Таможенный союз: зачем приезжал Владимир Путин

Точнее, этому он был посвящен со стороны Путина. Со стороны украинского премьера Николая Азарова прозвучали благие пожелания и призывы к сотрудничеству буквально во всем. Правда, Путин не обратил на них никакого внимания.

Российский премьер встречался за закрытыми дверями и с Януковичем и, как сообщают нам зоркие разведчики, Янукович был тверд в позиции 3+1, то есть в том, что “сначала зона торговли с ЕС, а потом уже поговорим”. Комментаторы расходятся в оценках. Одни предполагают, что Янукович просто торгуется, но все равно “сдаст Украину России”, другие считают, что мы таки “движемся в Европу”.

Интересно, что, по крайней мере, в нашей прессе обсуждается только момент, связанный с “интеграцией”. Суть вопроса, а именно Таможенный союз и зона свободной торговли с ЕС, остается в стороне. Между тем, визит Путина полезен именно в этом смысле, так как российский премьер привез нам цифры. Он говорит, что вступление Украины даст ей доход в 6-9 млрд грн и рост ВВП в 2% в год.

Зона абсурда

Поскольку данные по выгодам от зоны торговли с ЕС отсутствуют в пределах прямой видимости, предположим, что они сравнимы с выгодами, которые дает Таможенный союз и даже больше, например, 10 миллиардов долларов в год.

Вообще то сама такая ситуация — абсурд. Что всегда и везде является предметом торговых соглашений, зон свободной торговли? Правильно — уменьшение, упрощение, унификация и другие подобные действия в отношении ограничений, накладываемых государством на торговлю. Этих ограничений существует великое множество, но их цель, помимо фискальной цели финансирования бюджетных расходов, всегда состоит в увеличении цены товара, ввозимого из-за границы.

Теперь об абсурде. Путин сообщает нам, что отмена лишь некоторых препятствий на пути перемещения товаров и, следовательно уменьшение их цены, даст доход 6-9 млрд в год и рост ВВП в 2%. Фактически же Путин говорит, что деятельность государства по созданию этих препятствий приносит убыток в 6-9 млрд и 2% роста ВВП, ведь речь же идет не о естественных процессах, а о целенаправленной деятельности людей, от которой просто предлагается избавиться. Таким образом, государство ясно говорит нам: “все эти протекционистские штучки, которыми я оправдываю таможни и пошлины на самом деле ерунда, так как я само расцениваю избавление от них, как прибыль”.

Само существование темы свободной торговли ясно говорит нам о том, насколько общество бессильно перед организованными группами интересов. Еще Давид Рикардо в XIX веке открыл “закон установления связей”, ясно показывающий, что даже если одна сторона уступает другой по всем возможным позициям для обмена, обмен все равно приносит выгоду. Все признают этот закон, никто его не опроверг, его “проходят” при изучении экономики. И что? И ничего. И в XX и в XXI веке мы живем так, как будто бы мы ничего не знаем. Политики успешно получают дивиденды как от протекционизма, так и от борьбы с ним, позиционируя устранение препятствий, созданных ими самими, как великие достижения.

Аргументом в пользу той или иной зоны свободной торговли является прибыль, которую можно получить. Если страна А и страна Б отменят препятствия для движения товаров, то каждая из них получит прибыль. Предложение очевидно. Если страна А отменит препятствия, не дожидаясь страны Б, она тоже получит прибыль, за счет того, что цены товаров страны Б на рынке А уменьшатся. То есть, в случае Украины, нужно в одностороннем порядке отменить ограничения как в торговле с ЕС, так и в торговле с Россией. Даже если это принесет по половине заявленных доходов — скажем, по 5 миллиардов и по 1% роста ВВП, то получим 10 миллиардов и 2% роста (думаю, мне простят все условности таких “расчетов”, но они не более условны, чем любые “расчеты” такого сорта) без всяких переговоров и трудных политических решений.

Экспортные войны

Мне скажут — а как же “взаимность”? “Взаимность” есть не более, чем плод политической практики. Отмена ограничений одной страной никак не связана с подобными действиями другой, точнее, эта связь порождается практикой давления групп интересов. Здесь все очень просто. Решение страны А снять ограничения на торговлю со страной Б выгодны потребителям страны А и экспортерам страны Б. Аналогично, решение страны Б снять ограничения выгодно потребителям страны Б и экспортерам страны А. Сама проблематика как таковая, порождается тем фактом, что группе “экспортеров” как в одной, так и в другой стране, куда проще договориться о давлении на свое правительство, чем очень и очень широкой группе “потребителей”, выгоды которых не так сконцентрированы, как выгоды экспортеров.

Правительство не воспринимает открытие рынка как пользу для себя, поскольку потребители в целом не являются и не могут являться группой давления. Зато экспортеры являются такой группой (понятно, что речь идет не об одной группе, а о многих группах по интересам, возникающих ситуативно или существующих постоянно). Поэтому правительства готовы “открыть рынки” для товаров другой страны, только при условии, если “свои” экспортеры получат доступ на рынки “врага”. То есть, правительства занимаются в торговых переговорах, прежде всего, лоббированием своих экспортеров, а сами переговоры являются торгом “наши экспортеры против ваших экспортеров”. О потребителях обеих стран и их прибыли тут никакой речи не идет.

Кстати, именно поэтому торговые переговоры выглядят как “войны” и описываются в прессе в военной терминологии. Здесь мы видим еще один абсурд, который все привыкли воспринимать, как должное. “Открытие рынков” всегда преподносится как поражение, и если уж допускать такое дело, то только в обмен на аналогичные уступки “врага”. То есть, в этих терминах хороший результат переговоров представляется как нанесение сторонами равного ущерба друг другу. Простой вопрос — а зачем тогда их было вообще затевать, а?

В общем, увязывая отмену ограничений на торговлю с аналогичными действиями своих партнеров, государство говорит: “я согласно принести пользу своим потребителям только при условии, если мне удастся принести пользу своим экспортерам”. Согласитесь, что если мы считаем, что государство должно заботиться об “общем благе”, то эта позиция явно противоречит такому подходу.

Торговый баланс

Есть еще один момент — идея “торгового баланса”, которая состоит в том, что экспорт — это хорошо, а импорт — это плохо и что выигрывает тот, кто больше вывозит, чем ввозит. Еще в XIX веке эта идея даже противниками свободной торговли признавалась устаревшей и неверной. Однако, как видим, она живет и побеждает. Вообще говоря, документы XIX века поражают тем, насколько ничего с тех пор не изменилось, мы видим все ту же риторику и те же мотивации. Правда, люди XIX века, кажется, обладали большей ясностью мышления. Вот доказательство — цитата из письма замечательного экономиста и публициста Фредерика Бастиа*.

“Г-н Т отправил из Гавра в Северо-Американские Штаты корабль, нагруженный французскими товарами, преимущественно теми, которые называются парижскими изделиями, на 200 тыс. франков. Эта цифра была объявлена на таможне. По прибытии в Новый Орлеан оказалось, что перевозка груза обошлась в 10% его стоимости; пошлин уплачено 30%; и так стоимость груза возросла до 280 тыс франков. Он был продан с барышом 20%, или 40 тыс франков, т.е. за 320 тыс франков, которые мой знакомый обратил в хлопок. На этот хлопок должны были пасть еще 10% расходов за его перевозку, страхование и комиссию; когда новый груз прибыл в Гавр, ценность его была в 325 тыс франков; и эта цифра была отмечена в таможенных книгах. Наконец, г-н Т получил при распродаже обратного груза еще 20% выгоды, или 70 400 франков; другими словами, хлопок был продан за 422 тыс франков. Если г-н Лестибудуа желает, то я ему пошлю выписку из книг г-на Т. Он увидит в счете прибылей и убытков на стороне кредит две статьи прибыли: одну — в 40 000, другую — в 70 400 франков; и г-н Т совершенно убежден, что в этом отношении отчетность его не обманывает. Между тем, что говорят г-ну Лестибудуа (стороннику протекционизма — авт.) цифры, отразившие эту сделку в таможенной отчетности? Они ему показывают, что Франция вывезла товаров на 200 тыс франков и ввезла на 352 тыс франков. Из этого почтенный депутат заключает, “что она издержала, растратила плоды своих прежних сбережений, что она обеднела, что она приблизилась к падению, что она отдала 152 тыс франков своего капитала иностранцам!

Спустя некоторое время г-н Т отправил другой корабль, также нагруженный нашей отечественной продукцией на 200 тыс франков. Но при выходе из порта несчастный корабль затонул, и г-ну Т ничего не оставалось, как сделать в своих книгах две маленькие записи следующего содержания: “Долг такому-то Х: 200 тыс франков, за покупку разных товаров, отправленных на корабле N. Прибыли и убытки от разных товаров: 200 тыс франков за окончательную и полную потерю груза.

Тем временем таможня, со своей стороны, вписывала 200 тыс франков в ведомость вывозных товаров, и так как ей нечего будет записать на обороте листа в ведомости ввозных товаров, то г-н Лестибудуа и палата (депутатов — авт.) увидят в кораблекрушении ясную и чистую прибыль для Франции в 200 тыс франков. Из этого можно вывести еще одно заключение, а именно: что, по теории торгового баланса, Франция владеет самым простым средством для ежеминутного удвоения своих капиталов. Для этого ей достаточно провезти эти капиталы через таможню и побросать их в море.

В этом случае вывоз будет равен сумме ее капитала, ввоза не будет никакого, более того, он будет невозможен; мы выиграем все то, что поглотит океан. На самом деле, принцип торгового баланса следовало было бы понимать наоборот и измерять выгоду страны от внешней торговли избытком ввоза товаров по сравнению с вывозом. Этот избыток, за вычетом издержек, составляет действительную прибыль. Но такая теория, в которой заключается совершенная истина, ведет прямо к принципу свободной торговли”.

 *Фредери́к Ба́стиа — французский либеральный экономист, сторонник свободной торговли. выступал за свободу предпринимательства — решающее условие установления социальной гармонии в обществе. Сторонник тезиса о взаимовыгодном сосуществовании труда и капитала, предшественник Австрийской экономической школы.

Владимир ЗОЛОТОРЁВ