Особенности национальной авто(демо)кратии

Точнее было бы сказать, что война объединила (или разъединила, если угодно) людей по принципу ненависти к врагу, безразличию к врагу и любви к врагу. 

Впрочем, особо радоваться такой структуризации не стоит. Война на самом деле не строит общество, она его калечит. Не дает ему возможности развиваться естественно и органично. Убивает оптимизм и подменяет веру в завтрашний день страхом перед будущим. 

Продолжительная война возбуждает ностальгию по мирным временам, когда “хоть и воровали, но доллар был по 8 и никого не убивали”. И кажется, что если бы не Майдан, так было бы до сих пор. 

Возможно, именно до сегодняшнего дня так бы и было. Но домайдановский режим был обречен. И причины этого, как и любого масштабного процесса — субъективные и объективные.

С субъективными все ясно, все их помнят, а кто забыл — тому российское телевидение в помощь, они там периодически выступают. Но определяющими, в конце концов, были причины объективные, а именно — конструктивные дефекты постсоветского авторитаризма.

Авто…

Ведь это только кажется, что авторитаризм, будучи однажды построенным, едет сам по себе. Что однажды выстроенная пирамида с элементами пищевой цепочки простоит века. Но авторитаризм — это не пирамида. Когда Путин охарактеризовал себя как “раба на галерах”, всех это развеселило, но уж он-то понимал, что возглавляемая им система за власть, деньги, дворцы и прочие атрибуты жизненного успеха забирает саму жизнь.

Постсоветскуюавторитарную систему лидер не может ни на минуту оставить без присмотра. Его прямыми обязанностями являются управление, учет и контроль. Нет, не три-четыре часа в день, а с утра до ночи.
И не важно, правишь ты государством слуг или баронов (это если по Макиавелли).

Ежедневно и ежеминутно ты должен четко знать мотивацию каждого слуги. Должен понимать, кто из слуг и сколько может украсть, кто предан тебе по расчету или по глупости, а кто готов сдать тебя с потрохами потенциальному преемнику.

Для этого ты должен следить за всеми, часами изучать прослушки и читать распечатки телефонных разговоров, в том числе разговоров тех, кто приносит тебе эти прослушки.

Ты должен собрать у себя волков, готовых разорвать каждого, кто тебя ослушается, следить, чтобы волки были слегка голодными (но не сытыми, Боже упаси!), периодически отдавая этих волков на съедение следующим. 

Ты должен создать вокруг себя несколько групп, периодически натравливать их друг на друга, следить за их грызней, не утрачивая возможности прекратить их драку одной командой “Стоять!”

Ты должен внушать страх и любовь. Любви ты добиваешься подачками, причем должен точно знать, кому какую подачку кинуть, для чего (опять же) знать наизусть мотивацию подданных. Кому — денег, кому — орден, а кому и — селфи, с которым счастливый обладатель может пойти по инстанциям и решить все свои проблемы. Каждому свое.

Ты должен периодически менять окружение, отправляя преданных тебе в отставку или на нары только для того, чтобы продемонстрировать потенциал альфа-самца. И вообще, для тонуса. 

Все сказанное касается при этом не двух-трех ближайших соратников, а тысяч подчиненных не только в столице, но и в более-менее крупных городах. 

И при всем этом, ты должен оценивать происходящее не только с точки зрения придворной тусовки, а видеть общественный процесс и не нарушать столетиями проверенных правил, одно из которых — не отбирать у населения имущество. Почему-то с этим у нас всегда наибольшие проблемы.

Теперь вопрос — а может ли более-менее нормальный (да, даже и не совсем нормальный) человек ежеминутно на протяжении долгого времени выполнять вышеизложенное?

Если нет — тогда остается неизученной прослушка, отменяется встреча, не отдается приказ. Тогда слуга (или тем более — барон) начинает чувствовать ослабление поводка, свободу действий и неизбежно начинает что-либо предпринимать.

В лучшем случае — для того, чтобы что-то несанкционированно украсть. В худшем — для того, чтобы сделать тебе неожиданный подарок (доказывая абсолютную преданность и полную незаменимость), и отобрать наконец у коллеги часть твоего внимания, а, стало быть, власти. А слуги ведь попадаются разные. Есть умные, есть хитрые, есть туповато-исполнительные, а есть как бы смышленые; недалекие, но инициативные, считающие шефа просто любимцем фортуны, его нахождение на троне — историческим парадоксом, а в себе ощущающие готовность заменить его в любой момент. И вот когда такие начинают действовать…

Тогда могут убить известного оппозиционного журналиста. Или известного оппозиционного политика. 

А если ты патологически ленив, работа тебе претит как таковая, а привлекают гольф и кабаны — тогда случается Майдан. И все. С этого момента включается будильник и начинается обратный отсчет.

Могут быть исключения из этого правила? Да, главным образом на востоке, где эмир по определению обладает сакральной властью, а самодеятельность слуг прекращается оперативным отсечением головы. Ну и братская Беларусь, президент которой — один такой на весь белый свет.

Вы скажете, что 15 лет Путин опровергает эту теорию? Ну, во-первых, Россия тоже в каком-то смысле — эмират. Во-вторых, как ни горько это каждому отдельно взятому человеку с его непродолжительной жизнью, 15 лет для такого государства — не срок. 

Модная теория просвещенного самодержавия не выдерживает длительного испытания постсоветской (в частности украинской) практикой. Впрочем, не только эта теория.

Демо…

Незыблемые, казалось, священные правила западной демократии также приобретают на нашей земле неповторимую украинскую специфику. При том, что лучше демократии, как известно, никто ничего не придумал, ее украинская постреволюционная инкарнация радует глаз своей свежестью.

Вообще-то, мы — разные. Мы всегда были разными даже в пределах одного отдельно взятого региона. Не было, нет, и не будет никаких общностей типа “донецкой”, “львовской” или “киевской”. Мы очень индивидуальны, как бы ни хотелось доказать обратное и строителям “русского мира”, и сторонникам “национального” государства. 

Да, на востоке страны (в силу зависимости каждого отдельно взятого человека от многотысячного коллектива крупного предприятия) не так развито осознание собственной личности.

Да, многие на Донбассе (не опускаясь на колени и не выезжая за пределы региона, кроме летнего отпуска в Крыму) годами слушали рассказы о том, что они всех кормят. А мир для таких людей сжимался до размеров родной шахты, ялтинской набережной (раз в год) и “Донбасс-арены” (два раза в месяц).

Но даже там человек ощущал себя частью именно конкретного коллектива, а не евразийского сообщества. Все прочее — технология. Пятнадцать лет — технология обеспечения персональной власти Януковича. Последний год — технология стравливания и провоцирования бесконечной войны и разрушения, над чем, собственно, и трудятся российские специалисты.

Мы — разные, и потому идея децентрализации имеет у нас глубокую психологическую основу. Украинец сам уже давно децентрализовался, причем до уровня дома и квартиры, а дети — до уровня комнаты, так что переход на уровень громады — это, скорее, укрупнение.

Мы были едины только в одном — как сторона общественного договора — “вы крадете, сколько захотите, давая нам возможность жить, как мы можем”.

Наиболее активная часть общества в одностороннем порядке решила договор расторгнуть. Собственно, именно расторжение договора и произошло торжественно на Майдане, хотя многие делать этого и не собирались, а только хотели заменить одну из сторон соглашения (что выражалось в лозунге “Банду геть!”). 

Хотя, если быть честным, именно банда этот договор выполнять не спешила. Мухлевала банда. Значительная часть населения физически не могла выполнить условие “жить, как можем”, потому что жить в принципе стало трудно. Не надо, правда, забывать и о тех, кому жилось неплохо, но они защищали уходящий режим, в основном, по трудовому соглашению. И даже в Донецке год назад призыв вернуть Януковича был быстро освистан.

Поэтому договор был прекращен, и все, что мы сегодня наблюдаем, является процессом написания нового. Пока что базовым проектом является “Вы — крадете, сколько можете, а мы — живем, как можем”. И это несомненный прогресс. 

Общественная турбулентность сегодня связана, во-первых, с тем, что отдельными гиперактивными представителями власти декларируется изменение формулировки на “Мы не крадем вообще…” Конечно, это было бы еще более значительным прогрессом, но реалисты считают такое развитие событий маловероят-ным. Тем не менее, некоторые верят.

Вторая причина турбулентности в том, что сегодня вообще непонятно, в чьем лице власть этот договор будет негласно подписывать.

Она (власть) в последнее время приобретает крайне разнообразные формы. Одни очень по-грузински занимаются демонтажом прогнившей системы, а другие в этом же самом месте одновременно возводят второй этаж по-польским чертежам, но без фундамента.

Все вместе просят помощи у стратегических партнеров, как будто эти партнеры знают, как максимально быстро и безболезненно провести демократическую трансформацию и вообще когда-либо это делали. То есть делали, но наряду с успешными кейсами (Грузия, Польша, Эстония) имеют на своем счету и Румынию с Болгарией, не говоря уже о ближневосточных казусах.

Энтузиасты выносят ста-рую мебель, а с ней вместе — все, что попадает под руку, засовывая это в мусорные баки. В “ДНР” хихикают и намекают, что их способы люстрации типа “подвал” гораздо более эффективны.

Отдельные действия некоторых представителей власти наполняют новым, неведомым Салтыкову-Щедрину смыслом фразу “Простота хуже воровства”, что особенно колоритно на фоне борьбы с коррупцией. 

В то же время наиболее активные, информированные и циничные строят маленькие анклавы, где смогут реализовать планы стремительного обогащения. Вы их видите, они стоят там, за спинами романтиков, тоже делают горящие глаза и ждут момента, когда эти, первые, расчистят поле.

Кто-то преодолевает комплекс неполноценности. У кого-то из латентной формы в открытую переходят мания величия и другие формы сумасшествия. 

Есть и зажиточные романтики, которые в любом случае ничего не теряют, все происходящее — лишь этап в карьере, мир велик, впереди может быть бизнес на software в Бразилии или переработка отходов в Австралии. Это не худший вариант, им хотелось бы здесь добиться успеха. Но неудача для них не критична.

Есть незажиточные романтики. Они строят новый мир, полный книжной справедливости, крайне слабо представляя реальность и напоминая юных комиссаров 20-х годов прошлого века, которые, как мы знаем, или сами стали палачами, или были ликвидированы палачами другими. 

Есть просто агенты и провокаторы, зарплата которым аккуратно начисляется где-то в другой стране и которые выполняют задачу — чтобы все здесь как можно быстрее навернулось. Хочется, чтобы СБУ их всех, наконец, переловила, но самые способные — уже являются частью политического пейзажа. И непонятно вообще, можно ли их оттуда выковырять, или мы вместе с ними так и отправимся в светлое будущее.

Прежде чем децентрализовать общество, власть децентрализовалась сама. Это произошло не по заранее написанному плану и не является коварным замыслом врага. Это — следствие прошлогоднего землетрясения, когда всех хорошенько взболтало. Со временем часть взболтанного неизбежно опустится обратно на дно, а часть может в результате реакции (химической) перейти в новое качество. 

Объединить все это правящее сообщество единой идеей можно, но концепция пока не выработана. Разные сегменты власти находятся в процессе определения: кто из них мудрый руководитель, а кто — наемный менеджер; хотят они добиться от населения любви сегодня и сейчас или уважения завтра и послезавтра. 

Общество резисторов

Нелегко сделать выбор. Она, власть (в отличие от предыдущей), вынуждена ориентироваться на людей, которые, как уже говорилось, собираются в группы по отношению к войне и Донбассу, но не могут пока выработать совместный запрос на мечту. Мечту конкретную, выписанную в деталях, а не абстрактную “Европу” — не то Северную, не то Южную. 

Подавляющее большинство занято выживанием и преодолением страха перед завтрашним днем, стараясь черпать жизненные силы в надежде. И речь не только о переселенцах, хотя этим труднее всего.

Есть люди, которые воюют за Родину, — на фронте или в тылу. Многие из них вообще впервые обнаружили существование Родины как таковой и за это, конечно, спасибо Путину В.В и Суркову В.Ю. Жаль только, что платой за обнаружение Родины являются кровь, пот и слезы.

Некоторые, делая вид, что воюют, стараются кого-нибудь ограбить.

Есть те, кто находит себя в волонтерстве и делает маленькие хорошие, никем не оплачиваемые дела. Отчасти потому, что оплачивать хорошие дела некому, а делать что-то надо.

Есть те, кто во внутренней или внешней эмиграции. Они устали ждать, и их тоже очень много.

И есть миллионы других, у каждого из которых своя история.

Это все — мы. И если вам кто-то снова расскажет, что на самом деле хочет народ в целом, смело плюйте ему в глаза. 

При этом отсутствие внятного общественного запроса и легкий бардак во власти не должны радовать кремлевских инженеров. Наоборот! Им вообще не понять, почему “общество винтиков”, которое они там у себя соорудили, является гораздо более отсталым и уязвимым, чем украинское “общество резисторов”. Настолько, насколько паровая машина уступает электродвигателю. 

В обществе “резисторов” не бывает массового психоза — это правда, каждый его элемент — маленькое сопротивление, но в нем не бывает и неизбежного постпсихозного дикого бодуна. В нем никто не может разочароваться в “мудром руководителе”, потому что никто им и не очаровывался. И упаси его Бог от очередного очарования… 

Каждый его элемент борется, в конечном счете, за себя, свою жизнь, свою среду обитания и будущее своих детей. Но, в то же время, сам по себе он не только не может угрожать системе распадом, но по природе своей может существовать, только будучи ее частью. 

Машина может развалиться на детали. У человека можно удалить селезенку. Страна может распасться на регионы. Но на атомы любой предмет распадается только в результате ядерного взрыва. 

Система, состоящая из 40 миллионов частей, более устойчива, чем состоящая из трех или двадцати шести.

Самое парадоксальное, что в Донецке и Луганске многие тоже воюют за свой образ жизни, который, по сути, ничем от днепропетровского или винницкого не отличается. 

Чем быстрее они там поймут, что украинский жизненный уклад для них более родной, чем бурятский или чеченский, а советский можно восстановить только в музее — тем быстрее принесенная на нашу землю война потеряет последние внутренние корни. Да, для этого надо, конечно, выключить телевизор и вернуться из 1943-го в 2015-й. 

А общественный договор со временем образуется. Хотелось бы, конечно, чтобы это был не контракт о разделе сфер влияния, а трудовое соглашение. Но это уже о другом обществе — “микропроцессоров”. 

Александр МАКАРОВ