Право на безделье

Экономическая наука давно и глубоко исследует проблемы занятости (иначе — проблемы безработицы). Она рассматривает большое число форм безработицы: циклическую безработицу (в период циклического кризиса занятость сокращается и растет безработица), фрикционную безработицу (потеряв работу, безработный, как правило, пытается найти другую, но период времени, который ему для этого нужен, он пребывает в статусе безработного), а еще скрытую, сезонную, структурную…

Очевидно, что вместе с приходом в Россию рыночной экономики все эти формы обнаружились и у нас. Но в экономической науке мы не найдем еще одной формы безработицы — отсутствие у человека работы по причине принципиального нежелания работать. Вот такой трудовой вариант пацифизма. Однако не признающих военную службу все-таки отправляют на службу альтернативную. А вот какую альтернативу можно было бы придумать для миллионов наших сельских мужиков, которые работать не хотят принципиально, никто не знает.

Между тем эта порода безработных не только количественно значительная, но и социально заметная, а заодно и весьма небезобидная. Ведь несмотря на предоставленный нам рыночной экономикой богатейший выбор мест летнего отдыха, каждый третий (часто и более) россиянин едет к себе на деревенскую дачу. Здесь он сталкивается с нашими Сатиными (помните “На дне” Горького?) в разных видах. Один вид — протобезработные (будущие безработные), т. е. пацаны от 13 до 17 лет, которые “пить, курить и говорить научились одновременно” (Жванецкий). Они гоняют по ночам на мотоциклах там, куда люди приехали отдыхать, орут, воруют бензин из автомобилей дачников, шарят по садам и особенно огородам — словом, создают “комфортную” атмосферу отдыха. Осенью, зимой и весной они делают вид, что учатся, а мы делаем вид, что учим их.

Другой вид — безработные (половина из них даже не служили в армии) в возрасте от 18 до 25-27 лет. Эти верховодят младшими, тоже пьют, тоже гоняют на мотоциклах или на весьма подержанных “Жигулях” без госномеров и техосмотра, куролесят по ночам. Кормит их чаще всего бабушка на свою пенсию. На эту же пенсию они и пьют, а также на то, что наворуют у дачников. Если бабушка умрет, кормить будет другая бабушка — пока живая. Зато дом умершей бабушки продадут и на вырученные деньги будут пить долго. Этот вид социально очень опасен, весьма близок к уголовному типажу.

Третий вид — безработные и вполне трудоспособные мужики в возрасте от 30 до 50 лет и больше. Содержатся они на зарплату жены или опять бабушки, воруют в садовых товариществах (их жертвами каждый год становятся, вероятно, миллионы), в соседних деревнях, по ночам вскрывают сельские магазины, сбывают краденое где попало, особенно во вторчермете и вторцветмете.

Все эти виды безработных хорошо известны участковым милиционерам, от них тяжело страдает дачник (треть работающего населения России), они пагубно действуют на детей, сызмальства вовлекая их в свой образ жизни. Но мы с ними ничего не делаем. У нас в стране нет обязанности трудиться, нет трудовой повинности, нет закона о тунеядстве. Вероятно, это не вписывается в либерально-демократическую парадигму, считается неполиткорректным называть тунеядца тунеядцем.

Есть у нас и еще одна форма безработицы, название которой сразу трудно придумать, — что-то вроде “перемежающейся”: два года человек делает вид, что работает, затем два года в открытую не работает. Это весьма массовая форма. Наиболее типичным ее представителем является тот же сельский мужик — взрослый, семейный, который нанимается в охранники. Иногда кажется, что основной вид мелкого и среднего бизнеса у нас — это ЧОПы, в которых служит более миллиона россиян. К более чем миллиону наших самых нравственных и эффективных в мире милиционеров новая эпоха добавила еще один миллион еще более нравственных… Непонятно, как наш Боливар выдерживает этих “двоих”. Такой “охранник” поработает годик-два и уезжает домой — отдохнуть.

Этот архетип вырастили и наплодили наши власти, которые обязали любое образовательное учреждение и другие организации нанимать этих стражей порядка. Все это плодилось под предлогом защиты от террористов, от которых указанный миллион, как известно, никого и никогда так и не спас. И не спасет. Но вот когда я прихожу в аптеку, где меня 40 лет знают и тепло здороваются все провизоры, он начинает за мной ходить по пятам. Тогда я его спрашиваю: “Мужик! А ты что-нибудь еще делать умеешь?” И ведь не обижается. В не таком уж давнем прошлом этих охраняющих работников нигде не было и с безопасностью образовательных, медицинских, культурных и иных учреждений все было в порядке. Сегодня мы содержим этот миллион, который никакой безопасности не обеспечивает, но кормится за наш счет, хотя ему в действительности много не надо — на спички, соль, табак, хлеб и, конечно, водку. Богатое меню. Два года “работы”, и можно два года “отдыхать”, попивая и полеживая. А те, кто подрастает, смотрят на них и… уже мечтают.

Мне очень нравится наш министр сельского хозяйства Елена Скрынник. Может быть, у нас теперь почти все в порядке с сельским хозяйством. Однако у нас все сильно не в порядке с сельской местностью. Милиционеры, избивающие встреченного на улице очкарика, как правило, оттуда. Три главных ценностных источника — религия, семья, школа — не оставили в их душах никаких следов. Они произошли из указанных выше видов отечественной самобезработицы, не учтенных ни в одной экономической теории. Больше всего их там, где никакого сельского (товарного) хозяйства нет. Эти местности — а их число несметно в Центральной России — дают в российский ВВП ноль, но потребляют из него немало. А главное — они отравляют жизнь десяткам миллионов добропорядочных россиян. Вдобавок эти местности — один из сильнейших источников социального загрязнения нашего общества.

Создавать в таких местностях рабочие места накладно и бесполезно — эти самобезработные, как уже говорилось, работать не будут “принципиально”. А принудительный труд осужден на уровне и международного, и национального права. Что же делать? Или мы вновь в культурной ловушке, из которой выхода нет?

Одно делать нужно немедленно — изымать детей из семей этих “безработных” и растить их в интернатах (которые, конечно, нужно построить), чтобы сформировать у них навыки цивилизованной жизни, дать общее образование и втолкнуть в какой-то уровень профессионального образования. То есть их надо из этой среды извлекать. А в саму среду всеми силами заманивать, внедрять нормальные семьи (отставников, иммигрантов и т. д.), создавая очаги культурной социальной структуры. Нужно серьезно укреплять службу участковых — сам видел, что вся эта мелкая и взрослая шпана их боится не на шутку. Она ведь прекрасно знает, что она именно шпана. Но, может быть, и читатель “Ведомостей” тоже что-нибудь подскажет?

Лев ЛЮБИМОВ