Апокалипсис отменяется. Почему дебаты с Зеленским бесполезны для Порошенко

Перед выборами 2008 г. цитатничек Рунета Баш.орг пополнился характерной репликой: “Порой так хочется сохраниться и сделать Жириновского президентом”. Желание, естественно, несбыточное — ввиду неоспоримости кремлевской монополии на комбинацию Ctrl+S.

Украинцы, как показал первый тур нынешних президентских выборов, круче: электоральная ценность стабильности у нас невелика, она воспринимается как данность и обязанность, а не благодеяние. Собственно, исторически это едва ли не единственный неизменный пункт любого нашего общественного договора, начиная эдак со времен Владислава IV.

Впрочем, возможно, просто дело в том, что поколения Doom и прочих читеров дошли, наконец, до избирательных участков, искренне полагая, что код IDDQD работает и в реале. В конце концов, делать что-то важное “по приколу” — определенно признак бессмертия, скучающий Бог из Книги Бытия тому свидетель.

Могу, однако, предложить и другое, метафизическое по форме, но вполне предметное, по сути, объяснение. В современном мире — и Украина здесь вполне себе в тренде — выборы сводятся к определению наиболее успешного коммивояжера, торгующего будущим Царством Небесным “на моей, Богом данной, земле”. И этот процесс прекрасно иллюстрирует тертулианово Credo quia absurdum — Верую, ибо абсурдно.

В большинстве своем американцы поверили Трампу, мексиканцы поверили Обрадору, французы поверили Макрону, бразильцы поверили Болсонару. Почему бы большинству украинцев не верить Зеленскому? В конце концов, всех их объединяет типаж противсіха, сотрясающего основы системы и идущего против сросшегося с государственной кормушкой мейнстрима.

Неважно, что их программы — набор штампов, сводящихся к обещанию победы всего хорошего над всем плохим. Это в христианской эсхатологии ад со всеми его ужасами только ждет нечестивцев, избиратель же знает, что ад — здесь, нечестивцем себя отнюдь не считает и хочет, чтобы “вот это вот все закончилось”. Причем прямо с завтрашнего дня — и не имеет значения, что единой трактовки “этого всего” не существует: заведомо проигрывает тот, кто пытается говорить конкретно (так что правы были советники Буша-младшего, с легкой руки которых мир ведет войну с терроризмом, а не террористами).

Неважно, что они ограничены — это, по существу, даже плюс: избиратель не любит шибко умных, они стремные (вот и Макрон влип, к слову). Собственно, не любил никогда, но до эпохи электронных коммуникаций и нового — информационного — Средневековья, которое они принесли — эту нелюбовь трудно было использовать в электоральной практике. Афинский обычай остракизма — единственное, пожалуй, исключение, но слишком уж древнее.

Неважно, что они несут пургу по поводу и без. Сдержанность и чеканная четкость формулировок — очевидное свидетельство неискренности. Они внушают недоверие. Современные же выборы — это торжество эмоционального интеллекта, усиленного экономикой потребления. Продукт, не соответствующий ожиданиям, выбрасывается без сожалений, будь это мобильник или политик. И, в общем, неважно, насколько он отвечает заявленной спецификации или за предвыборные обещания.

Парадоксальным образом век толп, породивший вождизм, продолжился в его массовом отрицании. “Армия. Мова. Віра” не устояла перед “Я бы сейчас неплохо...”.

И потому не правы те, кто надеется, что Порошенко на дебатах порвет Зеленского как тузик грелку. Велика вероятность, что именно так оно и будет, но столь же велик шанс, что это возымеет обратный эффект. Ведь сторонники Зеленского не ожидают от него глубоких знаний, а колеблющихся вполне может заколебать пафосная риторика и цифры, не соответствующие их представлениям, которые в массовом сознании давно тождественны знанию. Опять же некомпетентность в глазах некомпетентного — отнюдь не порок. Тем более что профессионалы строили “Титаник”, а ковчег — дилетант, и кто оказался круче? Да и подчеркнутая карнавальность нашей политической культуры — надежный барьер от излишне серьезного восприятия. В конце концов, из двух клоунов (а публичные люди у нас — всегда клоуны по определению) публика всегда благоволит более смешному.

Впрочем, столь же неправы, возможно, окажутся и те, кто пророчит апокалипсис в случае, если Зеленский таки станет следующим президентом. Формально — потому что апокалипсис есть категория объединяющая, чтобы не сказать — тотальная. Трындец всем и всему, грубо говоря. Но, как показывает опыт Трампа, слом привычных парадигм — еще не конец света. А если система отказывается капитулировать, то прогибаться и защищаться приходится как раз тому, кто играется с имиджем сотрясателя устоев. И путь из уютного, но тесного гетто пабликов и социальных сетей в реальную политику для него оказывается мучительно тернист.

Пострадает ли вследствие выборов в целом нынешний олигархический консенсус в Украине? Очевидно, нет, причем независимо от того, кто победит во втором туре. Он же, кстати, — один из предохранителей, защищающих Украину от великого евразийского разворота. Так что обеспокоенность западных партнеров вроде Германии по поводу отсутствия внятной программы у Зеленского может использоваться как повод и оправдание их собственных этически неоднозначных шагов, но не может быть реальной причиной оных. 

Второй предохранитель — страх “первого лица” перед ростовской ссылкой. Тем более обоснованный, если оно таки окажется не совсем первым: слиться или слить — по сути, выбор без выбора. Иное дело, что нынешним гражданскому обществу и патриотической парадигме государственного строительства предстоит мощнейший стресс-тест. Но не так в силу “пророссийскости” вероятного следующего президента, как в силу его недостаточного соответствия критерию ”проукраинскости”. Здесь, однако, можно, хоть и с очевидной натяжкой, провести параллель с Трампом, которому приходится бороться с имиджем русофила (не то, чтобы совсем уж незаслуженным), последовательно ведя антироссийскую политику. Пускай и ради самосохранения — но в этой ситуации результат ценнее мотивов.

С другой стороны, после второго тура открывается отличное окно возможностей для инициации Радой (или Петром Порошенко, что было бы отличным стартом для его осенней кампании) “предохранительной” политической реформы, смещающей баланс между президентом и парламентом. Включая давно затребованные законы об импичменте и референдуме. И, кстати, как не вспомнить об архаичной, но такой актуальной американской модели с ее институтом комиссии выборщиков? Впрочем, это из области фантастики.

Напоследок отмечу, что политтехнологам, пожалуй, стоит время от времени перечитывать классику. Сами того не желая, прекрасную иллюстрацию чаяний среднестатистического избирателя привели в своем “Пикнике на обочине” братья Стругацкие: “Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти твари не дали мне научиться думать! Но если ты на самом деле такой... всемогущий, всесильный, всепонимающий... разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: “СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!”.

Алексей КАФТАН