трудностей с формированием. В стремительно нищающей с растущей безработицей стране найдется огромное количество подготовленных молодых мужчин, готовых за 5 тысяч долларов в месяц рисковать здоровьем и жизнью. По мере грядущих на фоне бюджетного дефицита неизбежных сокращений штатов силовых структур, в том числе и элитных военных подразделений, количество потенциальных добровольцев будет только расти. Эти люди знают, на что идут и легко отказываются ради денег даже от минимальных гарантий прав и льгот военнослужащих. Нет никакого сомнения, что в самом близком будущем практика ЧВК будет развиваться и наращивать обороты.

Все указанные средства могут и безусловно будут применены в отношении Украины. Стране необходимо готовиться к отражению именно таких гибридных военно-террористических атак.

Александр СЫТИН