Уже неделю Гонконг охвачен протестами. Начиная с 9 июня около миллиона человек — при общей численности населения в 7,4 млн — вышли на улицу, требуя не принимать закон об экстрадиции в материковый Китай. Протест завершился частичным успехом: глава администрации Гонконга Керри Лам отложила рассмотрение законопроекта на неопределенное время. Но протестующие требуют полностью и окончательно похоронить скандальный законопроект.
Чтобы понять причины протестов, нужно разобраться в том, что такое Гонконг.
Город свободы, денег и надежд
Гонконг — поселение на берегу Южно-Китайского моря, в дельте реки Чжуцзян, был захвачен Великобританией в 1842 г., после поражения Китая в Первой опиумной войне, и стал ее колонией согласно Нанкинскому договору. В дальнейшем по мере роста Гонконга, ставшего крупным торгово-финансовым центром Азии, у Китая, а точнее — у маньчжурской империи Цин, в 1898 г. были арендованы дополнительные территории сроком на 99 лет. И хотя современный Китай как новая республика возник только в 1911 г., Великобритания признала его права арендодателя.
Проблема была лишь в одном: население Гонконга совсем не вписывалось в коммунистический Китай. С одной стороны, Британия дала гражданам Гонконга свою правовую систему, самоуправление и полную независимость в вопросах религии, культуры, образования, деловой активности. С другой — Гонконг, защищенный от смут, революций, гражданских войн и социальных экспериментов, изрядно упростивших и изуродовавших китайское общество, оказался заповедником старого императорского Китая — точнее его городской и образованной части. В Гонконге, сравнительно с Китаем, низкий уровень коррупции и чистота на улицах, как в Японии. От перспективы возвращения в современный Китай жителей Гонконга пробирает дрожь — и, надо сказать, для этого у них есть все основания.
Сначала в Гонконге надеялись на референдум по образцу гибралтарского. Но ситуация не благоприятствовала такому ходу событий. В 60-80-х гг. были в большой моде деколонизация и “восстановление попранных прав коренных народов”, что в итоге обернулось появлением на свет множества безнадежно нищих стран под управлением отвратительных режимов, практикующих геноцид, уничтожение всякого инакомыслия, иной раз и людоедство, и почти всегда — мракобесное скотство. Но эти новые страны, немедленно получавшие членство и голос в ООН, образовали хор, на фоне которого Ден Сяопин мог просто оккупировать Гонконг, выставив в качестве довода истекший договор аренды.
Пытаясь смягчить ситуацию, Великобритания выторговала 50-летний переходной период — до 2047 г., когда Гонконг умрет уже окончательно, став частью Китая. А пока он доживает свои последние годы в качестве специального административного района Сянган с высокой степенью автономности, в рамках концепции “одна страна, две системы”, подчиняясь Пекину только в вопросах внешней политики и обороны, со своей валютой и своими внутренними законами.
Но то в теории. А на практике Китай интенсивно переваривает Гонконг, мало-помалу продвигая в его либеральное общество общекитайский тоталитаризм.
В какой-то мере это гуманный шаг. Резкое, без перехода, погружение в китайские реалии в 2047-м стало бы для Гонконга социальной катастрофой, чреватой если не прямым геноцидом его населения, то чем-то близким к этому. То, что происходит сегодня в Синцзяне — превентивные аресты, “воспитательные” концлагеря и тотальная слежка с системой социальных рейтингов, — обрушилось бы на гонконгцев внезапно. Британцы же сумели обеспечить им хотя бы полвека переходного периода. Для доживания, отъезда или тренировки на выживание в китайских реалиях — тут уж кто что выберет и кому как повезет.
Но Гонконг не смиряется, он бунтует и протестует, причем эти протесты носят перманентный характер. Так, каждый год, 5 июня, в Гонконге вспоминают жертв расстрела на площади Тяньаньмэнь в 1989-м, и нынешний год, на который пришлась 30-летняя дата, не стал исключением. На фоне того, что в континентальном Китае о Тяньаньмэнь запрещено даже упоминать, не может не раздражать Пекин. Ну а 1 июля каждого года, в день возвращения Гонконга в состав Китая в 1997-м, тысячи людей выходят на ежегодную акцию протеста против вмешательства Пекина во внутренние дела Гонконга.
Вмешательство же есть, и весьма серьезное. Китай всеми способами ломает мятежный гонконгский дух, особо заботясь о том, чтобы все политики и функционеры бывшей колонии были ему максимально лояльны.
Но протестами “к дате” дело вовсе не исчерпывается. Гонконгцы протестуют по любому поводу, в котором усматривают давление Пекина. Так, 21 января в Баптистском университете Гонконга начались протесты с требованием отменить обязательный экзамен по путунхуа — версии языка, на которой говорят в северной части Китая. По мнению протестующих, знание этого диалекта может быть полезно только для карьеры в столице, то есть в Пекине — вот те, кто намерен ее делать, пусть и сдают экзамен. А они — гонконгцы, говорят на своих языках: на английском и на кантонском диалекте китайского, и намерены говорить на них и впредь. В конце концов, коммуникации на расстоянии это не помеха: письменные версии путунхуа и кантонского совпадают, но вот на слух они отличаются очень сильно, так что их носители не понимают друг друга.
Таких случаев десятки и сотни. Гонконгцы не смирились со своей участью “корма для дракона” и упорно говорят Китаю “нет” всегда и везде, по каждому поводу, когда это бывает возможно.
Ну а Китай с железной последовательностью ломает гонконгские вольности, отвоевывая по кусочку то тут, то там. И, несмотря на отчаянное сопротивление горожан, за 22 года “эпохи Сянган” Гонконг сильно китаизировался, хотя дух его по-прежнему не сломлен.
Конечно, Пекин мог бы действовать и жестче. Но заповедник либерализма нужен ему как удобный буфер для общения с Западом. Многие компании выбирают Гонконг в качестве места базирования, поскольку он имеет отличные связи с рынком Китая, но его законы прозрачны и совпадают с теми, что лежат в основе западных экономик. Банковская система Гонконга неразрывно связана с Западом, а валюта привязана к доллару. Более 1,3 тыс. глобальных компаний держат здесь свои региональные штаб-квартиры.
Это приносит выгоду и Китаю, и Гонконгу. Последний благодаря связям с материковым Китаем является восьмым в мире экспортером товаров и четвертым фондовым рынком мира.
Взаимная выгода приводит идеологические и экономические аргументы в шаткое равновесие, но идеология берет свое. С тех пор, как Си Цзиньпин стал лидером Китая в 2012 г., курс на контроль КПК над правовой системой и умами граждан становится все более жестким. Конечно, гонконгцы надеются, что и в 2047 г. экономические соображения перевесят, и особый режим, который, в целом, их устраивает, будет продлен... но, вероятнее всего, их надежды не сбудутся.
Они просто плохо знают коммунистов.
“Гонконгцы, а не китайцы”
Как и большинство государств, а Гонконг — это “государство в государстве”, экстрадиция подозреваемых по запросу зарубежных органов юстиции допускается в Гонконге только в те страны, с которыми подписаны соглашения об этом. Таких стран около 20, но ни Китай, ни Тайвань, ни Макао в их список не входят. Это сильно способствует гонконгской фронде и ужасно раздражает Пекин. А кто не впадет в раздражение, когда какая-то противная птичка нагло щебечет, сидя буквально у тебя на носу, а ее даже съесть нельзя?
Разумеется, у принципа “выдачи нет” есть и другая сторона. Так, Гонконг не смог выдать Тайваню своего гражданина, который в 2017 г. убил там беременную женщину.
Нельзя сказать, чтобы гонконгские правоохранители не хотели посадить негодяя, притом, надолго, а то и пожизненно. Но выдать его Тайваню, увы, не позволял закон. Убийцу сумели отправить в тюрьму только на 2,5 года за неуплату налогов, дав тайваньцам время подготовиться и добиться суда в Гонконге, но перспективы дела выглядят для обвинителей неблагоприятно. Этот случай и стал формальным поводом для наступления на гонконгские вольности, которым не замедлила воспользоваться лояльная Пекину Керри Лам.
Надо сказать, что в законопроекте Лам Китай не упоминается вообще. Речь в нем идет только о том, чтобы дать судам право принимать решения о выдаче подозреваемых по уголовным делам в государства, с которым у Гонконга нет специального соглашения. Но гонконгцы отнеслись к этой идее отрицательно, справедливо полагая, что практика фабрикации уголовных дел на политических противников доведена в Китае до совершенства и что китайцы сумеют, при желании, оказать достаточное давление на гонконгских судей. А это превратит Гонконг из относительно безопасной для правозащитников и диссидентов территории в зону повышенного риска, любой житель которой станет потенциальной жертвой неправовой судебной системы Китая, в которой верховенство закона стоит ниже указаний партии. Впрочем, рисковали бы не только диссиденты, но и далекие от политики бизнесмены, которых любой китайский конкурент с хорошими связями мог бы втащить в китайскую юрисдикцию, проплатив фабрикацию дела. При этом, хорошо ознакомившись за 22 года с китайскими методами, гонконгцы не сомневались, что все именно так и будет, и преисполнились самых скверных ожиданий. А законопроект, между тем, уже был принят в первом чтении.
И вот 9 июня Гонконг вышел на улицу — общей численностью примерно в миллион человек. Это были самые крупные протесты начиная с 2014 г., с “революции зонтиков”, когда Пекин пытался получить право утверждать кандидатов на выборах в органы самоуправления Гонконга, а демонстранты обнаружили, что плотный строй открытых зонтов неплохо защищает от газовых гранат. Протесты тогда продолжались два месяца, и от реформы в итоге отказались, но у Пекина хватило влияния на гонконгские суды, чтобы преследовать лидеров протестов 2014 г. уже пять лет: последняя серия приговоров к реальным срокам тюремного заключения была вынесена в апреле.
Иными словами, протесты 2014 г. и сегодня не стали пройденным этапом в истории Гонконга. Напротив, они послужили спусковым крючком для множества процессов, углублявших и обострявших противостояние Гонконга и Пекина. Пекин начал действовать более системно, усиливая свое влияние в Гонконге всеми возможными и не всегда законными методами. Хотя в Гонконге нет отделения КПК, инструментов влияния у нее там более чем достаточно. Деловая элита города крайне зависима от контактов с Китаем, и это позволяет побуждать ее поддерживать только пропекинских кандидатов. Используя этот рычаг влияния, Пекину в 2016 г. удалось, к примеру, добиться отставки четырех особенно неудобных ему законодателей. Китаю также удалось скупить большую часть СМИ и издательств Гонконга.
Жители города ответили на это изменением самоиндентификации — все большее их число в ходе опросов настаивает на том, что они “гонконгцы”, а не китайцы.
Словом, законопроект Лам просто не мог не сыграть роль бензина, который плеснули на тлеющие угли.
Собственно протесты
Начавшись 9 июня, протесты пошли по нарастающей, перейдя в прямые столкновения с полицией. При этом власти активно блокировали социальные сети (но не смогли заблокировать Telegram, который и использовался протестующими), выставляли полицейские кордоны на окраинах города, препятствуя продвижению протестующих к центру, и проводили превентивные аресты по месту жительства. Эффекта, достаточного для перелома ситуации в пользу властей, это не возымело, но наблюдатели отметили, что по сравнению с 2014 г. полиция, подавляя протесты, действовала гораздо изощреннее и эффективнее.
12 июня сотни тысяч жителей Гонконга перекрыли улицы вокруг здания, где во втором чтении рассматривался законопроект об экстрадиции. К 9 утра протестующие пошли на штурм ограждений, отделявших их от полицейских, и стали разбирать брусчатку. Полиция применила слезоточивый газ и резиновые пули. В ходе акции пострадали 22 полицейских и 60 протестующих, полиция сообщила об 11 арестованных.
В 11 часов утра законодательное собрание объявило, что второе чтение законопроекта отложено. Но протестующие требовали полного отказа от него. К 15:30 был предпринят новый штурм полицейских кордонов, и снова в ход пошли газ и резиновые пули. К вечеру полиции удалось очистить от демонстрантов район, прилегающий к зданию законодательного собрания. Но протестующие переместились на ближайшие улицы, заблокировав движение в центре города.
По итогам дня законодательное собрание Гонконга объявило, что рассмотрение законопроекта переносится. Представители полиции выступили с заявлением, назвав акцию “бунтом”, а это принципиально важно, поскольку термин “бунт” был введен в уголовный кодекс Гонконга в 2014 г. и предусматривает до 10 лет тюремного заключения. Впрочем, сейчас у властей есть задача поважнее: им необходимо сбить волну протестов. Отказываться же от законопроекта они явно не собираются — судя по всему, из Пекина на Лам давят очень сильно.
Протестующие, в свою очередь, надеются, что в случае, если Гонконг утратит значительную часть своей автономии, а принятие закона об экстрадиции будет означать именно это, США могут лишить его статуса преференциального торгового партнера, приравняв к остальному Китаю. Едва ли Дональд Трамп сразу пойдет на столь решительный шаг, резко подняв ставки в торговой войне, но использование им протестов в Гонконге как инструмента давления на переговорах с Пекином вполне реально.
Пока же протесты не стихают. В минувшее воскресенье они были продолжены с требованием отказаться от законопроекта полностью и окончательно. И хотя столкновений с полицией в этот раз не было, на улицы вышли уже два миллиона человек.
По сути, в Гонконге протестуют не столько против законопроекта, сколько против самого устройства жизни по китайской модели - с полным бесправием отдельного человека перед произволом государственной машины и тотальной слежкой. Гонконгцы очень зримо представляют себе, во что превратится их город после 2047 г., и ужасаются такой перспективе. Возможно, найдется и писатель, который выразит эти мрачные предчувствия в литературной форме, и мы еще увидим антиутопию “Гонконг-2047” — китайскую версию “Москвы-2042”.
Вот только в самом Гонконге ее уже вряд ли издадут.
