Гендиректор Roshen: Я никогда не работаю в убыток

— Вячеслав Александрович, сейчас многих интересует не только состав конфет Roshen, но и состав владельцев, структура управления и прочие корпоративные вопросы, о которых в обычной жизни потребитель и не задумывается. Про состав конфет мы тоже спросим, но давайте начнем с состава собственников.

Если мы правильно разобрались в корпоративной структуре, то ранее долями от 9% до 12% в Roshen владели Олег Свинарчук, Игорь Кононенко и Олег Зимин, к концу 2013 года собственников осталось двое: Петр Порошенко с 91% и вы с 9%, а сейчас вам уже принадлежит 13%, а еще четырем менеджерам по 0,5%. В компании действует план поощрения менеджеров?

— Нет, это оговаривалось с Петром Алексеевичем раньше. Но реально у меня действительно прибавилось много хлопот: я должен и отбиваться, и кризисные меры принимать, и все остальное. Поэтому моя доля выросла. А Игорь Кононенко, Олег Свинарчук и Олег Зимин давно вышли и не имеют никакого отношения к компании.

 

— Как управляется доля Петра Алексеевича?

— Последний раз, когда Петр Алексеевич управлял этой компанией, это было в 2001 году.

Я — бывший начальник отдела сбыта, работаю в компании около 20 лет. Наша работа построена была изначально так: он мне не рассказывает, что надо делать, а меня устраивает, что на — чьи земли, я отвечаю — Маркиза Карабаса. На самом деле я просто информировал раз в квартал, что у нас происходит.

Я уже отравлен управленческими функциями. У нас вообще диктатура (смеется). И если это не будет устраивать, то я с удовольствием уйду, например, заниматься розами.

У нас на этой неделе будет представитель Rothschild. И мы просто договоримся, как мы будем работать. Я думаю, что вряд ли что-то поменяется в этой ситуации, так как Порошенко давно не принимает участия в управлении компанией.

Просто когда Петр Алексеевич сказал о передаче в управление--это одно, а юридически оформить это — совсем другое. Ведь все вопросы с передачей Roshen в Rothschild Trust должны были происходить с урегулированием украинского законодательства.

— Вы выплачивали дивиденды в прошлом году?

— В прошлом году мы приняли решение не выплачивать, мы копим деньги на бисквитную фабрику. Периодически компания платит дивиденды, но так как Петр Алексеевич начал больше интересоваться политикой, чем бизнесом, то у него некуда тратить деньги.

— В нынешних условиях вы не верите в продажу доли Петра Алексеевича?

— Почему? Пусть продает. Но думаю, что он долго будет продавать все это дело. И у Nestle, и у Mondelez есть тут свои заводы. С учетом экономической ситуации не думаю, что Украина для них приоритетный рынок.

— Возможно Mars и Ferrero, у которых здесь нет производства?

— Ferrero, я думаю, скоро само будет продано, так как их собственник скончался. Продано к моему сожалению — в некоторых смыслах я антиглобалист, хотя признаю, что надо учиться их методам, чтобы как-то жить. Но неужели наша цель создать и продать США? А дальше что?

 

— Вы не хотите увеличить свою долю в уставном капитале корпорации?

— Нет, не хочу. У меня нет таких средств, а долг на себя я брать не хочу. Я относительно счастливый человек. Если доля моя увеличится, то ничего в моей жизни не изменится, только я буду должен теперь деньги.

 

— Вам сейчас конфеты не удастся делать в тишине, за вами постоянно следит общественность, журналисты.

— Следят за мной давно. Наверное, это связано с фактором Порошенко. Еще с 2003 года перед Оранжевой революцией мне жизни не дают.

— В то время много дел было открыто, их сейчас снова вспомнили.

— Да, здесь были обыски, погромы. Потом был конфликт Порошенко с Тимошенко, если вы помните, потом был Виктор Федорович (Янукович), ограничения на рынке России. Теперь я понимаю, что русские готовились к войне, и первым фактором был запрет продажи продукции Roshen в России...

Так что так и живем — от одного информационного вброса до следующего.

 

— Это вас закаляет или в какой-то момент хочется все бросить?

— Расстраивает, когда некоторые вещи уходят только в политическое поле. Например, все говорят, что как только Порошенко стал президентом, у нас стали появляться магазины Roshen. Но никто не говорит, что мы в прошлом году уплатили 1,3 млрд грн налогов, а нас даже не включили в список крупнейших налогоплательщиков. — Что это за свинство?! Я еще понимаю такую зависть, если бы я эти деньги украл, но если я их честно заработал и заплатил с них налоги? А что касается магазинов, то мы их начали развивать задолго до того, как Порошенко стал президентом. Они составляют порядка 3% объема реализации, и это попытка сохранить компанию на плаву — нам надо как-то продавать товар. У нас всего 41 магазин, и в этом году мы открыли только один магазин во Львове.

 

— Когда компания приняла решение купить фабрику в России, в Липецке?

— Так получилось. Это было во времена “ввода пошлины на карамель”. Я все-таки московский вуз заканчивал и чувствовал, что будут эти дебаты с Таможенным Союзом. Поэтому когда противоправно, по большому счету, ввели первую пошлину по карамели, мне стало ясно, что будут всю жизнь разбираться с Украиной, потому что любовь “великороссов” к “малороссам”-- она даже не в национальности. Человек, который ввел против нас пошлину, этот Онищенко — он же сам из Енакиево. Понимаете? Для них же вызов, что существует государство Украина, так как в таком случае не существует России. Но сказать этого они не могут.

Знаете, почему они не существуют? -Потому что Россия-- это не то, что есть сейчас. Они это название украли. Россия — это до 1917 года. А вот СССР — это не Россия. Им же немка Екатерина ІІ историю написала. Ну какая Россия без Киева? Так что им не Донецк нужен был. Им нужен был Севастополь и Киев...

Что касается Липецкой фабрики и планов по ее расширению, то когда мы начали работать в России, то стало ясно: рынок большой и чтобы решить на нем какие-то задачи, надо решать их на большие деньги. И пришлось искать в России место. Мы искали в разных местах: мы были в Орле, в Курске, в Воронеже и в Липецке. Почему Липецк? Фабрика, во-первых, продавалась, и, во-вторых, она была никому не нужна — это вообще хлебзавод был. Я сделал это честно за деньги своей компании. Было куплено вот это несчастье в Липецке.

 

— А сейчас фабрика работает?

— Она как-то работает. И это все на фоне работы Следственного комитета.

— Есть ли смысл в этой ситуации постоянных обвинений и тут, и там вообще держать Липецкую фабрику? Может, отдать ее за копейку, за рубль? Подарить работникам?

— Во-первых, я получил достаточно большие дивиденды, которые я все потратил здесь, в Украине, на благотворительность и продолжаю тратить. И считаю, что все это разрушить и отказаться — это безумие, ведь Украине нужны деньги. Я хочу подчеркнуть, что на фоне этой гибридной войны все деньги я вывел сюда и заплатил в Украине с них налоги.

 

— Это происходило даже после аннексии Крыма?

— Да, даже после. А как же? У нас единая схема — украинская Центрально-европейская кондитерская компания, которая владеет украинским Roshen, она же владеет и российским предприятием. Все деньги выплатили в виде дивидендов и налогов, несмотря на угрозы “не вздумайте платить на Украину”

 

— Но последний год Липецкая фабрика вряд ли она сработала с прибылью?

— Она продолжает быть прибыльной. Это проклятье, но я не работаю в убыток, я никогда не работаю в убыток. Вам сложно в это поверить?

— В нынешних условиях, когда мы отписываем череду отчетностей за 2015 год, сложно.

— Еще раз: мне стыдно сказать, но у меня прибыль.

 

— И в условиях прибыли нет смысла отдавать и кому-то дарить?

— Это 12 лет моей жизни! Я им ничего не отдам! И ситуация такая: я это делал сам, я не хочу им передавать работающее предприятие.

Потом там есть люди, они ничего плохого мне не сделали, и этот завод платит сюда дивиденды. Да, я не могу из-за наличия российского завода сказать, сколько я потратил на украинскую армию. Но, поверьте, я потратил очень много.

Пусть россияне заберут фабрику. Но они боятся, потому что это президентский актив. Пусть заберут, а я буду смотреть на работу МТС в Украине.

— А что сейчас на недостроенной фабрике в Липецке? Проект расширения еще действителен?

— Там остался склад, фабрика заброшена. Стоит под открытым небом.

 

— В начале этого года вы озвучивали стоимость фабрики в $200 млн, она правильная? Советник Петра Порошенко управляющий директор инвестгруппы ICU Макар Пасенюк говорит, что в ближайшие месяцы фабрика с высокой вероятностью будет продана.

— Я понимаю, что цена может обсуждаться, меняться, и если бы сейчас российская компания дала коммерческое предложение…, но они ж хотят за пять копеек забрать!

— Если такое предложение — не за пять копеек — поступит, вы будете готовы его рассмотреть?

— Да, если нужно.

 

— А продукция Липецкой фабрики реализуется в России или экспортируется?

 

— Чуть-чуть экспортируется в Казахстан, а так все — в России.

 

— Россияне не бойкотируют продукцию Roshen?

— Некоторые бойкотируют, а кто-то нет. Продажи у меня падают. Но россиян же 140 миллионов, они договориться между собой не могут.

 

— Что вы делаете, чтобы Липецкая фабрика до сих пор была прибыльной?

— Уже ничего не делаю. Это результат уже проделанной работы в прошлом. И фабрика до сих пор прибыльная. На пике она производила 15 тыс. тонн в месяц, я собирался сделать 30 тыс., но сейчас она делает 3 тыс. тонн. И продолжает быть прибыльной.

— В это сложно поверить.

— Я вам расскажу, во что сложно поверить. Я до вас пообщался с Бориспольским городским советом: там обсуждался вопрос, почему они так мало получили в качестве долевого участия за земельный участок для нашей бисквитной фабрики, за который я им предложил 30 млн грн. Причем, мы очень рискуем, ведь в Раде лежит зарегистрированный законопроект об отмене паевого участия как такового. Вышел один депутат и говорит: “Почему 30 млн грн, если у нас только долги перед водоканалом 70 млн грн?”

У меня возникает целая серия вопросов: а кто наделал долгов на 70 млн грн? кто за воду не платил? какая связь между фабрикой и долгами? Наконец, больше 30 млн грн у меня просто нет. Вас возбуждает моя смета строительства? Какое это имеет отношение к оплате участка?

 

— И чем завершилась история с выделением участка?

— Я подписал договор о паевом участии. Платить я буду 15 млн грн в 2016 году и 15 млн грн — в следующем.

 

— Вам ставят в вину, что нужно было бы на аукционе землю купить.

— А я не собираюсь ее покупать, я ее в аренду хочу взять. Мне еще завод нужно построить. Когда я пришел, там земля была арендована:13 га было сдано в аренду людям, которые собирались там строить жилье. Но у них даже денег не было, чтобы арендную плату платить. Возникает — с чего надо начинать — с постройки завода, который начинает генерировать прибыль, или с покупки земли?

— Изначально вы рассматривали Яготин и Борисполь. Почему отказались от Яготина?

— В Яготине у меня склад, есть земля, но в Яготине нет такого количества специалистов. Где я там рабочих найду? Когда в Яготине мы построили склад, я всем там создал проблему, потому что сотрудникам начал платить не по 1 тыс. грн. Я начал им платить киевские зарплаты.

 

— Фабрика будет производить только бисквитную продукцию?

— Она будет производить только печенье. Этот рынок в мире всегда более емкий, чем рынок карамели. Нужно научиться это делать, но сначала нужно разобраться с мукой, ингредиентами.

У нас есть план развития, потому что компания де-факто работает с прибылью. Она хоть и упала в долларовом выражении, но мы зарабатываем: EBITDA у нас порядка 2 млрд грн в год.

 

— Вы завершили ликвидацию Мариупольской фабрики?

— С 2013 года я эвакуировал Мариупольскую фабрику. Сейчас меня обвиняют в том, что я якобы знал, что будет война. Но откуда я мог это знать? Я знал, что мне в Россию надолго запретят ввоз конфет, и понял, что эта фабрика там лишняя.

— Не рассматривали возможность продать актив?

— Какой человек купит там что-то? Там же война рядом. Хотя кризис там начался еще при Януковиче.

— Ваша компания привлекала банковские кредиты?

— Совсем немного — $25 млн. Мы могли погасить, но я этого не делал, поскольку потом я этот кредит не возьму. Мы с банком держимся друг за друга, потому что им некому одалживать, и я не хочу пока кредит погашать.

Что касается финансового рынка, то я все жду, когда наш Нацбанк отменит ограничения по валютным операциям. Это же безумие. Ну, месяц, ну, два, но это ведь два года уже длится!

— Как проблемы с транзитом кондитерской продукции по территории России затронули Roshen?

— Наш транзит через Россию шел во всех направлениях. В Азербайджан возили по железной дороге (страна больше, мне так выгоднее возить, поскольку транзитный тариф за вагон составлял $4,8 тыс., тогда как паромом — $7,3 тыс.).

Однако 29 декабря 2015 года мы отправили туда два вагона с нашими кондитерскими изделиями, 4 января 2016 года они прошли границу и уже 11 января были на станции Дербент, но застряли прямо перед территорией Азербайджана. Вагоны были задержаны дагестанской таможней. Они отправили в Роспотребнадзор запрос, можно ли пропускать украинские вагоны с продукцией, которая под санкциями РФ. Все это время — январь, февраль, март — мы писали письма в Роспотребнадзор, в дагестанскую таможню, в конечном итоге результатов не было. По словам таможенников, это связано с тем, что президент Азербайджана после сбитого Турцией самолета поддержал господина Эрдогана (президент Турции Релджеп Тайип Эрдоган — ИФ). 7 апреля нам разрешили вернуть вагоны. Когда эти вагоны будут в Купянске, я их отправлю в Ильичевск и доставлю морем, но 40% продукции придется выбросить, потому что срок годности ее истек.

Но ситуация настолько быстро ухудшается, что предвидеть, как будут развиваться события с транзитом через Россию, невозможно. А урегулирования вопроса со стороны Украины нет. Но россияне хотят ввести запрет и на транзит через РФ. Ну, что ж, будем искать другие решения.

— Есть ли у компании планы расширения производства в других странах?

— Клайпеда была таким себе экспериментом, а Bonbonetti (завод в Венгрии — ИФ) куплен в те времена, когда он был относительно недорогим: EUR13 млн за всю фабрику — это немного, я думаю.

Какие-то долгосрочные планы не строю и живу сегодняшним днем: надо сейчас отдышаться и в себя прийти.

Когда я услышал, что в ответ на вопрос российских бизнесменов, продавать ли им украинский бизнес, Путин сказал: “Пока не надо”, я понял, что будут информационные вбросы со стороны России. Надо четко понимать, что они нас ждут в составе Российской империи.

 

— Украина может подписать с Турцией договор о зоне свободной торговли до конца 2016 года. Вы не боитесь роста импорта турецких кондитерских изделий?

— У нас благодаря Одессе всегда была зона свободной торговли с Турцией (смеется).

Да пусть приходят! Турция — специфическая страна. Туда продать что-то крайне сложно. Там очень мало импортных товаров, и есть часть законов, которые читаются между строк. Зато благодаря попыткам работать с Турцией мы стали экспортировать продукцию в Ирак. И Иран после санкций серьезно покупает.

Но в целом надо понимать, что не так много стран в мире, которые едят конфеты. На то, чтобы найти свое место в мировом разделении труда, нужно время.

 

— Соглашение о Зоне свободной торговли с ЕС вам помогает?

— Рынок каждой страны — это особый рынок. Например, у меня есть операция в Афинах. Там популярны базары, и какая бы закупочная цена у продавцов ни была, цена продажи — EUR7/кг: что карамель, что конфеты. Но чтобы туда на прилавок попасть, надо к продавцу ходить несколько месяцев, чтобы он к тебе привык и поверил.

Так что нам нужно научиться поставлять туда наш товар. Я вам скажу, что с нашим продуктом даже каждый украинский город — это отдельный рынок.

— Наверное, во Львове вы больше конкурируете со “Свиточем” Nestle, в Харькове-- с Харьковской бисквитной фабрикой? Во многих городах есть свой достаточно сильный игрок.

— Нет, не в этом суть. Разные привычки. Больше всего тортов едят в Киеве. Торты Roshen почему здесь появились? — Потому что тут их много едят. Если бы их здесь не ели, то Roshen бы их здесь не делал. А во Львове нет привычки покупать торт, они если покупают, то пирожные, но не торты. Они не понимают, зачем это. Каждый город уникален, есть свои привычки, и вам не удастся это навязать.

Так что пока у нас есть Львов, Харьков, Винница и Киев. И будем думать дальше. Нам же нужно учиться, — вы думаете, мы все умеем? Мы также не умеем, как и вы. Вот мы и учимся. Каждый новый город, который появляется в списке, — это все как заново.

 — А ваш молочный завод пытается выйти на рынок Европы или он выпускает продукцию только для нужд Roshen?

— Завод работает на экспорт и для нас. Экспорт — это сухое молоко, масло, молочный жир. В ЕС, как только получим разрешение, так и повезем молочку. Сейчас поставляем в Израиль, страны Персидского залива, Японию. Мы закупаем сырье в основном у ферм, но вынуждены докупать у населения.

— Согласно рейтингу ТОП-100 Candy Industry выручка вашей компании в 2015 году составила $800 млн. Эта цифра соответствует действительности?

— Я не знаю, как они посчитали, но у нас $450 млн. Это без России. За первый квартал 2016 года у нас выручка в валюте “минус” 9%, в килограммах — “минус” 14% .За аналогичный период 2015 года в килограммах — “минус” 3%, в валюте — “минус” 25%. Мы падали четвертый квартал прошлого и первый квартал этого года. Тут столько факторов, что я перестал их анализировать.

— Какая доля продаж приходится на внутренний рынок?

— В общей структуре продаж на Украину приходится 60-65%. Самое главное на сегодняшний день — увеличить долю других рынков. Нам частично удалось заменить российский рынок в поставках, но я даже не считаю, что потерял что-то. Сначала думал, что потерял, но, смотря на все эти события, я понимаю, что просто тогда случайно нашел.

Я не пренебрегаю рынком Украины, просто тут есть столько факторов, на которые я не могу повлиять вообще. Надеюсь, на внутреннем рынке должен быть перелом где-то в июне, когда удастся получить плюс в килограммах.

 

— А сейчас какова динамика розничного рынка?

— Он падает. Растут сети, но закрывается много мелких магазинов. Меня недавно жена попросила зайти в центре в магазин за сметаной. Я пришел, а там шесть видов этой продукции! Я понимаю, что вся она несвежая.

 

— Как в таких условиях формируются цены на вашу продукцию?

— Мы находимся сейчас во времена достаточно серьезного мирового финансового кризиса. Как я уже говорил, в четвертом квартале 2015 года и первом квартале 2016 года было очень серьезное падение именно потребления. И не только кондитерских изделий в Украине, но и различных товаров во всем мире. Жесточайшая дефляция постигла все развивающиеся рынки. Есть стоимость изделия, при котором оно продается, и есть стоимость изделия, при котором оно вообще не продается. Например, шоколадная плитка. Она продается по 14 грн, но по 20 грн она вообще не продается. Коробка конфет после 50 грн вообще не продается. Мы до последнего пытаемся снизить собственную рентабельность, менять формат упаковки. Потому что когда мы вышли на рынок Восточной Европы, выяснилось, что вообще большие коробки там давно уже не продавались. И нам нужно срочно переделать наш ассортимент.

 

— А сколько всего в настоящее время наименований продукции выпускают предприятия Roshen?

— Свыше 300 наименований.

— В каких сегментах стоит ожидать запуска новых продуктов? Сколько вы их запускаете в год?

— Сейчас мы стали меньше делать таких продуктов. Наша задача — полностью адаптировать свою продукцию для рынка Восточной Европы. Не запускать новинки, а переформатироваться — вот наша основная задача.

 

— В последнее время в социальных сетях активно распространяются сообщения о якобы ухудшении качества продукции Roshen и удешевлении рецептур, использовании пальмового масла. Насколько оправданы эти утверждения?

— Когда человек говорит о качестве, то качество и пальмовое масло — категории несопоставимые. Если я пишу, что там есть пальмовое масло, то это качественный товар с пальмовым маслом. Скажите, неужели, если пиджак из шерсти, то он качественный, а если хлопчатобумажный — то некачественный? Хотя ясно, что хлопок дешевле, чем шотландская шерсть. Так что качество товара определяется ценой и его потребительскими свойствами.

Когда мы говорим о пальмовом масле, то это масло растительного происхождения, которое является сырьем для жиров. И основной потребитель пальмового масла — это наша маргариновая промышленность. Почему обсуждается пальмовое масло? — Потому что начали вырубать тропические леса и сажать пальмы.

Подсолнечное масло, арахисовое, какао-масло — все это виды растительных масел, которые имеют разный набор жиров. И есть определенные вещи, которые из какао-масла сделать невозможно. Мороженое, например. Когда вы покупаете “пломбир в шоколаде”, то там шоколада вообще нет в принципе и быть не может.

Что такое шоколад? С точки зрения тех, кто его придумал, — индейцы майя, это вообще безобразие — добавлять туда сахар. Они делали шоколад из какао вместе с перцем чили. Потом туда стали добавлять сахар и убрали перец. Люди стали больше есть шоколада. Чем слаще шоколад, тем он дешевле, так как сахар дешевле какао-продуктов. Какао-масло плюс какао-продукты дают разные ощущения — все.

При выпечке шоколадного печенья мы используем какао-порошок. Что это такое? — Это отходы при производстве какао-масла. Берутся какао-бобы, обжариваются, промалываются и дальше под пресс, получается какао-масло. От этого процесса остается жмых, его перемололи, получился какао-порошок. А зачем он нужен? Его используют как краситель и ароматизатор де-факто.

— Так что дело не в содержании пальмового масла, а в динамике рейтинга президента Порошенко?

— У нас всегда рейтинг любого президента будет падать. Это я знаю. И поэтому, слава Богу, продажи наши выросли не тогда, когда рейтинг у Порошенко был большой. Поэтому я рассчитываю, что даже если рейтинг президента дойдет до нуля, мы все равно не перестанем продаваться.

А заменой ингредиентов я не занимаюсь.

 

— От вас общество ждет большой социальной ответственности.

— Мы пытаемся балансировать на грани, потому что в украинском обществе, к сожалению, существует такое понятие — “на шару”.

Поясню на примере детских площадок. Я их перестал делать тогда, когда в Украине прошел слух, что у меня есть “шаровые деньги”, которые можно “пробить”. И на меня начали оказывать давление. Кто-то обнаглел до такой степени, что говорит: слушай, тебе все равно где ставить, а у меня выборы; так я скажу людям, что ты поставил детскую площадку благодаря мне. И когда вокруг меня начали появляться эти люди, я сказал: “Все, у меня закончились деньги, детских площадок делать не буду”.

Но там, где удается построить нормальные партнерские отношения, там мы работаем. Например, с Харьковом: открыли там наш фирменный магазин и отремонтировали светомузыкальный фонтан. Два года подряд зимой ставили бесплатный каток для харьковчан.

В Киеве мы реконструируем Театр на Подоле. Открыть его в ноябре, как планировалось, не получится, поскольку это здание оказалось достаточно сложным архитектурным объектом. Когда мы начали проводить работы, вдруг начали обрушаться колоны. Выяснилось, что в них нет арматуры. Кто-то ее украл. Демонтаж превратился в сущий ад. Надеемся, что откроем его в марте следующего года.

Работа над театром — это тоже строительство фабрики, но другой. Люди, которые проектируют звук, акустику, это другие люди, не похожие на тех, которые строят фабрику. В Украине за все время независимости построили один театр — в Кировограде. Таким образом, для киевлян хочется сделать этот проект так, чтобы театр соответствовал самым лучшим мировым стандартам. И я вам гарантирую, что так и будет.

 

— Это будет театр Roshen?

— Нет, это будет Театр на Подоле.

— Вы говорили еще о намерении построить концертный зал в Киеве…

— Реальных предложений относительно места, где можно собрать 1000 человек, пока нет. Но я надеюсь, они когда-то будут. Для себя я вижу, что это может быть кинотеатр “Киевская Русь”. Но сейчас начинаются стенания — мол, это не так просто. Хорошо, когда-то лодка приплывет. Зачем мне лишняя головная боль. У меня одна уже есть на Андреевском спуске — Театр на Подоле, и я лично назначил другую: я хочу до конца июля сдать отремонтированный центральный вход в Национальный музей истории Украины с улицы Владимирской. Мы нашли организацию, заключили договор. Я лично финансирую это, как меценат. Я родился в Киеве и помню с детских лет, что около музея была только входная лестница. Я ее хочу восстановить. Но теперь осталось найти решение, как быть с продавцами магнитов.

Следующая идея — привести всю территорию музея в надлежащий вид: отремонтировать дорожки, убрать мусор. Я понимаю, с одной стороны, какое количество проходимцев ходит в городскую администрацию, но я хочу больше делать, меньше говорить. Меня крайне расстраивает Пейзажная Аллея, которую загадили, не знаю зачем. Хочу почистить от лишних деревьев склоны, сделать открытым вид на Киев, как было изначально.

Плюс мы еще начали помогать “Охматдету”, но не в строительстве нового корпуса. Пришли и спросили руководство больницы: какую помощь мы можем вам оказать, что мы на 50 млн грн можем сделать для больницы? Так и появился глобальный проект оказания благотворительной помощи. Сначала мы купили за 5 млн грн уникальный наркозный аппарат нового поколения в неонатальное отделение для недоношенных детей, благодаря которому новорожденным детям с маленьким весом до 1 кг можно делать операции.

Потом начали помогать поликлинике “Охмадета”, которая находится рядом с Львовской площадью. Мы полностью реконструировали систему электроснабжения, восстановили систему вентиляции, которая не работала много лет, и заменили два лифта. В больнице “Охмадета” мы полностью заменили криогенную систему, сейчас проводятся работы по системной подаче медицинского воздуха. Купили для больницы уникальное медицинское оборудование, крайне необходимое врачам, которое поможет пациентам. И это еще далеко не весь перечень того, что мы делаем.