Коли татари захоплять Крим, а росіяни віддадуть його Росії?

Крым сегодня фактически едва ли не единственный в Европе пример относительно бесконфликтного сосуществования и взаимодействия исламского и христианского сообществ.

 

Образ мира, выстроенный в человеческом сознании, состоит из множества стереотипов, любовно человеком собираемых и оберегаемых. Например, жить с пониманием того, что “американцы тупые”, “мужики сволочи”, “а мы Европу от татаро-монгол спасли” — удобно и не хлопотно.

И чем тверже уверенность в правильности нарисованной картинки, тем глубже обида от соприкосновения с реальностью: “разве Россия не родина слонов?”.

Стереотип — всеяден, коварен и вездесущ. Он штампует все — от национальности до страны в целом или ее отдельно взятого региона. В этом плане весьма показателен всеми любимый/нелюбимый Крым.

Почему именно он? Во-первых, есть устойчивое подозрение, что в пылу геостратегических споров может появиться соблазн сыграть в крымскую карту и потрясти старыми информационными погремушками.

Во-вторых, автор имел возможность на практике проверить, насколько лекало массовых представлений о полуострове соответствует выкройке реалий.

Наиболее распространенный стереотип, бытующий как в самой Украине, так и за ее пределами — “Крым скоро захватят татары”. Но если внимательно присмотреться к этой “армии захватчиков”, то за ней обнаруживается столь громоздкий обоз проблем, что начинаешь сомневаться в ее возможностях.

Сначала немного статистики. На сегодняшний день крымские татары составляют около 12% населения автономии. В образном выражении на одного крымского татарина приходиться семь “лиц славянской национальности” — в целом как бы маловато для ведения эффективной наступательной кампании.

При этом крымская ситуация для Украины вовсе не эксклюзивна — румын и венгров в Черновицкой и Закарпатской областях соответственно тоже по 12%. Но у крымских татар, в отличие от румын и венгров, за пределами Украины нет собственного национального государства и поплакаться в жилетку мамы-метрополии просто негде.

В свою очередь, типичный носитель стереотипа парирует: “так это их сейчас мало, они же по 6-7 детей рожают, увидите, что будет лет через десять”.

Демографическую динамику к 2020 году трудно предвидеть, но общую тенденцию с 2001 по 2011 год проследить можно. Согласно всеукраинской переписи, в 2001 году крымских татар насчитывалось 243,4 тысячи человек. По данным Рескомнаца автономии на 2011 год — с учетом суммарного показателя миграции и рождаемости — можно говорить о 277 тысячах крымских татар, проживающих на полуострове.

Таким образом, за 10 лет прирост крымско-татарского населения составил 33 600 человек, то есть по 3,5 тысячи человек в год. Если такой темп сохранится, крымским татарам потребуется более 100 лет, для того, чтобы достичь показателя 600-700 тысяч человек (что уже может быть примерно сопоставимо с численностью русского населения Крыма).

В Косово, с которым так любят иногда сравнивать Крым, албанцы достигли демографического преимущества над сербами за счет высокой рождаемости. Средняя албанская семья конца двадцатого века состояла из 10 и более детей, в то время как в сербской было не больше двух.

У крымских татар ситуация печальнее, чем у сербов: по данным национальных общественных организаций, на одну крымско-татарскую женщину детородного возраста приходится 1,1-1,5 ребенка.

Но и это не самая главная проблема. Происходит процесс постепенной ассимиляции крымских татар русскоязычной средой, остановить который пока не удается. В этом смысле язык является показательным индикатором.

Крымские татары все больше используют русский язык в общении между собой. Крымско-татарская молодежь, особенно в публичных местах, общается исключительно на русском.

К примеру, в сфере образования, согласно недавним исследованиям проекта “Crimea Policy Dialogue”, родители не хотели бы даже гипотетически отдавать детей в ВУЗы с татарским языком обучения (которых нет), поскольку не видят перспектив для карьерного роста с таким дипломом.

Хотя при этом крымские татары отличаются от крымских русских и крымских украинцев осознанным отношением к владению государственным украинским языком.

“За 16 лет проживания в Крыму наш народ “обрусел” больше, чем за 50-летнее проживание в Средней Азии”, — сетуют люди старшего поколения.

Еще одной серьёзной проблемой являются смешанные браки в среде крымских татар, которые по разным данным составляют от 12 до 35%. Дети, рожденные в таких браках, как правило, определяют свою национальность в пользу доминирующего этноса.

По поводу ислама. В последние год-два среди крымских татар действительно увеличивается популярность религии, как впрочем и среди русского населения. Однако традиционная, существовавшая много веков версия ислама крымских татар — наиболее мягкая и толерантная в мировом исламе.

Например, духовные лидеры мусульман Крыма не выдвигают жестких требований к ношению женщинами хиджабов. Более того, само крымское исламское сообщество находится под угрозой раскола со стороны радикальных исламский течений типа салафитов или хизб-ут-тахрир, поддерживаемых из-за рубежа.

К слову, именно эти движения требуют от женщин носить хиджаб и рожать каждый год.

И самое главное — Крым сегодня фактически едва ли не единственный в Европе (!) пример относительно бесконфликтного сосуществования и взаимодействия исламского и христианского сообществ.

Норвежскому террористу Брейвику, который был уверен, что нет ни одной страны, где мусульмане мирно уживались бы с немусульманами, стоило бы поинтересоваться крымской историей.

Недаром в ЕС и США видят в ситуации вокруг крымско-татарского народа некую позитивную альтернативу европейским проблемам — не очень удавшемуся мультикультурализму.

Следующей любимой информационной погремушкой является стереотип — “в Крыму живут русские сепаратисты”, которые спят и видят, как бы “перебежать” в Россию, и не просто видят, а даже не спят, не едят, а все время ходят с флагами и лозунгами соответствующего содержания.

Крым, действительно, единственный регион Украины, где русские составляют подавляющее большинство населения — 58,3%. Но почему-то это количество за 20 лет украинской независимости и крымской автономности так и не перешло в политическое качество.

Начиная с середины 90-тых годов крымские результаты участия в выборах пророссийских партий и блоков неуклонно снижались.

В настоящее время лишь 3% (3 человека) депутатов Верховной рады АРК представляют общеукраинскую партию “Русское единство”. Значит — или партии “не те”, или русские какие-то “неправильные”. Как в психологии, так и в истории ответы стоит поискать в прошлом.

После освобождения Крымского полуострова в 1944 году и насильственной депортации крымских татар население Крыма составляло лишь 370 тысяч человек (для сравнения — сейчас это население одного города Севастополя).

Для восстановления разрушенного войной полуострова и восполнения трудовых ресурсов в селах, где ранее проживали депортированные, союзный центр организовал массовое переселение людей из центральных областей Советской России.

В результате этого доля этнических русских в общем составе крымского населения превысила 80 процентов. Таким образом, например, были заселены приморские города и посёлки.

Но для массового освоения степного Крыма с его засушливыми землями понадобилось строительство Северо-Крымского канала и переселение сотен тысяч новых рабочих рук для обустройства колхозов и совхозов.

Такие руки Никитой Хрущевым были найдены “в лице” сельского населения центральных и западных областей Советской Украины, которого на начало 50-тых годов было в переизбытке в целом. В результате доля этнических украинцев в составе населения тогдашней Крымской области выросла почти до 30 процентов.

Таким образом, подавляющая часть населения послевоенного Крыма было искусственно сформировано из переселенцев из Советской России и Советской Украины. По сути, в СССР был проведен уникальный эксперимент, когда на преднамеренно “освобождённой” территории была искусственно сформирована новая общность советского народа.

В результате в послевоенный период Крым сформировался как самый советский регион в Советской Украине, где его население в значительной мере утратило свою этническую идентичность.

Оторванность от корней, переселенческая психология, многократно усиленная мощной коммунистической идеологической обработкой, на поколения вперед прошили крымскую ментальность кодом советской цивилизации.

Одним из свойств такого кода является подверженность стороннему информационному и идеологическому воздействию. По мнению одного из ведущих крымских политологов Александра Форманчука: “Крым — это пластилин для манипуляций”.

В чьих руках этот материал — тот и получит необходимый результат. Если бы “крымский пластилин” изначально оказался в руках Украины, а не вытолкнувшей ее из игротеки соседки-подружки, то политическая история автономии могла иметь к проблеме сепаратизма отношение не большее, чем любая другая область.

Русские Крыма пребывают в состоянии перманентной фрустрации, находясь к тому же в разрушенной системе пространственно-ценностных координат.

В этом смысле, по мнению крымских социологов изучавших общественное мнение на полуострове в рамках реализации Программы “Общественное мнение” ПРИК ПРООН, российский вектор является в психологическом смысле “запасным” для населения, а потому всегда является декларируемым в опросах, но не определяющим в реальных действиях (согласно тем же опросам).

С другой стороны, несмотря на все информационно-политические спекуляции по поводу ущемления прав русских, глубинного резонанса они не вызывают, так как попросту не коррелируются с реальностью.

По мнению крымских экспертов Татьяны Гучаковой и Андрея Клименко, в Крыму фактически сложилась “русская автономия”, где для русскоговорящего населения на самом деле нет значимых угроз в языковой, образовательной, бытовой и культурной сферах.

Проблема дубляжа фильмов и аптечных инструкций на украинском языке — этот тот небольшой запас “пугалок”, который остался в арсенале радетелей за права соотечественников.

В силу отсутствия угрозы в гуманитарной сфере, на первый план для русских Крыма выходят те же проблемы, что и для остального населения Украины — социально-экономические. И в этом плане крымчане единодушны — стабильность прежде всего.

По разным оценкам, от 35 до 50% населения Крыма в той или иной степени непосредственно участвуют в оказании услуг отдыхающим. Угроза потери летнего сезонного заработка — главная гарантия отсутствия острых конфликтов.

Еще одной стороной такого явления, как “крымский сепаратизм” можно назвать “привычку к СССР” или “ностальгию по молодости”. То есть по тем временам, когда полуостров, будучи в советское время крупнейшей военно-морской базой и мощным военно-промышленным центром, непосредственно подчинялся Москве, а не Киеву.

Привычка решать вопросы в белокаменной долго оставалась на рефлекторном уровне. Но время лечит даже самые запущенные случаи.

Сегодня в жизнь не входит, а уже вошло молодое поколение русских Крыма, которое равным образом хорошо понимает как русский, так и украинский язык, а попадая в языковую среду при поступлении на учебу или работу в материковой части Украины, не испытывает никакого языкового барьера.

Опросы показывают, что 60-70% молодежи Крыма считают необходимым знать в равной степени оба языка и столько же даже считает, что одинаково хорошо ими владеют.

В заключение — иллюстрация… Известная картинка времен недавнего балканского конфликта: почта; на стене две надписи — первая: “Здесь — Сербия”; вторая: “Дурак, это почта”.

Картинка наших дней: Севастополь; дом; на доме надпись “Rаssia” (именно так и почему-то латинскими). Второй надписи еще нет, но ее стоит написать: “Это не Россия, это — Крым”…

Андрій ДЕМАРТІНО