Блеск и нищета французской социальной системы

Сколько живу во Франции, столько пытаюсь понять, в чем же та прелесть хваленой французской социальной системы, ради которой французы готовы бастовать до последнего сантима в кошельке (ведь за протесты зарплату не платят), до последней капли бензина, ездить вместо метро на самокате или роликах, а по утрам цедить кофе, скучая по любимой газетке.

35-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет и государственное медицинское страхование — на этих несущих столпах зиждилась гордость французов за их наигуманнейшую, по их глубокому убеждению, социальную систему, которая в табеле символов страны стоит где-то между Марсельезой и галльским петухом. И пусть французский бюджет трещит по швам под гнетом этого разорительного бремени, но откат на низшую социальную ступень развития для горделивой французской души просто немыслим.

Но есть ли за что бороться? Возьмем медицину. Медицинское страхование во Франции только частично государственное. Врачи делятся на две категории — не по способностям, а по цене: одни практикуют по государственным тарифам, другие — берут сколько душа затребует. Услуги врачей первой категории государство оплачивает только на 60—70%. Остальное — из кармана пациента, либо за счет частной страховой компании. Врач второй категории стоит в 3—4 раза дороже, это значит — в районе 80—100 евро за консультацию.

В чем разница и зачем платить больше ? У этого вопроса есть масса ответов: чтобы не сидеть часами в очереди, чтобы не ждать приема у дантиста с больным зубом по месяцу—два, чтобы получить направление на необходимые анализы, а не просто рецепт на долипран (французский аналог анальгина) или антибиотик. Многократно испытано на себе: 20-евровые врачи и лечат четко на эту сумму. Канарейка за копейку во Франции уж точно басом не запоет, как за хвост не дергай. Отсюда вывод: если ходить к хорошим врачам, то государственная выплата, которая рассчитывается исходя из установленного тарифа, выглядит в кошельке, как капля в море.

С другой стороны, частные врачи раздражают своими ценами, выдуманными по настроению. Яркий пример со счастливым концом: одна русская знакомая — очень предприимчивая натура — выпросила себе скидку за прием родов в размере 600 евро. Врач оценил свои услуги в 1500 евро, но, внявши слезным причитаниям пациентки о долгах, кризисе и несчастных иммигрантах, он снизошел и до гонорара в 900 евро. Не могу сказать, что это тенденция, но замечала неоднократно, что чем больше ты пытаешься из врача выудить информации по беспокоящей тебя болячке, тем дороже будет стоить прием.

И еще одно наблюдение: французы практически никогда не вызывают врача на дом. С высокой температурой, с сильными болями стоически идут своими ногами в приемную и смиренно ждут своей очереди. Почему — для меня загадка. Но в отделение скорой помощи я знаю, почему многие ездят, по возможности, своими силами. После того, как однажды меня увезли на белой машине с мигалкой в срочную терапию, через два месяца мне пришел счет на 150 евро — не за лечение, а за транспортировку. При том, что ехали до больницы мы от силы минут десять. Не дороговато ли за километр?

Дополнительная медицинская страховка выгодна только завсегдатаям врачебных приемных. Конечно, в страховой компании готовы подобрать вариант почти на любой размер кошелька. Но так же, как и с врачами, от дешевого полиса стоимостью, скажем, в 30 евро в месяц, толку мало: выплаты копеечные. Более-менее приличная страховка обойдется как минимум в 4—5 раз дороже. Для 5 миллионов французов (8% населения), вынужденных обходиться без дополнительного страхования, это слишком большая ежемесячная статья расходов на семью. Как показывают опросы общественного мнения, в 2009 году каждый третий француз отложил визит к врачу из-за финансовых трудностей.

И тем не менее, государственное медицинское страхование позволяет французам чувствовать себя защищенными от непредвиденного. В этом главный плюс. В случае госпитализации, потери трудоспособности или при онкологическом заболевании государство оплатит все врачебные услуги. Более того, больному будет полностью или частично выплачиваться заработная плата, а в некоторых случаях возмещают даже взятый на покупку недвижимости кредит.

Пенсиям в 60 лет уже можно с уверенностью сказать au revoir. Но главное здесь не столько увеличение пенсионного возраста — практически все европейские страны уже подняли планку до 65—67 лет — сколько прибавка трудового стажа. Для получения пенсии в полном объеме в 67 лет (ранее в 65) французам придется отработать 41 год. Французское правительство любит ставить в пример бастующим французам трудолюбивых немцев. Но при этом в Германии для получения пенсии достаточно 35 лет трудового стажа, а в Великобритании и того меньше — всего 30 лет.

К тому же, пенсионный вопрос во Франции завязан в крепкий узел с безработицей: пенсии платятся из отчислений работающей части населения, а рабочие места нынче в большом дефиците. Чувствуют французы, что мартышкин труд получится: и дыру в пенсионном фонде не заткнут, и лучшие пенсионные годы уплывут в прекрасное далеко. Так что не ради принципа и не из чувства глупого противоречия машут флагами французы и перекрывают топливные вентили.

В результате из знаковых социальных завоеваний остается только 35-часовая рабочая неделя. Да и на нее уже давно покушается Саркози, мечтая не кнутом так пряником в виде премиальных или налоговых послаблений заставить французов работать дольше, или хотя бы открыть магазины в воскресенье. Но воскресенье свято для французов своими калорийными обедами, католической мессой по телевизору и семейными выходами в свет. Разнообразие времяпрепровождения в этот день, по их мнению, только похоронит традицию.

За свою социальную систему французы платят огромные налоги. До того, как зарплата падает на банковский счет, из нее вычитают около 23%. В мае по всем квартирам раздается нервный шелест налоговых деклараций по доходам за предыдущий год. Нервный, потому что боятся что-то забыть в нее вписать и потом получить за это солидный штраф. Этот налог рассчитывается индивидуально, исходя из объема заработанного, семейного положения, количества детей и т.д. Для ориентировки: с 60 000 евро годового дохода на семью из двух человек в государственную казну дополнительно уйдет еще где-то 15%.

В эту сумму не входят налоги на собственность и за проживание (последний идет на расходы города), налог на вывоз мусора и даже на телевизор, если таковой у вас имеется. Откажетесь платить 121 евро за голубой экран — готовьтесь к приходу ревизора, который проверит, не замаскировали ли вы свою плазму в щели между стеной и репродукцией Дега. В общем, у дядюшки Тыквы из “Чиполлино”, который платил за снег и за воздух, но дороже всего за град, есть что-то общее с французом среднего достатка.

При этом французы, которые слывут за границей жадноватой нацией, никогда не пытаются придумать какую-нибудь заковыристую финансовую схему, чтобы смухлевать и заплатить поменьше налогов. Вся французская социальная система построена на искренней национальной солидарности. Кто лучше зарабатывает — платит больше налогов, а эти деньги идут на социальные пособия нуждающимся. Поэтому когда Саркози ввел закон, по которому доход гражданина не может облагаться налогом, превышающим 50%, вместо “спасибо” на него обрушился шквал критики. Средними и бедными слоями населения это было расценено как подарок президента своим дружкам-миллиардерам и чистой воды надругательство над солидарностью.

К слову, солидарность французов не ограничивается пределами страны. Они систематически делают немало пожертвований в различные благотворительные организации (пусть небольшими суммами, но тут важен сам жест), пишут петиции и устраивают манифестации в защиту и иранских политзаключенных, и африканских изнасилованных женщин, и российских правозащитников, и жителей Гаити. Несправедливость в любом ее проявлении и в любой точке планеты заставляет бурлить французскую кровь.

В четверг 28 октября профсоюзы планируют провести очередной день гнева, а правительство хватается за калькуляторы. Забастовки дорого обходятся французской казне: по 200—400 миллионов евро в день. “Социальный кризис для Франции сейчас непозволительная роскошь”, — не устает возмущаться министр бюджета Франсуа Баруан. “Пошлите счет президенту страны”, — предлагают профсоюзы, угрожая устроить ремейк мая 1968 года.

Екатерина МАЛЫХИНА