Десятилетие просыпающихся красавиц

С этим мандатом, а точнее, с его отсутствием, дело обстоит как раз яснее всего. После выборов, выигранных на обещаниях каждому что-нибудь дать и ни у кого ничего не отнимать, всякое крупное решение властей будет восприниматься массами как открытый отказ от какого-либо из только что взятых на себя торжественных обязательств.

Любые прогнозируемые и непрогнозируемые начальственные затеи, от предстоящего размораживания коммунальных тарифов и до какого-нибудь навязывания очередному региону или городу неподходящего для них начальника, могут вызвать бурю протестов.

И притом протестов нового типа — непривычно многолюдных, решительных и осмысленных. Наподобие недавних выступлений столичной интеллигенции против выборных подтасовок, но только с другими действующими лицами, включая и тех, кого система все еще числит своей опорой.

Какие бы иллюзии ни питал ново-старый президент, но власть в предстоящие годы будет вовсе не составителем политической повестки, а только постоянно действующим общественным раздражителем, раз за разом порождающим протестные реакции и тем самым вводящим в игру все новые и новые группы давления, этой власти противостоящие.

Об оформлении первой из таких групп, интеллигенции, я недавно писал. После двадцатилетнего отсутствия на гражданской сцене наша интеллигенция, как спящая красавица, открыла глаза и вернулась к исторической своей роли. Но вслед за ней общественное поле будет заполняться все новыми игроками, все новыми просыпающимися красавицами, со своими интересами и притязаниями у каждой. Их будет становиться все больше. Из их требований как раз и сложится подлинная повестка десятых годов, к которой нынешним властям, смирив гордыню, придется приспособиться, если, конечно, им хватит ума это сделать.

Постсоветское двадцатилетие, наконец, закончилось. Страна, хоть и с опозданием, но входит в XXI век, и российское общество начинает само себя заново строить, прекратив подновлять развалины советской эпохи.

Вольные, небезопасные и полные лишений 90-е годы принято противопоставлять свинцово-застойным и сытым нулевым. Но, при всех различиях, это были два этапа одного и того же постсоветского безвременья, закономерно перетекшие один в другой.

В нулевые годы организованного общества у нас не было вовсе, и на гражданском пепелище безраздельно царила властная вертикаль. А в 90-е общественная жизнь вроде как била ключом.

Но это была ненастоящая жизнь — жизнь осколков советского режима, политических подделок и симулякров. СССР исчез слишком внезапно, не предупредив об уходе. Попытки соорудить гражданские структуры нового типа захлебывались одна за другой, так и не пойдя дальше малоудачных экспериментов. Рядовые люди не захотели строить какое-то загадочное новое общество, да и не очень знали, как это делать. Они ностальгировали по старому, и производство соответствующего этому спросу политического продукта было легко налажено.

В 90-е годы так и не появилось общественно значимых, противостоящих властям течений хоть левого, хоть правого, хоть либерального толка. Однако полагающиеся им места в общественном пространстве заняли кое-как приспособленные обломки советской жизни. На месте левых КПРФ — клуб ультраконсерваторов, ностальгирующих по сталинизму. На месте либералов “Яблоко” — памятник прежней советской интеллигенции. А в роли главного русского националиста Жириновский, продолжатель советских традиций застольной ксенофобской болтовни.

Не возникло тогда буквально никаких общественно весомых новинок — ни реальных профсоюзов, ни даже, несмотря на упразднение казенного атеизма, настоящего клерикализма: ведь и то и другое подразумевает хотя бы автономию от властей.

И знаменательно, что во всем этом плюрализме 90-х совершенно не принимала участия молодежь. Это был не ее праздник. Ей там просто нечем было заинтересоваться. Молодежный карьеризм, конформизм и цинизм, столь высоко оцененные властями в нулевые годы, возникли не на пустом месте. Они естественным порядком выросли из вполне обоснованной молодежной аполитичности 90-х.

И столь же естественным порядком “партии” и все прочие постсоветские общественные единицы, переходя из 90-х годов в нулевые, были преобразованы в сугубые муляжи и полностью подчинились вертикали. Ведь чем больше лет отделяло их от советской власти, тем дряхлее и хилее они становились. Обращенный в прошлое плюрализм 90-х без сопротивления мутировал в путинскую систему нулевых, тоже обращенную в прошлое и тоже приговоренную к быстрому одряхлению.

И вот постсоветская эпоха и постсоветские герои выходят на финишную прямую. Их время заканчивается. Пора на выход провалившимся на президентских выборах Жириновскому и Зюганову. Кому сегодня нужны их имитаторские навыки, когда на широкий общественный простор выходят настоящие националисты и настоящие левые? Что такое Зюганов рядом с Удальцовым, не говоря уж о Жириновском рядом с Навальным? Да и что современного в Путине, человеке, погруженном в советские 70-е?

Стремительная политизация молодежи, явление, которого совсем не было в постсоветское двадцатилетие и почти совсем даже в конце 80-х, на переломе от советской эпохи, — это самый верный признак того, что новые слои и группы, рожденные уже в новой России, — группы социальные, политические, идеологические — выходят сейчас на игровое поле и с него уже не уйдут.

На месте устроенного властями театра политических муляжей, с одной и той же опостылевшей примитивной пьесой и одним и тем же устаревшим героем, возникает живое и сложное общество с живыми конфликтами, со своими левыми и правыми, с либералами и ксенофобами, с милитаристами и антимилитаристами, с клерикалами и антиклерикалами. На это понадобится время, но вряд ли такое уж большое. Спящие красавицы уже просыпаются одна за другой.

Сергей ШЕЛИН