Александр Ярославский: “Свободного времени у мужчины не должно быть”

Forbes встречался с одним из богатейших украинцев Александром Ярославским дважды. Он рассказал о роли в становлении своего бизнеса тестя, покойного Александра Масельского, который в начале 1990-х работал представителем президента в Харьковской области; о том, как полюбил футбол, и о свободном времени.

О первом миллионе и бизнесе

Александр Владиленович, вы дружите с Ринатом Ахметовым. Как познакомились? 

Познакомился я достаточно давно. Я скажу так, практически все мои друзья сохранились с тех времен, когда были партнерами, или остались партнерами на сегодня по отдельным бизнесам. Те, с кем я начинал в 90-х бизнес.

С Ахметовым был какой-то бизнес?

Нет, но у нас достаточно комфортные отношения. С кем мы практически все начинали, поддерживаю отношения. Искандер Махмудов (основатель Уральской горно-металлургической компании — Forbes). Дружу с Игорем Макаровым (“Итера” — Forbes). Олег Дерипаска (холдинг “Базовый элемент” — Forbes). Масса людей.

А как начинали свой бизнес? 

Ну как начинали? В начале 1990-х мы занимались газом. Если помните, в Украину его поставляли разные газовые компании, в том числе “Итера” Игоря Макарова. Мы с ним плотно работали. До 400 млн кубов в месяц итеровского газа продавали. Заводили на промышленные предприятия и получали деньги или товары.

Тогда же были бартерные схемы?

Разные были схемы. И бартерные схемы в том числе. Появился нефтяной бизнес в начале 90-х, занимались нефтяным. Потом алюминиевым бизнесом. 

А кто вас привел в этот бизнес? 

Желание заработать.

Ну всегда есть человек, который, как говорится, привел вас?

Не дождетесь. 

Говорят, тесть, харьковский губернатор Александр Масельский, вам помогал? 

Тесть помог, конечно (смеется). Основной его тезис был: “Чтобы ноги твоей не было в Харьковской области”. Это позволило мне самому заниматься всеми серьезными вещами. Все было в самом начале перестройки и не было понятно, куда страна идет. Человек он был консервативный. Хотя в его консервативности было много мудрости, и он не спешил с выводами и действиями. Думаю, что этот человек был один из самых прогрессивных и умнейших руководителей Украины. Который видел глубже и дальше всех. Он сдерживал наш юношеский задор и просил не спешить. А хотелось все побыстрее. Я был вынужден уехать.

Куда вы уехали?

В Москву. Нефтью занимались. Мы начали поставки нефти из Уфы, а из Украины трубы везли. В Харькове везде говорили, что я тестю какие-то взятки даю с нефтяного бизнеса, когда мы поставками занимались. Приходит он как-то и улыбается: “Знаешь, говорят, что ты мне дал взятку в $60 млн”. Я перепугался. А он смотрю, так иронично улыбается. Человек был с хорошим чувством юмора.

Ну вы говорите, что тесть вас придерживал и останавливал… Многие, кого не придерживали, — не выжили.

Послушайте, развалилась огромная страна, активы огромные просто оказались никому не нужны. На поверхности оказались “горы золота и бриллиантов”. И понятно, что какое-то время не было толком ни власти, ничего. Была просто, обычная бойня, как за кошелек на улице. Только кошелек этот сотни миллиардов стоит. Вернее, вмещал в себя. Заводы продолжали работать, а торговые организации были просто завалены продукцией. Директора на коленях ползали, умоляли, чтоб хоть куда-то это все пристроить. Никто ж не понимал, не знал, как и что. За самые емкие вещи началась война. Просто обычная война.

Все это происходило еще до УкрСиббанка? 

Много компаний было тогда к концу 1990-х. Потом появился УкрСиб, а потом и DCH. И все систематизировалось.

Почему в 2006 году вы продали контрольный пакет УкрСиббанка французской банковской группе BNP Paribas?

Был нужен мощный партнер, как показало время, то есть это было правильное решение. И, продавая такому партнеру, я понимал, что в конечном итоге ему я продам все.

Но вы долго не продавали оставшиеся 18% банка. Почему в декабре 2010 года вы все же расстались с акциями?

Я думал, что найду компромисс в управлении банком. Но это большая финансовая группа. У них есть свои регуляторы, которые категорически запрещают участие, скажем так, младшего партнера в управлении. Мне стало неинтересно просто плыть в лодке. 

Были разногласия?

Вопрос не в этом. У нас разногласий как таковых не было. Я люблю принимать решения сам. У них, даже если мои решения более правильные, есть определенная процедура. Публичная компания, есть совет акционеров, есть директора. А я люблю, знаете, как? Вот сейчас мы поговорили, решили и через пять минут все пошло-поехало.

Любите все контролировать самостоятельно?

 

Ну, кто еще может контролировать мои собственные деньги? Я, знаете, как Фома неверующий. Я лучше сам. Стадион, аэропорт, гостиница. Я не разместил заказ и не уехал отдыхать в Монако, и оттуда, покуривая сигару, знаете, не спрашивал: ну как там дела? На каждом объекте я каждый болт, каждый винт, каждый плинтус сам выбирал и согласовывал.

Почему в 2002 году пошли в политику?

Я открою секрет. Сагитировал меня идти в Верховную раду Леонид Данилович (Кучма, второй президент Украины — Forbes). Куда он сказал, туда мы с братом и пошли. Партийной принадлежности у нас никакой не было. Идеи — “За Родину! За Сталина!” — не было. Нужны были честные проверенные люди.

О футболе

Это правда, что Вы не любили футбол до покупки “Металлиста”? 

Футболом увлекались мой отец и младший брат Алексей. В детстве они часто вечерами смотрели матчи по телевизору. Для меня футбол вообще не существовал. Я не понимал, как можно 90 минут сидеть перед телевизором и смотреть эту скукоту. 

Сейчас понимаете? 

Сейчас я этой скукоты могу, наверное, матчей пять посмотреть. Особенно в футбольные дни: суббота, воскресенье, обязательно смотрю.

С чего все начиналось? В 2005 году вы купили клуб у харьковского бизнесмена Александра Фельдмана…

Когда мы в 2005 году приехали на базу, там крысы бегали. Мирон Маркевич (главный тренер харьковского “Металлиста” — Forbes) сел на кровать, а она провалилась — пол сгнил. Старое, какое-то забитое, убогое село.

Сколько тогда ушло денег? Первые траты помните?

Миллиона три я сразу потратил, наверное. На зарплаты, на форму. А потом аппетит приходил во время еды. Когда мы получали бронзу, одну, вторую, третью, появлялся рисунок команды, рисунок “Металлиста”, потом уже появлялась инфраструктура. Получалось так: если команда хорошо играла, она не могла играть в сапогах. Сначала она хорошо играла в сапогах, потом она начала играть лучше в кроссовках, потом появился стадион, база, футбольная академия и сегодня уже “Металлист” оснащен, я думаю, не хуже любого европейского крепкого середняка. Сейчас бюджет клуба $40-45 млн. Это то, что ежегодно идет на трансферы, поддержание команды и жизнеобеспечение. В самом начале я потратил более $100 млн на инфраструктуру. Сейчас на жизнеобеспечение идет 25% бюджета, все остальное — на зарплаты, содержание и на трансферы.

На атрибутике сколько зарабатываете? 

От 3 до 5% от доходов. Это первые три команды так зарабатывают. Остальные — меньше. 

Выходит, основная статья расходов клуба — 75% — это зарплата и трансферы. Кто обсуждает с футбольными агентами все эти вопросы? Вы в этом участвуете или это решает спортивный директор “Металлиста” Евгений Красников?

 

С агентами ведет все переговоры Красников. А со мной он обсуждает каждый трансфер. Бывает, приходит ко мне или по телефону решаем. Может и в 3 часа ночи сбросить сообщение. Я не знаю, когда он спит. Как сова, не спит. Он смотрит все чемпионаты латиноамериканские. Это требует больших трудозатрат. 

А с Ахметовым общаетесь по футбольным вопросам? Что он вам говорит? 

Общаюсь. Он мне говорит, что “Металлист” прогрессирует. Я доволен, потому что это он меня заинтересовал футболом. Думаю, он отчасти гордится, что приложил руку к этому успеху. В 2005-2006 году я очень много с ним беседовал, потому что ничего не понимал. Я не говорю, что я и сейчас много понимаю. Но тогда я вообще не разбирался.

Он давал какие-то советы практического свойства? Вы ездили в Донецк?

Да-да-да. По всем вопросам. Это как если вы, журналист, пришли на работу, а вам надо ракету строить. Вы приходите и не знаете — там горит, там падает что-то, там авария. Такое впечатление, что вы пришли в какой-то неизведанный триллер. Конечно, выезжал на экскурсии к нему в Донецк, но больше по телефону общались. 

Интересно, вам приходилось спорить с другими владельцами клубов по окончании игры, кто прав, кто виноват?

В начале да, когда я был юн и неопытен в футболе. А потом я понял, что это бессмысленно. Потому что если ты выиграл, ты рад, проиграл — все виноваты, кроме твоей команды.

На почве футбола были конфликты? 

В самой игре всегда присутствует конфликт. На поле две команды, одна из которых будет побежденной, а вторая — победителем. Ну, еще бывает ничья, но она в определенных моментах бывает чьей-то победой или проигрышем. Конфликт — это часть футбольного шоу. Еще не просвистел финальный свисток, люди уже бегут быстрее обсуждать скандалы, конфликты, звонят, пишут смски. Пишут на этих всех футбольных сайтах, тот не так свистнул, тот не так крикнул, там пенальти дали, там не дали. Если это все перевести в электронный вид, тогда лучше в Playstation играть. Футбол — это эмоции. Люди ж хотят, чтобы футбол длился 24 часа в сутки. Часто думаю, что страсти после матча не менее интересны, чем сам футбол. Если на поле играет 22 человека, то после финального свистка играют сотни миллионов человек. Все уже участники футбола. 

Для вас футбол это, в первую очередь, что? 

Лично для меня — удовольствие в первую очередь. Я не знаю, может, какие-то бонусы и есть — социальный статус, например. Но это все равно удовольствие.

А что тогда Евро-2012?

Наверное — то же. Не каждый готов $300 млн выложить (смеется). Их еще надо иметь. В Харькове все сконцентрировалось вокруг “Металлиста” и футбола. Если бы в Харькове были Ла Скала, Гранд-Опера, куча театров, — театр Сатиры, Большой театр, — и выставок куча всяких, наверное, внимание было бы сосредоточено на всем этом. А с учетом того, что практически “Металлист” один полыхает в Харькове, о чем мы еще можем говорить сегодня?

У “Металлиста” много болельщиков. Как и у “Шахтера”. В чем секрет? Это какой-то восточноукраинский феномен?

Нет. Я думаю, что все из-за отношения руководства клуба к болельщикам. Вы понимаете, болельщиков обмануть невозможно — говорить одно, делать другое, и при этом чтобы было такое же отношение, какое есть к “Металлисту” и “Шахтеру”. Много делается такого, чтобы располагать их к себе. Прекрасный стадион, который мы из болота вытащили. Гостиница, аэропорт. Сейчас я не готов ответить, строил бы все это или нет, если бы не “Металлист”. Однозначно не знаю. Все эти решения я принимал непосредственно в процессе развития футбольного клуба и подготовки к Евро-2012.

О свободном времени

Свободное время как проводите? 

Как такового свободного времени у мужчины не должно быть. У меня нет такого размеренного отпуска, как, знаете, отдых по плану. Мне нравится мой формат жизни. Я каждый день ныряю в прорубь, если это зимой. Если летом — то просто в водичку, в водохранилище. Я не летаю на Мальдивы. Не люблю дальних перелетов. Самое дальнее, куда я могу полететь, — это Дубай. И то потому что там команда тренируется родная. А так я больше всего люблю Мартовую свою (дом в Харьковской области — Forbes).

А йогой как увлеклись?

Ну, йога, это просто, знаете, как поддержание себя в рабочей форме. Я из еды люблю простую овсянку на воде.

Одежду каких брендов вы носите?

Одежду мне шьет много лет один портной в Риме. Ну, он приезжает, он мерки уже мои знает. Когда новые материалы появляются, он просто шьет рубашки, костюмы, галстуки и отправляет.

Сколько стоит один костюм?

Нет, что вы, — чтобы меня убили где-то на улице? Подкараулили?

Покажите свои часы, пожалуйста.

Нет у меня часов. Они в телефоне, смотрите. Много лет я уже не ношу часов. Когда первая прошла мода, я как-то переболел. Тогда мода была — золото, часы.

Красный или зеленый пиджак носили? 

Нет. В 1990-х у нас была другая мода. Черная водолазка Versace и такие брюки черные, чтобы ткань ложилась. И дорогие часы. Самые первые часы, которые я начал носить — это золотые Rolex Daytona. Большие такие были часы на громадном браслете. Я их в Нью-Йорке купил. Потом оказалось, что это часы для ныряльщиков. Я их потом подарил. В 1997 году я закончил с часами. Штук 50 наверно разных было. И Patek Philippe по $200-300 тыс, и Vacheron Constantin, и заказные Hamilton. Но я уже выздоровел. Дикость все это. Человек перестает заниматься делом. Такой ремешок к такому ремню, к костюму. У него все мысли направлены на то, как он будет выглядеть, какие часы и как на него посмотрят. Я их просто раздарил.

Почему у вас такой простой телефон Nokia? А как же iPhone?

У всех пиджаков есть такие внутренние карманы (показывает). Туда небольшой телефончик очень легко ложится. Он простой. Для передачи сообщений. Я сам за рулем езжу, и удобнее сообщения посылать. Все эти сенсорные — нужно две руки и большой карман. И чем сложнее сам аппарат, тем быстрее он ломается. А таких Nokia у меня еще 10 штук в запасе есть. Если он сильно затирается, я его выбрасываю и беру новый. 

Автомобиль у вас ведь бизнес-класса? И самолет есть?

Mersedes у меня. Обычный “кубик”. Он и надежный, и на джипе в любом месте проедешь. А самолет — это уже не роскошь, а средство передвижения.

Когда самолет купили? 

Этот уже четвертый. В конце 2010 года купил. А первый был в 1996-97 году. Як-40. За сам самолет я тогда заплатил наверно $200 000, а за переделку его — $1,2-1,4 млн. Тогда в Бристоле был салон. И даже ЯК-40 был в новинку. 

Сейчас как цена изменилась? 

За свой последний самолет (Challenger 300 — Forbes) я заплатил $25 млн. Уже на заводе заказывали переделку и выбирали по каталогам всякие штучки.

На обслуживание сколько приблизительно уходит в год?

Наверное, в $3 млн в год обходится самолет с перелетами. 70% — это бизнес-полеты. Конечно, это удовольствие недешевое, но если ты уже имеешь определенный размер капитала, то его приходится обслуживать. А без самолета тут никак.

Ярославский разговаривал с Forbes в начале 2011-го и в начале 2012 года