Искусство начала XXI века (примерно до 2030-го) классифицируется как гипсовый век. Современную героям культурную парадигму принято называть “новая неискренность” (Виктор Пелевин, “iPhuck 10”, 2017 г.).
Но, похоже, “новая неискренность” не в меньшей мере свойственна и энергетике того же периода.
Конференцию ООН по климату (COP21), прошедшую в пригороде Парижа Ле-Бурже с 30 ноября по 12 декабря 2015 года, мировой истеблишмент признал событием беспрецедентной политической важности. “Парижское соглашение будут помнить как поворотный момент в климатической политике”, — заявила Ангела Меркель. На 13 июля 2018-го соглашение подписали 195 государств, 179 его ратифицировали.
Задача: удержать повышение глобальной температуры на уровне 1,5—2оС по отношению к отметкам доиндустриальной эпохи.
Стратегия: ускорить переход к обществу и экономике, мало потребляющим углеродные технологии.
Тактика: ускоренное перенаправление финансовых потоков от секторов с сильными выбросами, особенно тех, где используется ископаемое топливо, к секторам, использующим низкоуглеродную энергию.
Начиная с семидесятых годов прошлого века до 70% мировой выработки электроэнергии давали ТЭС — угольные, мазутные, газовые. Но уголь был самым распространенным видом топлива. “Уголь — мост в будущее”, — утверждали тогда, используя как девиз название книги американского эксперта, профессора К.Уилсона (Carroll L. Wilson). И это была не звонкая фраза. За ней стояли прорывные научно-технические достижения: действующие в ЮАР заводы углехимии Sasol, экологически чистые угольные электростанции, построенные по технологиям внутрицикловой газификации IGCC (Integrated Gasification Combined Cycle) и циркулирующего кипящего слоя CFB (Circulating Fluidized Bed).
“Дюжину ножей” в спину той энергетики в 1987 году вонзила председатель Международной независимой комиссии по окружающей среде и развитию Гру Харлем Брундтланд (Gro Harlem Brundtland). В докладе “Наше общее будущее” она сформулировала парадигму устойчивого развития (sustainable development). И оказалось: “Наше общее будущее” — это никак не “Уголь — мост в будущее”. Неприметное марево грозящих глобальным потеплением парниковых газов вдруг застило будущее тепловой энергетики.
С тех пор доминирование угля сохранили лишь китайская, польская, индийская и казахстанская экономики, сильна угольная составляющая в Чехии и Австралии. И этим весьма недовольно все мировое сообщество. А Швеция к 2020 году планирует стать первой не то что безугольной, но и не использующей нефть нацией (oil-free nation). И хотя преимущества возобновляемых источников энергии не столь однозначны, начиная с мая 2016-го случались дни, когда на всю Великобританию не работала ни одна (!) угольная электростанция. Впервые за 134 года существования национальной электроэнергетики.
История английского угля знает разные времена. В XIV веке за пользование им лишали жизни (запах серы, по поверьям, выдавал дело нечистое), потом без него не представляли жизни. А на будущее, похоже, останется лишь старинный английский, паче того, шотландский обычай встречать новый год с кусочком угля и серебряной монеткой — символами тепла и зажиточности…
Мировая контругольная операция проводится в строгом соответствии с разработанной СОР21 тактикой: идет активное перенаправление финансовых потоков. Крупнейшие банки мира — Bank of America, Citigroup, Morgan Stanley, Wells Fargo и другие в 2016 году приняли решение о помещении инвестиций, связанных с развитием угольной промышленности и угольных технологий, в портфель запрещенных сделок, что приравнивает такие действия к незаконной вырубке леса и использованию детского труда.
Банк JP Morgan Chase уже официально объявил об отказе финансировать строительство новых угольных шахт или электростанций в развитых странах — только “зеленые” технологии и альтернативные виды топлива. Пока это нововведение не касается развивающихся стран, в числе которых и Украина. Но по отношению к ним будет применена практика ужесточения стандартов. Иностранные инвестиции в угольные предприятия развивающихся стран будут допущены только при условии выполнения ряда жестких требований, что в конечном итоге приведет к удорожанию проектов и сделает их непривлекательными.
А крупнейшая страховая компания Swiss Re взяла за правило не страховать фирмы, более 30% прибыли которых обеспечивают доходы от угольной энергетики или которые используют не менее 30% угольной энергии для своей деятельности.
Согласитесь, слова губернатора Кемеровской области Амана Тулеева о “крестовом походе” США и Евросоюза против угля, произнесенные им в 2015-м, звучат не столь уж и абсурдно.
Но вот и нотка “новой неискренности”: японские корпорации намерены в ближайшие годы вложить порядка 10 млрд долл. в угольные шахты Мозамбика или Мьянмы, а немецкие планируют финансировать угольные предприятия Южной Африки, Индии и Филиппин.
Римский клуб, объединяющий представителей мировой политической, финансовой, научной и культурной элиты, в юбилейном докладе “Come On! Капитализм, близорукость, население и разрушение планеты” (2017) заявил о том, что приветствует подписание Парижского соглашения. Но при этом указывает на разрыв между прописанными целями и принятыми государствами обязательствами, даже полное выполнение которых будет совершенно недостаточным для их достижения. “Давайте будем честны: чтобы достичь целей Парижского соглашения, миру нужно пройти через быструю и фундаментальную трансформацию систем производства и потребления”. “…один процент самых богатых американцев генерирует триста восемнадцать тонн выбросов CO2 на человека в год, в то время как средний житель земли — шесть тонн (перепад в пятьдесят три раза). Десять процентов самых богатых домохозяйств мира являются причиной сорока пяти процентов общего объема выбросов. Они первыми должны перейти к устойчивым моделям жизнедеятельности”...
В последней фразе — весь Эрнст Вайцзеккер (Ernst Ulrich von WeizsКcker), один из президентов Римского клуба, приверженец модернизационного направления устойчивого развития, не преминувший заявить об этом и в “Come On!”.
Выделяют три альтернативных подхода к обеспечению устойчивого развития — охранительный, модернизационный и структуралистский. Первый известен своим стремлением сохранить нынешнюю модель развития экономики и главенство крупного капитала; второй — намерением трансформировать социальные системы и институты под экологические требования без радикальной перестройки общества, но с усилением государственного регулирования; третий — признанием пагубности самого индустриального развития, отказом от любых попыток модернизации промышленности и повышения эффективности использования энергоресурсов, на которые ориентируются либералы и сторонники государственного регулирования, видя в этом лишь отсрочку планетарного апокалипсиса.
Парижское соглашение — образец охранительного направления. “…они первыми должны перейти к устойчивым моделям жизнедеятельности” — модернизационный подход. “Переживший века затерянный в океане кусочек суши” — паттерн структуралистского подхода: в XVII веке, разводя свиней, аборигены поставили под угрозу природную среду своего обиталища, острова Тикопи (Tikopia) в южной части Тихого океана, но у них хватило благоразумия отказаться от этой отрасли хозяйства и выжить до наших дней, питаясь рыбой и моллюсками.
Сомнения “Come On!” по поводу эффективности Парижского соглашения разделяют и 65 экспертов из 12 стран. На страницах отчета New Energy Outlook 2018, изданного лондонской Bloomberg New Energy Finance (BNEF), можно найти выводы о том, что даже полное упразднение всех угольных электростанций в мире не гарантирует энергетическому сектору развития по безопасной для климата траектории. На деле ожидаемая к середине века выработка угольных электростанций уменьшится с 38 до 11%, а потребление угля сократится на 70%.
В Китае угольная генерация продолжит расти до 2030 года. В Индии угольная генерация также продолжит рост в кратко- и среднесрочной перспективе. Та же судьба ждет Японию и Южную Корею — страны, в электрогенерации которых уголь традиционно играет ведущую роль.
Да, возобновляемые источники энергии обеспечат выработку 87% электроэнергии в Европе и 55% в США, но даже в целом достигнутого 38-процентного мирового снижения выбросов будет недостаточно, чтобы удержать глобальный уровень углекислого газа ниже 450 частей на миллион (ppm), как это определено Межправительственной группой по изменению климата.
Соглашение COP21 и вся эта угольная контрацепция (от новолат. contraception — исключение) сильно отдают “новой неискренностью”. Стоимость этой “новой неискренности” — 100 млрд долл. ежегодно до 2025-го.
Впрочем, и модернизационный подход с экологическим уклоном к доверию не располагает. Как брошено в “Come On!” банкирам-героям финансового кризиса 2008—2009 годов: “…они сделали себя “слишком большими, чтобы проиграть” — или чтобы отправиться в тюрьму”. Попробуйте-ка, убедите их уменьшить потребление.
Главное в понимании комиссией Брундтланд устойчивого развития — это когда удовлетворение потребностей нынешнего поколения не ставит под сомнение способность будущих поколений удовлетворять свои потребности. Благородное семейство Кортоп (Courthope) из Сассекса в 1393 г. поставило дуб на стропила Вестминстерского холла и тут же заложило новую дубраву, чтобы далекие потомки смогли, когда придет черед ремонта, воспользоваться древесиной, о чем была сделана запись в семейном архиве. Чем не пример следования правилам устойчивого развития? Но новые стропила понадобились через 520 лет, аж в 1913-м. Если считать, что за век проходит три поколения, суперприз выиграл только шестнадцатый хозяин, и то благодаря тому, что в лондонских архивах XIV века сохранились списки поставщиков. Остальные поколения так и не смогли, не посмели удовлетворить свои потребности. А ведь полуистлевший пергамент из телячьей кожи с выцветшими чернилами могли и не найти.
И пока со всей “новой неискренностью” идет эта кампания за низкоуглеродную энергетику, какой-нибудь ITER — Международный термоядерный экспериментальный реактор — “дюжиной ножей” уже щекочет ей спину. Если и вправду не в столь далекой перспективе термоядерные установки будут производить 65—75% планетарной электроэнергетической продукции (Михаил Краснянский “Краткое пособие по энергосбережению…”, ZN.UA №26 от 8 июля 2005 г.), то новые ветряки станут вертеть лопастями рядом со старыми голландскими ветряными мельницами, завлекая туристов.
Примеры не только беспрецедентно быстрого технического развития, но и отношения к делу дало освоение космоса. Совместное постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР о создании Научно-исследовательского испытательного полигона №5 Министерства обороны, ныне известного как космодром Байконур, вышло 12 февраля 1955 года, а 4 октября 1957-го с него был произведен запуск первого искусственного спутника Земли.
За эти буквально считанные 965 дней были обследованы несколько подходящих районов и выбран оптимальный вариант, вырыт и забетонирован под стартовую площадку гигантский котлован объемом в миллион кубометров 50-метровой глубины… и прочая, прочая, вплоть до строительства ложного космодрома у поселка Байконур.
И, в принципе, не столь важен спор историков о том, было освоение целины в Казахстане операцией прикрытия строительства космодрома у разъезда Тюра-Там или грандиозное строительство приурочили к другой грандиозной кампании. Феноменальна советская экономика, сумевшая после недавней столь разрушительной войны одновременно реализовать два таких суперпроекта.
Для этого обеим странам — и СССР, и США понадобилась мобилизационная экономика, когда все ресурсы страны направлены на одну или несколько главных целей.
Запуск СССР искусственного спутника Земли в 1957-м вызвал в США психологическое состояние, получившее обозначение “момент спутника”, “спутниковый кризис”. Преемник Дуайта Эйзенхауэра на посту президента США Джон Кеннеди поднял градус космической гонки до статуса военного противостояния, что обеспечило американскому конструктору космической техники Вернеру фон Брауну умопомрачительное финансирование.
Осмыслением смертельного объятия двух сверхдержав стал пассаж американского журналиста Гарри Шварца (Harry Schwartz) на страницах “Нью-Йорк таймс” за два дня до старта первой лунной экспедиции: “Если бы миром правила логика, одно из почетных мест на мысе Кеннеди при запуске “Аполлона-11” к Луне занимал бы Никита Хрущев, бывший премьер Советского Союза и бывший первый секретарь советской коммунистической партии… Мы по сию пору полной мерой расплачиваемся за однобокое, идеологизированное понимание “превосходства”” (The New York Times, July 14, 1969).
Н.Хрущев в 1964 году был снят со всех постов своими же соратниками по обвинению в волюнтаризме. Д.Эйзенхауэр, бывший противником мобилизации экономики и гонки в космосе, получил ворох обвинений, вплоть до старческого слабоумия. Но ни у кого бы не поднялась рука бросить в них камень “новой неискренности”.
Пусть не будет иллюзий по поводу различий на мега- и макроуровне. Украинскую энергетику гипсового века можно выставлять в качестве шедевра “новой неискренности”. Присоединившись в 2010 году к Европейскому энергетическому сообществу, Украина обрекла себя на массовую экологическую модернизацию генерирующего фонда. Но всерьез доведением предельно физически и морально изношенных ТЭС до соответствия европейским нормам по выбросам пыли, оксидов серы и азота к назначенному сроку (1 января 2018 г.) никто так и не занялся. В конце концов, Минэнергоугольпром Украины разработало Национальный план сокращения выбросов от крупных установок сжигания, целью которого стала минимизация негативных экономических последствий, возникающих в результате несвоевременного соблюдения требований ЕС. Но и национальный план тоже не выполняется…
В экономической теории есть хрестоматийный пример с живущими в одной комнате общежития студентами, курящим и некурящим. Их правильное экономическое поведение — договариваться: кому нужнее, пусть выкупит себе право на чистый воздух или на его загрязнение.
Европейцам, по аналогии, придется в конце концов заплатить за чистый воздух бесплатными поставками в Украину электроэнергии, лишь бы тут не растапливали свои “крупные установки сжигания”. А пока что местные энергетики платят штрафы богатым европейцам за то, что не удосужились вовремя “пришить золотые пряжки к стоптанным башмакам”, на что так похожа экологическая модернизация ТЭС. Точнее, потребители их продукции через тариф покрывают вменяемые местным энергетикам штрафы.
В китайской притче лягушка, попавшая в котелок с кипятком, останется жива, потому что тут же из него выскочит. А такая же лягушка, посаженная в подвешенный над костром котелок, но с холодной водой, сварится заживо.
Глобальное потепление коварно своей постепенностью. Поэтому воин, как написал Карлос Кастанеда, “сомневается и размышляет до того, как принимает решение. Но когда оно принято, он действует, не отвлекаясь на сомнения, опасения и колебания”. Мораль: если решение сделать экономику безуглеродной принято, то, как говорится, “Do or Die!” — сделай или умри. У нас больше на слуху “Умри, но сделай!”, но суть одна.
Какой быть новой энергетике? Новой искренней! Даже если для этого понадобится мобилизационная экономика.
Век назад короля Людвига II, мобилизовавшего экономику Баварии под строительство замков в горах, признали сумасшедшим и отстранили от власти, дабы совсем не разорил казну своей “инвестиционной деятельностью”. А сейчас выстроенный им замок Нойшванштайн посещают миллионы туристов, ежегодно оставляющие за приобщение к “альпийской сказке” более 70 млн евро. Прибавьте к этому доходы хозяев баварских гостиниц, ресторанов, магазинов, держателей всех видов транспорта…
Come On! Но “Новая неискренность” и тут за плечом: “Come On!” это не только “Давай!”, но и “Да ладно тебе...”.
Даниил ЧЕРЕВАТСКИЙ, заведующий отделом Института экономики промышленности НАН Украины
