Разорвать порочный круг коррупции

Если спросить рядового украинца, что ему более всего мешает в отношениях с властями, в числе главных проблем обязательно будет названа коррупция. Взяточничество превратилось в основной смысл деятельности большинства чиновников всех уровней. Но в том-то и дело, что не только их. Практически каждый из нас является коррупционером. От роддома до кладбища нас сопровождает коррупция. Шоколадки, подарки, услуга за услугу... “Ты — мне, я — тебе” — принцип, отлично усвоенный огромным количеством наших сограждан советских времен. И ничего плохого украинцы в нем не видят. В крайнем случае сами себе всегда найдут оправдание: “все так делают”, “так у нас повелось”, “а как еще можно?”

Обреченные на коррупцию?

Коррупция на постсоветском пространстве является, пожалуй, одним из главных системообразующих факторов. Круговая порука коррупции держит общество, пронизывая его сверху донизу, по вертикали и горизонтали.

Мало того — в условиях засилья и в Украине, и в России “параллельной”, теневой, экономики, позволяющей значительной части населения выживать, взаимодействуя с государством только формально, коррупция как раз кажется терпимой и какой-то совсем уж “родной”. Мечтая о гражданском обществе, о контроле над властью, мы, между тем, не хотим избавляться от привычки решать все через подношения или взаимные услуги. Получается, что нет у нас такой общественной традиции. Украинское общество остается наиболее коррумпированным в Европе, по данным Transparency International. Неужели все дело в национальном менталитете или в “тяжелом наследии советского режима”?

К сожалению, коррупция как явление (и желание) неистребима, ибо ее суть — в человеческом эгоизме и в стремлении обеспечить свои интересы. Иное дело — как регулировать этот эгоизм и вытекающие из него неприятные проявления для социума. Коррупция существует и в странах с высоким уровнем внутренней дисциплины и социального сознания, в государствах с традиционно жесткой системой иерархических отношений. Германия и Япония, которые часто приводят в пример, также испытывают коррупционные скандалы. Не говоря уже о США. Но в этих странах коррупция гнездится на верхних этажах власти и бизнеса. Там почти нет привычной нам бытовой коррупции, не существует тотальной системы взаимных услуг-обязательств и соответствующей системы теневых отношений на горизонтальном уровне общества, не говоря уже о вертикальном срезе этого же сообщества (то есть об отношениях власти и народа).

Коррупцию часто называют порождением “азиатского менталитета”, подразумевая, что советский менталитет — наследник и следствие этого “азиатского”, а нынешний менталитет значительной части постсоветских граждан — прямой наследник советского, если не он же, но при ином общественном строе. Одними из главных черт такого менталитета считают как беззащитность населения перед произволом властей, так и высокий уровень кумовства на всех ступенях социальной лестницы. Традиционная для подобных обществ семейно-племенная традиция требует в случае успеха одно из членов семьи или клана тащить за собой наверх всех его членов. В условиях, когда отношения с остальными кланами могут быть исторически очень напряженным, вплоть до угрозы физической уничтожения, подобная опора на “своих” кажется единственно уместной. И чем архаичнее общество, тем прочнее в нем подобная структура отношений и тем сильнее расцветает коррупция, основанная на все том же принципе “друзьям — все, врагам — закон” или же вообще на неприкрытом произволе.

Несложно заметить, что украинские власти все 20 лет идут именно таким путем. “Днепропетровские”, “любі друзі” и, наконец, засилье жителей Донбасса при нынешней власти — это свидетельство как раз такого “трайбалистского” подхода в политике. Коррупция прямо вытекает из подобного принципа формирования и функционирования государственного аппарата. Однако те же азиатские страны, к примеру Япония и Южная Корея, дают нам и иные примеры — практически полного отсутствия бытовой коррупции и взяточничества на уровне отношений населения с чиновничеством нижнего и среднего уровня. Да, эти страны явили миру серьезные коррупционные скандалы, но все они касались мира большого бизнеса. В этом плане Япония не отличается от стран Западной Европы и США, где культура повсеместных взяточничества и коррупции отсутствует, а население уже несколько поколений подряд и помыслить не может, что для получения каких-то благ и преимуществ следует становиться на путь “подмазывания”.

Авторитаризм — отец коррупции

Европа, конечно, тоже не едина. Средиземноморские и скандинавские страны отличаются от балканских, “старая” Европа в лице первоначальных членов ЕС — от “новой” Европы в виде бывших соцстран и т.д. Нынешние проблемы Греции и иных стран Средиземноморья показывают, что историко-психологические традиции и различия имеют значение. Чем позже страна присоединилась к общеевропейскому проекту, чем больше был ее уровень отсталости общественных отношений, тем сложнее ей преодолеть свои пороки, выстроить социальную модель, свободную от коррупции, непотизма, неуважения к закону и т.д. Также можно заметить, что в странах, развивавшихся на основе протестантской этики, уровень коррупции меньше — там исторически более высок уровень сознательности и трудолюбия. Католические же страны, особенно юг Европы, равно как и православные государства, более подвержены этим порокам.

Напрашивается вывод: чем меньше у страны опыта успешной демократии, тем более она заражена такой болезнью, как коррупция. Чем более развращен государственный аппарат, чем более отделен он от народа, тем питательней среда для коррупции. Страны юга Европы покончили с авторитаризмом только в 1970-х, бывший соцлагерь выбрался из пут тоталитаризма на полтора десятилетия позже. Плюс на Балканах еще и десяток лет бушевали кровавые войны, да и ныне напряженность не везде остыла.

Но более показателен для Украины как раз обратный пример — пример Грузии. На наших глазах страна, издавна отличавшаяся высочайшим уровнем коррупции, совершила почти невозможное — за несколько лет практически искоренила ту самую повседневную коррупцию и вплотную подошла к ограничению ее в сфере чиновничества. Грузия была не просто членом соцлагеря — она была республикой СССР. И ее бегство от прошлого просто обречено быть стремительным. И оно удалось, но почему? Думается, потому, что Грузия — небольшое мононациональное государство, где население в массе своей согласилось с курсом власти на европейские стандарты поведения и единение с цивилизованным западным миром. А власти Грузии не подвели доверившихся им граждан. Таким образом, два встречных “импульса” и нанесли мощный удар по коррупции.

Грузинский пример показывает, что коррупция преодолима и может быть уменьшена до “безопасных пределов”. И потому говорить об “изначальной” предрасположенности того или иного народа к коррупции — неверно. Как и не существует и некого особого менталитета, который мешал бы успешно бороться с коррупцией, если на то есть одновременная воля населения и власти.

В поисках карающего меча...

Украина же, как минимум, раздвоена. Без понимания вектора движения нашей страны (а евразийский вектор однозначно означает консервацию коррупционной практики и даже ее усиление) бороться с коррупцией по грузинскому образцу невозможно. Без единства народа вокруг власти, готовой, в свою очередь, к подлинной интеграции в семью европейских народов, нас ожидает консервация худших проявлений азиатско-советского менталитета.

Украинцы, “ушибленные” советской эпохой и все еще не избавившиеся от надежд на “сильную руку”, считают, что коррупцию можно искоренить в основном репрессивными мерами. Разочарование в очередном “отце нации” не особо меняет наши настроения. Это подтверждают и результаты опросов. С 28 по 30 июня 2011 года киевский Институт им. Горшенина провел опрос “Коррупция в Украине”. Итог опроса: 57,6% считают самой эффективной мерой ужесточение ответственности за коррупционные действия (вплоть до расстрелов — по китайскому образцу). 45,3% считают, что нужно реформировать судебную систему, дабы строже карать взяточников, а 39,3% предлагают усилить контроль над чиновниками со стороны общества. При этом 13,2% полагают, что можно легализовать наименее социально опасные виды взяточничества (“презенты” врачам, учителям). 11,2% считают панацеей повышение уровня самосознания граждан, 8,1% думают, что нужно предоставить правоохранительным органам дополнительные полномочия.

Как видим, большинство исповедует меры сугубо карательного характера. Что до контроля со стороны общества — это хорошо, но неясны его механизмы. А вот узаконивание “презентов” напоминает налог на взятки в Османской империи. Правда, взяточничество от этого там расцветало еще больше...

Начать борьбу с себя

Похоже, наши граждане просто не понимают, как можно достичь успеха в борьбе с коррупцией, не используя расстрелы и конфискации. Между тем на Западе борьба с коррупцией как раз заключается скорее в превентивных мерах. Там пропагандируется законопослушное поведение, у нас же культивируется стремление добиться своего любой ценой, обмануть, обойти, “уделать” соседа, конкурента и т. д.

Поэтому, осуждая чиновников, мы должны задавать себе вопрос — а готов ли каждый из нас, попав на место этого чиновника или вообще на место человека, обладающего функцией разрешать и запрещать, не проявлять коррупционного поведения, проще говоря — не воровать и не обогащаться? Мы должны задать себе и другие вопросы: готов ли каждый из нас не давать взяток, не “ускорять вопрос” путем неизбежных подарков и услуг? Готовы ли мы к антикоррупционному воспитанию наших детей “с пеленок”, объясняя им, что “так жить нельзя”?

Увы, на это у большинства обывателей готов все тот же ответ: “В этой стране иначе невозможно”. И желающих начать очищение от коррупции с себя не наблюдается. Что подтверждает все тот же опрос: 68,5% опрошенных приходилось давать деньги и делать подарки людям, от которых зависело решение их проблем.

Комментарий

Андрей Баумейстер, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Киевского национального университета им. Тараса Шевченко:

— Существует ли в Украине на общественном уровне неприятие и осуждение коррупции? Боюсь, что нет. Большинство людей убеждено, что идет речь скорее о норме жизни, о “необходимом” зле, которое при определенном угле зрения оказывается не таким уж и злом. Это тот случай, когда мы можем думать о себе что угодно, но есть вещи, которые свидетельствуют за нас и против нас. Не вдаваясь в анализ причин, которые сформировали такую ситуацию, могу предложить лишь несколько коротких тезисов, которые, надеюсь, позволят посмотреть на проблему в более широкой перспективе.

Во-первых, коррупция является абсолютным моральным злом. Она искривляет моральный мир человека с самого детства. Разве может молодой человек стать настоящим гражданином, когда он знает, что отец или мать “устроили” его в университет или на работу, знает, что его родители пользуются исключительным правом творить несправедливость и обогащаться за счет неправды — к примеру, на должности чиновника, судьи и т. п.?

Во-вторых, коррупция является абсолютным социальным злом. Она обесценивает таланты и работоспособность, деформирует все социальные отношения. Приостанавливается работа “социальных лифтов”, искажается социальная иерархия. Ведь у нас высокий уровень образования и высокий социальный статус — это вещи почти противоположные.

Наконец, коррупция противоречит даже примитивному прагматизму, потому что она абсолютно нерациональна. Может ли каждый из нас надеяться, например, на приличное медицинское обслуживание, допуская коррупцию в учебных заведениях? Наверное, нет. Мы надеемся, что нас через 10—20 лет будут лечить какие-то другие врачи, что наших детей будут учить какие-то другие преподаватели, а государственные интересы будут отстаивать какие-то квалифицированные дипломаты. Может ли кто-то рассчитывать на справедливое судопроизводство? Нет. И примеры можно множить. Так где же здесь прагматизм? Это странная надежда на чудо!

Коррупция действительно может быть эффективным средством решения проблем. Однако коррупция эффективна в краткосрочной перспективе. А в долгосрочной перспективе она приводит к глубокой деградации всех сфер общественной жизни. Тот, кто живет сегодняшним днем, не сможет построить ничего путного.

Как нам выходить из такой ситуации? Решающим здесь может быть только внешний фактор — жесткие требования европейских стран. Это очень уязвимая позиция. Боюсь показаться банальным, но главные методы значительного ограничения коррупции (о преодолении не идет речь — будем реалистами!) мы должны выработать сами. Речь идет о том, хотим ли мы уважать самих себя. Если не хотим, то не стоит жаловаться на судьбу и чего-то требовать от других. Тогда надо просто сказать, что мы не заслуживаем право называться европейской страной и не можем считать наше общество цивилизованным.

Павел КОВАЛЕВ