Борис Фуксман: “Мы продали “1+1” за $200 миллионов”

Бизнесмена Бориса Фуксмана мало кто знает в лицо. Уже давно он никому не давал интервью. Он всегда находился в тени, в отличие от его известного брата — кинопродюсера Александра Роднянского. Вместе с тем Фуксман — историческая личность для независимой Украины. Он основатель телеканала “1+1”, один из тех, кто стоял у истоков современной украинской журналистики.

В интервью заместителю главного редактора “Страны” Светлане Крюковой Борис Фуксман впервые подробно рассказывает историю запуска телеканала “1+1”, нюансы его покупки Игорем Коломойским и о том, как выглядели “темники” и цензура в эпоху Леонида Кучмы.

Мы встречаемся в кафе Landtmann — одном из самых старых кафе Вены. Так с виду и не сказать, что Фуксман не местный. Свободно изъясняется с официантами на немецком, в повадках и говоре выглядит скорее как европейский, нежели украинский бизнесмен. Он давно уехал из Украины, сейчас живет в Европе, а в Киеве владеет сетью кинотеатров “Синема Сити” и гостиницей “Хилтон”, которую они с братом построили на вырученные от продажи “Плюсов” деньги.

ской стороны. Он помогал по многим вопросам становления канала. И Виктора Медведчука я тоже хорошо знаю. И кто бы о нем плохого ни говорил, я могу сказать только добрые слова. Был из АП и еще один человек, насколько я знаю, который присматривал за каналом. Фамилию его я не помню.

— А если вам звонили и цензурировали тему, а тема болит или приносит рейтинг каналу. Что вы делали?

— Была одна такая история. Мне в Германию позвонил председатель СБУ Леонид Деркач и попросил снять с эфира одну из передач.

— Что-то по “пленкам Мельниченко”?

— Это должна была быть передача о конфликте между СБУ и Ассоциацией украинских банков. Был организован круглый стол с участием двух сторон. Мы готовились к жесткой передаче. И тут голос в трубке: “С вами будет говорить руководитель СБУ, господин Деркач”. Я был ошарашен. Нас соединяют: “У вас через неделю должна выйти программа. Я буду очень признателен вам, если она не выйдет”, — говорил он.

— И что вы?

— Я сказал, что занимаюсь только финансами, а не креативной частью. Деркач уточнил: “Где финансы, там и управление”. Еще раз просил меня не выпускать передачу. И пригласил выпить чашечку чая, когда я буду в Киеве.

— А дальше?

— Я созвонился с братом, передал ему этот разговор и сказал, что меньше всего я хотел бы сориться с СБУ.

— Вы сняли программу?

— Да, насколько я помню. А спустя несколько месяцев я летел в Москву. И тут в аэропорту у меня берут паспорт и слишком долго вертят в руках. Через пятнадцать минут мне сообщают, что въезд в Москву запрещен. И что проблема не у них, а в Украине. Тогда действовал закон, по которому запрет въезда в одну из стран СНГ распространялся на всю территорию стран СНГ. Я вернулся в Германию, позвонил брату и попросил его прислать съемочную группу. Дал интервью, рассказал об этом эпизоде.

— Это, в том числе, помогло тогда президенту уволить главу СБУ.

— Был факт цензуры. Мы на “Плюсах” тогда три или четыре дня в новостях и в ток-шоу говорили об этой ситуации. Также шли передачи и за пределами Украины. Поскольку мы “восстали” против СБУ, весь коллектив канала был в диком восторге. На следующем заседании СНБО Леонид Данилович снял Деркача с должности. Главной причиной, естественно, были пленки Мельниченко. Но и наша история добавила. Со временем запрет на въезд мне сняли.

— Современные украинские журналисты, которые не боятся писать об ошибочных действиях власти, часто сталкиваются с болезненной реакцией президента Порошенко. На критику себя, семьи, коррупции. Насколько я знаю, Кучма тоже болезненно реагировал на критику. Как именно?

— Быть недовольным критикой — в сущности человека. Леонид Данилович непосредственно никогда не влиял на информационную политику. Но до нас доносились какие-то настроения, которые происходят на Банковой. Через людей из ближайшего окружения президента, которые находились с нами в контакте.

— И как вы реагировали на условные “приветы”?

— Я всегда был против этого, и в те немногочисленные встречи, которые случались, я просил президента: если есть какие-то пожелания, напрямую контактировать — со мной или с Александром. Если его что-то смущает в вещании канала и это как-то противоречит развитию страны, ему стоит нам об этом сказать. Потому что если до нас это доходит в искаженном виде (а до нас это всегда доходит в искаженном виде), то мы чувствуем себя некомфортно и не уверены, что это вообще его видение проблемы.

— Вы сказали, что в один момент вынуждены были объясниться с Кучмой. Что это была за встреча?

— Я чувствовал, что назревает какое-то недовольство. Я просил Медведчука организовать встречу с Леонидом Даниловичем, и однажды эта встреча произошла. Чтобы убрать вакуум между нами и его командой.

— Вы называете себя другом Медведчука. Осознаете ли вы, что сейчас в Украине такие заявления могут воспринять очень по-разному?

— Я не боюсь этого. Дружба не формируется на политических взглядах.

— Вы наверняка наблюдали недавний скандал, связанный с супругой Медведчука, Оксаной Марченко. Она заявила о своем участии в шоу “Танцы со звездами”, что вызвало протест у журналистов ТСН. Они “осудили появление в телевизионном эфире лица, которое связывают близкие отношения с президентом РФ Путиным”. Однако в итоге руководство “Плюсов” согласовало ее кандидатуру. Был скандал. Как вы можете прокомментировать этот эпизод как медийщик?

— Марченко интересная красивая, профессиональная женщина, которая может украсить любую программу. Если ее рассматривать как жену политика, с позицией которого кто-то не согласен, то у меня встречный вопрос: а какое отношение это имеет к “Танцам со звездами”?

— Попробую объяснить. Украинскому телезрителю свойственно подражать своим кумирам. Если у меня есть кумир — звезда кино или эстрады, возможно, я буду ей подражать во всем — от стиля в одежде до политических взглядов. Если кто-то восхищается Марченко, в общественном сознании она разделяет точку зрения своего мужа, потому что они — вместе.

— Не до конца логично. Если она — актриса, красивая женщина, сценична, то как это относится к ее политическим взглядам? Разве мало в Украине семей, где муж и жена по-разному смотрят на политическую ситуацию в стране? И нередко из-за этого происходят скандалы.

— Да, но иногда из-за этого и разводятся, и примиряются, разделяют позиции друг друга. И если они разделяют, то это тоже своя форма компромисса.

— Политика играет не первую роль в жизни семьи. В конце концов есть дети, семья, любовь. И я никогда не соглашусь, что политические взгляды мужа актрисы могут влиять на вопрос выступления ее в программе “Танцы со звездами”. Наше общество больно. Я, как менеджер канала, должен заботиться о том, чтобы обеспечить высокие рейтинги своим программам. И если я, как продюсер программы, считаю, что для этого мне нужна Оксана Марченко, то мне безразлично, кем был ее дедушка, папа и кто сегодня ее муж. Я ориентируюсь сугубо на нее, на то, как она смотрится в кадре. Это главное! А не то, как мыслит, думает или где находится ее муж. Я думаю, что любой профессионал со мной согласится. 

— Действующий гендиректор “Плюсов” Александр Ткаченко когда-то работал на вашем телеканале. И ушел от вас со скандалом. Через время, уже при новом собственнике, он вернулся. Что тогда произошло?

— Ткаченко хотел сделать канал в канале.

— А что это означает?

— Для него не существовало политики телеканала. Для этого есть главный редактор и выпускающие редактора. Он был руководителем одной из программ (”Пислямова”). В этой программе мы, как руководители канала, видели целый ряд самовольств, не согласованных с главным редактором.

— Например?

— Не берусь сегодня заявлять голословно о событиях пятнадцатилетней давности, но на тот момент рассматривалась определенная заказуха. И не он ушел, а его “ушли”, мягко говоря. Потому что дальше так работать — это подставлять канал.

— Назначение Ткаченко генеральным продюсером на “Плюсах”, спустя годы, это “ответка” вам, “троянский конь”, как угодно, или это просто совпадение?

— Дело в том, что Коломойскому нужен был исполнительный менеджер, который беспрекословно будет выслушивать его команды, его матюки. Ткаченко подошел. И держится только потому, что он по стойке смирно выполняет все команды.

— Как в вашем проекте появился миллиардер Рональд Лаудер?

— Я понимал, что денег, которые я привез в Украину, будет мало для длинной борьбы с русским телевидением. А строительство большого канала — это всегда большие деньги. Это вообще очень капиталоемкий и интенсивный бизнес. Лаудер обещал большие инвестиции.

— Что значит “большие”?

— Речь шла о цифре около 40 млн долларов. Для начала. Я преследовал две цели…

— Извините, перебью. Вам нужны были деньги или иммунитет иностранного партнера — от украинских политиков?

— Деньги в первую очередь. Но я понимал, куда лезу с каналом. Поэтому да, я хотел иметь дополнительный зонтик над головой, американский зонтик, если вы так хотите.

— Что американцы требовали взамен за большие-крупные инвестиции? 

— Лаудер хотел получить в первую очередь аудиторию. Его компания торговалась на американской бирже, на NASDAQ. И чем большую территорию он охватывал, тем дороже можно было капитализировать свою материнскую компанию.

— Простите за дилетантство, но это же тот самый Лаудер, в коллекции которого есть картина Климта “Золотая Адель”?

— Абсолютно!

— А вы видели эту картину? 

— Да, конечно. Он вел эту картину по жизни более 20 лет. И заплатил за нее большую цену — 135 млн долларов, что на тот момент стало мировым рекордом цен на живопись. 

— То, что вы создали с Роднянским и Лаудером, однажды попало в руки к олигарху Коломойскому, и он распорядился каналом по-своему. Вы довольны тем, как он управляет проектом?

— Надо разделить этот процесс на несколько этапов. Первый, когда мы ушли с канала, — он обвалился. Концепция, финансы, рейтинги. Коломойский мог себе это позволить. Он мог позволить легко вынуть из кармана 50-70 миллионов долларов на дотацию.

— Как выглядела встреча, когда вы обсуждали продажу канала?

— Наша встреча произошла в Женеве, у него в офисе. Коломойский хотел обсудить вопрос о покупке у нас нашей доли. Это была его инициатива. Также у него был документ. Когда начались большие политические волнения на медийном рынке и мы могли потерять канал, я подписал документ — опцию с Коломойским. Там было сказано: в случае если мы с Роднянским захотим продать канал, он будет иметь право первой ночи. При условии, если американцы, которые владели этим первоочередным правом, откажутся от покупки нашей доли.

— Почему так сложно?

— В моем базовом контракте с американцами было записано, что действующий партнер имеет преимущественное право в покупке нашей доли. Потому опция, которая была у Коломойского, как я уже и говорил, гласила: если американцы отказываются от покупки и дают согласие на нового партнера, Коломойский получает право покупки. Несмотря на то, что такое согласие амерканцы не дали, Коломойский утверждал, что Роднянский продал ему канал. По рукопожатию, за 100 млн долларов.

— Этого не было?

— Естественно. А как такое могло быть? Я был в туалете, а Роднянский пожал ему руку? (смеется). Приблизительно так это выглядит. Да, мы хотели уйти. Рональд спрашивал меня о том, что я могу сказать о Коломойском. Я говорил, что толком ничего сказать не могу. Резкий, успешный бизнесмен. Я не очень-то его знал. И познакомился с его биографией в период трехлетней войны, которую я с ним вел в судах.

— Он — достойный соперник?

— Номер один. Выше его нет. Он бесспорно незаурядный человек, и выиграть у него суды — это как выиграть чемпионат мира. Я этим очень горжусь. После победы меня все спрашивали, как я выиграл этот процесс.

— Как вы считаете, у Коломойского еще будет своя, новая, игра или он уже свое отыграл?

 — Коломойский будет еще играть и, в случае прихода к власти Тимошенко, он восстановится, в определенном смысле. Он мечтает отыграться на Порошенко.

— Так а за сколько вы в итоге продали канал?

— За последний пакет процентов мы получили около 200 миллионов долларов. 

— Как вы распорядились этими деньгами, если не секрет?

— Вошли в проект Hilton (гостиничный комплекс в Киеве на бульваре Тараса Шевченко — Прим. ред.).

Гостиница “Хилтон” в Киеве

— Вы довольны инвестицией?

— Есть хорошая немецкая пословица: “Мы хорошие деньги частично кинули вдогонку за плохими”. Поскольку “проект Hilton”, в сложившейся политической-экономической ситуации, оказался плохой инвестицией.

— Кстати, чуть не забыла, а кто придумал лого “1+1”, и что это значит? 

— В общем-то Роднянский. Много всяких разных версий. 1+1 — это я и Роднянский, но не будем в это вдаваться.

— А, стоп, подождите, 1+1 — это вы + Роднянский? Я не знала. 

— Ну теоретически да, если хотите. Но это может быть и что-то другое.

— В конце 2004 года, когда начался Оранжевый Майдан, был интересный эпизод, когда “1+1” долгое время игнорировал протест, после чего Роднянский собрал коллектив и принес извинения за неадекватное освещение событий. Что тогда произошло?

— Состав сотрудников канала, если можно было так назвать по понятиям того времени, был на 70% — “оранжевый”. Мы старались как можно более умеренно информировать наших зрителей. Мы не хотели перекинуться ни на одну из сторон. Поэтому сдерживали информационную политику. Она не была объективна, скажу вам честно. Но и неправильно требовать от нас восстать против власти. Мы, медийщики, созданы для того, чтобы информировать людей, а не форматировать их.

— Ведущий и актер “1+1” Владимир Зеленский считается одним из кандидатов на должность президента. Как вы думаете, в каком амплуа он лучше — актера или политика? 

— Бесспорно, актера! Он феноменален в этой роли, и я думаю, что его политические амбиции — это несерьезно.

— Ну почему же? Все может оказаться серьезным!

— Ну может. Человека может вынести на гребень волны, но сегодня все его воспринимают как успешного комедийного актера. И когда вы говорите: “Зеленский” — первое, что у людей наверняка появляется на лице, это улыбка.

Человек должен себя как-то проявить. В украинской и постсоветской истории многие руководители страны вышли из института т. н. “красных директоров”. Все понимали, что если человек управлял заводом в 200 тысяч человек, со своей инфраструктурой, он справится и с работой в бОльших масштабах.

Профессиональный комедийный актер не может продемонстрировать нам, как он может преуспевать в этом вопросе. Поэтому любой избиратель, который завтра бросит за него бюллетень, сделает это с улыбкой на лице.

— Вам не обидно, что нашу страну сильные мира сего часто используют как полигон для боя. Разные люди, разных интересов, разных игр, разных боев.

— Очень, очень обидно. Я понимаю, что Украину сегодня используют, извините меня, как штрафной батальон на передовой. Я глубоко переживаю. Мне далеко небезразлично все, что происходит в Украине. Но, к сожалению, в этой ситуации не остается ничего другого, как созерцать.

 — Вы относитесь к тому поколению людей, которые приняли Украину в момент эпохи перемен. Когда было много надежд, оптимизма, многие верили в светлое будущее. Вы строили страну вместе с братом и другими людьми. Почему в какой-то момент вы перестали это делать? Почему вы сошли с дистанции?

— Бесспорно, Украина — это моя родина, мне глубоко не безразлично то, что происходило и происходит. Вчера сборная Украины выиграла футбольный матч, и я был счастлив. Проиграла сборная Германии? Ну проиграла и проиграла, хотя я 40 лет там живу, но мне все равно. Простой пример, который говорит об эмоциональной привязанности. Многое бы я делал иначе в Украине и многое бы помогал делать иначе. И подставлял бы свое плечо так же, как в 95-м — приехал с деньгами, которые я не одолжил, не украл, а заработал, оплатив налоги в Германии. Тогда я верил. Пока не столкнулся с уродствами.

— Что за уродства?

— Невероятная коррупция, на каждом шагу. Незаинтересованность отвечать за судьбы людей, отсутствие стремления сделать что-то хорошее. Все начиналось с вопроса: “А что я буду с этого иметь”? Я, как бизнесмен, сформировался на Западе. И для меня это было дико и чуждо. Я не мог с этим мириться. Я всегда говорил: “Ты сидишь на этом месте и должен выполнять свою прямую обязанность. Если ты свои обязанности выполняешь и умудряешься заработать пару копеек, можно закрыть один глаз. Но не ставить вопрос: “Что я буду с этого иметь?”. Меня “вело” от всего этого. И это не заболевание одного-двух человек. Это заболевание системы.

— Выходит, сдались перед системой?

— Нет. Я придерживаюсь мнения, что в Украине практически нет человека, который бы, например, мог выиграть у Коломойскомого. Так же и Порошенко. Он бы проиграл Коломойскому, если бы не был президентом. Коломойский может выиграть у любого, но не у системы. В тот момент, когда Порошенко стал олицетворять систему, Коломойский был обречен на поражение. Против системы выиграть невозможно.

— Два года назад в берлинском музее украли монету, стоимостью в четыре миллиона долларов, и, как мне стало известно, это ваша — монета.

— Да, очень интересная история.

— Что чувствует человек, коллекционер, который вкладывает большие деньги в искусство, когда воруют монету в четыре миллиона долларов? Ваша первая реакция?

— Мне позвонили из музея и очень взволнованным голосом сказали, что мою монету сегодня украли. Это была большая операция, которая была проведена одним мафиозным ливанским кланом, который живет в Берлине. Известный клан, который был на учете у полиции. Тем не менее они разработали операцию, им помогли изнутри музея, насколько мне известно. Разбили ящик из непробиваемого стекла в комнате, где была еще сотня золотых монет. Затем они скинули ее из окна.

— И унесли?

— Под окнами проходила железнодорожная колея. Полиция монету так и не нашла, и есть версия, что ее расплавили и по частям продали. Есть информация, что по Берлину ходили, предлагали большие куски золота. Монета имела отличие от всех остальных золотых монет. Она была произведена в Канаде, в королевском дворе, где ее делали по новой технологии, и эта монета имела пять девяток чистоты, после запятой. В тот момент все монеты имели только четыре девятки. Самое чистое золото, которое можно сейчас сделать. Я испытывал боль. Проблема не в потере четырех миллионов. Монета была застрахована. А в том, что у меня украли вещь, которую я любил, которой я гордился и которых в мире было всего пять штук. Одна такая монета находится в коллекции английской королевы, две — в Эмиратах, одна была у меня. Еще одна — на фабрике производителя. По стоимости золота цена ее составляла приблизительно четыре миллиона долларов. Нумизматическая ценность ее намного выше. 

— Была.

— Да. Была.

Светлана КРЮКОВА