Светлана Алексиевич: “Конфликтовать с собственным народом — вот что по-настоящему ужасно”

Светлана Алексиевич, лауреат Нобелевской премии по литературе 2015 г., обеспокоена не столько действиями лидеров авторитарных режимов в постсоветских странах, столько феноменом, который она называет “коллективным Путиным”. В беседе с корреспондентом Financial Times в Берлине Гаем Чейзаном, который ранее много лет проработал в московском бюро The Wall Street Journal, писательница рассуждает о ностальгии по советским временам, которую не могут изжить россияне и белорусы, и о том, как дать голос тем, кого никто не слышит.

Последняя книга Алексиевич “Время секонд-хэнд”, вышедшая в 2013 г., — это попытка понять, откуда пришел Владимир Путин и почему он обладает такой властью над россиянами.

Алексиевич не хочет демонизировать президента. Ее больше волнует “коллективный Путин” — глубокое чувство уязвленной национальной гордости и презрение к либеральным ценностям, так глубоко засевшие в гражданах России и Беларуси. По ее словам, таких взглядов придерживаются 60-70% населения и это проблема для состоящих из прозападных либералов меньшинства, к которым принадлежит и она сама. “Конфликтовать с властями — одно дело. Мы, русские писатели, привыкли к этому. Но конфликтовать с собственным народом — вот что по-настоящему ужасно”, — говорит Алексиевич.

В своей нобелевской речи Алексиевич назвала Россию “пространством тотальной амнезии”. По ее мнению, ситуация становится все хуже. “Депутаты хотят судить Горбачева, осквернен памятник Солженицыну, и ставят все больше и больше статуй Сталину, — отмечает она. — Но не Путин говорит людям делать это — инициатива идет снизу”.

“Излишняя демонизация Сталина — это один из способов, один из путей атаки на Советский Союз, на Россию, — сказал Путин в интервью режиссеру Оливеру Стоуну (показ 4-серийного фильма “Интервью Путина” только что завершился на американском телеканале Showtime). — Показать, что Россия несет на себе какие-то родимые пятна сталинизма. Мы все несем какие-то родимые пятна — ну и что?” Россия капитально изменилась, заявил Путин.

Людей, чьи голоса звучат в ее художественно-документальных романах, Алексиевич, по ее словам, зачастую случайно встречает в общественных местах — ресторанах, автобусах, аэропортах. “Еще от Тацита и Плутарха повелось, что история принадлежит героям, императорам, — говорит писательница. — Но я выросла среди простых людей, и их истории просто потрясли меня. Было больно, что никто, кроме меня, не слушает их”. Нобелевский комитет присудил ей премию “за ее многоголосое творчество — памятник страданию и мужеству в наше время”.

Зачастую горечь собеседников Алексиевич смешана с ностальгией по потерянной советской идиллии и глубоким разочарованием в сменившем ее беспощадном капитализме. В разговоре с FT Алексиевич отмечает уникальную атмосферу позднего советского периода — времени равенства, крепкой дружбы и любви к литературе: “Несмотря на бедность, жизнь была свободнее. Друзья собирались друг у друга в гостях, играли на гитаре, пели, говорили, читали стихи”. Когда коммунизм пал, люди считали: наконец наступила свобода мысли, которой они так жаждали, думали, что “теперь все смогут свободно читать Солженицына”. Но в начале 1990-х гг. произведения Солженицына были опубликованы, однако ни у кого не было времени или сил читать их. “Все бежали мимо них к 20 видам бисквитов и 10 видам колбасы”, — говорит она.

Во время путча в августе 1991 г. люди были готовы стоять до конца. Чейзан, приехавший в Москву как раз в том году, вспоминает, как пожилые женщины около Белого дома говорили ему, что готовы лечь под танки, лишь бы не допустить возвращения коммунистов к власти. Но надежды этих людей на свободу были разрушены хаосом, гиперинфляцией, ростом преступности и появлением олигархов в 1990-е гг. “Я тоже ходила на демонстрации в конце 1980-х гг. Никто из их участников не хотел Абрамовича”, — говорит Алексиевич.

Она убеждена, что судьба России могла сложиться по-другому, если бы был суд над Коммунистической партией. Но с этим, отмечает она, не согласны многие, включая ее отца, ревностного коммуниста. Он настаивал, что это привело бы к гражданской войне. Таким образом, у России не было своего Нюрнбергского процесса. “Мы упустили наш шанс”, — говорит Алексиевич.

“Моя хроника — история <…> русско-советской души, — пишет Алексиевич на своем сайте. — История великой и страшной Утопии — коммунизма, идея которого не умерла окончательно не только в России, но и во всем мире. Она еще долго будет дьявольски искушать и манить человеческие умы”.

На Белоруссию писательница тоже смотрит без особых надежд. “На протяжении своей истории белорусы только выживали”, — говорит она. Россия всегда подозревала их в сотрудничестве с врагом, Польшей, и время от времени устраивала бойню, “потому что они стояли на пути”. “Поэтому их философией стало вести себя тихо и прятаться”, — добавляет она.

С надеждой она смотрит на будущее Украины (где она родилась), так как та хочет быть частью Европы. Она осуждает “оккупацию” Крыма и говорит, что Запад должен предоставить Украине вооружение, чтобы помочь ей бороться с поддерживаемыми Россией сепаратистами в Донбассе: “Этих [украинских] мальчиков просто убивают, как куропаток”.

Путин же в разговоре со Стоуном сказал, что вооруженный конфликт в Донбассе был спровоцирован тем, что новые власти Украины использовали против несогласных жителей региона спецслужбы, а затем армию “и танки, и боевую авиацию”. Про Крым же он сказал: “Это не мы решили присоединить Крым, это люди, проживающие в Крыму, решили присоединиться к России... Россия создала условия, чтобы люди могли прийти на выборы. Не было там никаких боевых действий, там никто не стрелял, никто никого не убивал”.

В своих книгах Алексиевич старается показать, как ужасна война, тогда как в СССР и в России господствует миф о том, что “война прекрасна”. Укорененность этого мифа порождает все новые и новые жертвы. “У нас не было другой истории, вся наша история — военная, — говорится на сайте писательницы. — Мы или воевали или готовились к войне. Иначе никогда не жили. Мы даже не подозревали, насколько мы — военные люди. Наши герои, наши идеалы, наши представления о жизни — военные. Вот почему так легко льется кровь на земле бывшей империи”.

Именно поэтому Алексиевич отходит от стандартных способов повествования. Поэтому в ее первой опубликованной книге “У войны не женское лицо” (была написана в 1983 г., но ждала выхода два года — автора обвиняли в пацифизме, натурализме, развенчании героического образа советской женщины) о войне рассказывают как раз женщины.

Их взгляд на войну важен, потому что они никогда не считают ее героической, пояснила Алексиевич Чейзану, для них это “всегда убийство”. Целью было уйти от советских клише того времени и найти истину “конкретных вещей”. В качестве примера она приводит женщин-военнослужащих, которым стали выдавать бюстгальтеры, трусики и тампоны только после того, когда Красная армия пересекла западную границу СССР, “чтобы они не конфузились перед иностранцами”.

В книге “Цинковые мальчики” Алексиевич затронула миф о войне в Афганистане. В разговоре с FT она вспомнила, как принесла плюшевых мишек в детскую палату больницы в Кабуле и удивилась, что один маленький мальчик взял подарок зубами. Когда его мать отодвинула одеяло, она увидела, что у него нет рук и ног. “Вот что сделали ваши советские гитлеровцы”, — крикнула ей мать. Это был переломный момент, ведь в СССР “все называли нас героями, помогающими афганскому народу строить будущее”, сказала Алексиевич.

Михаил ОВЕРЧЕНКО, Алексей НЕВЕЛЬСКИЙ