В российском нефтегазовом секторе растет напряженность. Иностранные инвесторы и российские “частники” не смогут занять адекватное место (хотя бы 20—30% в объемах добычи и возможность рыночного участия в процессах) в секторе в ближайшие десять лет. История с конкурсом на разработку месторождения имени Требса и Титова даже не столько проявила факт предварительного решения вопроса на самом верху, сколько лишний раз подтвердила, что на бедных территориях любой ресурс должен быть подконтролен просто в силу бедности той самой территории.
Не совсем корректная аналогия, но все же — также устроена жизнь в кавказских республиках. В каждой есть два или три основных работающих сегмента — например, производство низкокачественного спирта, или рынки (в смысле базары) — недаром ведь за места на базарах периодически происходит стрельба, и только контроль над ними обеспечивает экономическую основу жизни и политическое продолжение этой системы.
В России таким же сегментом является нефтегазовая отрасль и все, что с ней связано. Не ахти, какое оригинальное наблюдение, но все же оно позволяет моделировать ситуацию на несколько лет вперед. Можно с уверенностью сказать, что в ближайшие 8—10 лет в секторе сохранится существенно нерыночная ситуация. Это значит, что иностранные “мейджоры” будут пребывать в растерянности, а их глобальные бюджеты на развитие будут забраны из России и перераспределены в пользу Латинской Америки и Африки.
Продолжу рассуждение второй, следующей в кильватере вышесказанного, мыслью — освоение Восточной Сибири и Арктики. Восточная Сибирь “рискует” остаться венчурной территорией на сотню-другую лет, без шуток. Даже существенное освоение Восточной Сибири и инвестировании в нее $100—$150 млрд в течение нескольких десятков лет даст не такой уж значимый эффект в общем объеме добычи — плюс 10—12% — и разрыв в 7—8 раз с объемом добычи в Западной Сибири все равно сохранится. Во многом, эффект бытового представления о соразмерности запасов и потенциала добычи кроется в сопоставимых масштабах территорий и “сопоставимых” названиях — Восточная Сибирь/Западная Сибирь.
У российских госкомпаний нет желания осуществлять сопутствующие разработке месторождений инвестиции в общую инфраструктуру. В экономике есть такой феномен, как “проблема безбилетника”, когда субъекты не хотят вкладывать свою долю, предполагая, что другой участник процесса не вложит свою — в итоге весь проект стопорится. У государства же нет особенных возможностей. Получается ситуация, когда российские “мейджоры” хотя и являются госкомпаниями, все-таки имеют интересы не “один в один” с интересами государства. Интересы государства включают также военную безопасность, развитие социальной сферы… Освоение территории является более комплексной задачей, чем разведка и разработка ресурсов. В Восточной Сибири накапливается напряженность между азиатскими интересантами в развитии ее нефтегазового сектора (все страны ЮВА без исключения) и желанием России контролировать территорию де-факто.
Про Арктику вообще — если будет продолжаться политика в этой логике — стоит забыть. Не столько в силу сложности ее освоения, сколько по той причине, что у нее слишком много альтернатив в мире. Перспективных нефтегазовых провинций в мире хватит и на этот век, и на будущий; стратегическими альтернативами также являются и сланцевый газ, и битуминозные пески, и ачимовские отложения. Иностранному нефтегазовому капиталу проще вкладывать средства в здоровые альтернативные варианты, чем делать ставку на Арктику при столь высоком уровне неопределенности. Очень хорошо — для множества западных стран и для России, а такое благо редкость в нынешнем мире — что есть интерес к Арктике как пространству Северного морского пути. Развитие — уровень капиталовложений, соответствие современному уровню спроса, темп развития — Северного морского пути станет реальным проявлением способности страны к освоению ресурсов Арктики.
Конкурс по месторождению Требса и Титова является показательным симптомом, свидетельствующим, что политика в отношении нефтегаза строится по принципу обороны последнего рубежа.
Андрей ИВАНОВ