Энергичная стратегия. Генеральный директор ДТЭК Максим Тимченко рассказал о стратегии развития компании

Окончил Донецкую государствен­ную академию управления. Начал карьеру с позиции консультанта в PricewaterhouseCoopers, дойдя до должности старшего аудитора.

В 2002 году начал работать стар­шим менеджером в ЗАО “СКМ”, в июле 2005 года возглавил ДТЭК.

На протяжении прошлого и в начале этого года компания ДТЭК актив­но покупала энерго­компании, достигнув своей главной цели — стать крупнейшим игроком укра­инского энергорынка. Купив пакеты акций “Крымэнерго”, “Западэнерго” и “Днепроэнерго”, энергетический дивизион СКМ Рината Ахметова занял практически треть украинского рынка генерации электроэнергии. Не оста­лась без внимания и альтернативная энергетика — запущенная в прошлом году первая очередь Ботиевской ветроэлектростанции стала одним из самых крупных ветропроектов в Украине. Кроме того, компания вышла в абсолютно новую для себя сферу, заинтересовавшись добычей углеводородов. Теперь — кроме энергогенераций и шахт — ДТЭК владеет акциями Vanco Ukraine и завершает приобретение “Нефтегаздобычи”. О том, сколько компания собирается вложить в эти проекты, о потенциале украинской энергетики и импорте газа “Инвестгазете” рассказал генеральный директор ДТЭК Максим Тимченко. 

- На прошлой неделе Кабинет министров объявил об условиях приватизации “Донбассэнерго”. Будет ли ДТЭК, купивший в прошлом году несколько генераций, покупать еще и эту?

— Нет, причем по нескольким причинам.

Во-первых, мы действительно активно участвовали в приватизации и очень серьезно расширили свой портфель генераций. Но эти компании и станции были в таком состоянии, что, например,  западный инвестор хорошо бы подумал, прежде чем их покупать. Энергоблоки возрастом 30-40 лет, хронически недоинвестированная инфраструктура, требующая глобальной перестройки. Покупая “Днепрэнерго” и “Западэнерго” мы отдавали себе отчет, сколько денег должны на них потратить и что должны сделать, чтобы выполнить свои обязательства. Но приобретение дополнительных мощностей в таком же состоянии — не целесообразно.

Во-вторых, сейчас у нас сбалансированы добыча и сжигание угля — мы не видим причин этот баланс менять.

В-третьих, сегодняшняя доля ДТЭК — около 30% генерации. Чтобы нас не обвинили в нарушении лимитов по антимонопольным нормам, мы можем увеличить ее еще примерно на 5% — но хотели бы делать это скорее за счет  ветро- и гидроэнергетики.

- То есть “Центрэнерго” — в будущем — вас тоже не интересует?

— Не думаю. Пока мы приняли решение не участвовать в его приватизации.

- Сколько компания готова потратить на модернизацию активов?

— Наш инвестбюджет — крупнейший среди украинских частных компаний, он превышает 10 млрд. грн. в год. Где-то 40% из них мы тратим на тепловую генерацию — это примерно по $400-500 млн. ежегодных инвестиций в течение ближайших 5 лет.

- За счет чего компания может окупить такие расходы учитывая, что тарифы на внутреннем рынке жестко регулируются?

— К сожалению, наш энергорынок застрял в прошлом. Если в начале века мы были лидерами по реформированию рынка и, введя правила оптовой торговли, опережали соседей, то последние десять лет — просто потеряли. Многое зависит от того, будет ли принят закон об основах функционирования энергорынка. Насколько я знаю, к ежегодному пленарному заседанию совета инвесторов при Президенте, которое состоится в ноябре, правительство должно доработать закон и вынести его на второе чтение. Принятие этого закона откроет дорогу к развитию рынка.

Развитие энергетики возможно только за счет либерализации энергорынка, понятных правил игры и появлении источников финансирования для огромных проектов. Это утопия считать, что за счет повышения тарифа можно строить новые энергоблоки. Во-первых, тут нужны деньги на 15-20 лет максимум под 3-4%. Во-вторых, тарифы для промышленности и так на уровне среднеевропейских; и даже для обеспеченной части населения их пока никто менять не готов. Хотя давно понятно, что дотировать всей страной нужно только действительно нуждающихся, а обеспеченные люди должны платить полную стоимость. Другими словами, доход генерации сегодня ограничен и при этом есть инфляция, затраты и т.д. В таких условиях наш резерв — снижение себестоимости продукции. Это основной фокус компании в данный момент.

- Получается, что сейчас компания может заработать только на экспортных поставках?

— Сейчас нет даже этого источника доходов. Мы покупаем энергию по 49-50 евро за МВт/час, а продаем в среднем за 42 евро. Если кто-то скажет, что готов обеспечить наши объемы экспорта и гарантировать загрузку мощностей — мы готовы уступить место. Экспорт сейчас убыточен — это исключительно социальная нагрузка ради сжигания угля.

В стране сегодня профицит в 5 млн. тонн. А если бы мы в прошлом году не продали 10 млрд. кВт/ч, то не сожгли бы еще 5 млн. тонн угля. Соответственно, 20-30% шахт, наших и государственных, были бы остановлены и тысячи людей остались бы без работы.

- Тем не менее, вы заявляете о планах по увеличению экспорта. Почему?

— Мы добываем 50% угля в стране и его нужно сжигать. Кроме того, есть договоренность с государством, что мы должны ежегодно закупать у него 3,5 млн. тонн после аварии на Углегорской ТЭС. Мы не можем остановить экспорт, иначе у нас ломается вся производственная цепочка.

- По каким направлениям вы планируете увеличивать экспорт?

— В западном направлении мы ограничены мощностями Бурштинского энергоострова. Эти объемы можно было бы увеличить, если бы у нас была вставка постоянного тока, синхронизирующая частоты двух энергосистем. Мы говорим о ее необходимости третий год, готовы инвестировать — но не можем начать из-за бюрократии. “Надо подумать, посмотреть, собрать техсовет…”. Хотя эта вставка добавила бы 600 МВт выходной мощности, экспорт которых позволил бы обеспечить сжигание еще более миллиона тонн угля. Если говорить о Молдове, то сегодня мы обеспечиваем около 30% потребления страны и планируем увеличивать экспорт — технических препятствий здесь нет. Есть еще Беларусь и Россия — там тоже нет технических ограничений, но есть вопросы к цене энергии. Тем не менее, мы ведем переговоры и в ближайшем будущем можем начать поставлять энергию в Россию.

- Фактически, вы обеспечиваете себе будущие рынки в расчете на рост цены?

— Да. Я оптимист — ведь когда-то средняя цена в Европе была 80 евро за МВт. Думаю, цены восстановятся. Мы хотим присутствовать на внешних рынках.

- Вы говорите о профиците угля, но в прошлом году покупали шахты как в Украине, так и в России. Зачем?

— У нас был дефицит угля антрацитовой группы, нужно было закрыть потребности нашей генерации. Обуховскую шахту мы купили из-за качества угля — там содержание серы меньше 1%. Чтобы осваивать экспортные рынки, мы смешиваем уголь из Ровеньков и Свердловска с российским.

Кроме того, сложно было ожидать такого падения потребления. В 2008-м, когда ВВП упал на 15%, потребление электроэнергии сократилось на 10%. Сейчас кризиса нет, но за полгода потребление уменьшилось на 5%... Плюс, в прошлом году цены на внешних рынках упали на 20-30%. А добыча угля в Украине выросла на 1,5 млн. — вот так и возник этот дисбаланс.

- Сколько угля из добытого вы экспортируете?

— В этом году добудем 42 млн. тонн, из которых 4 млн. экспортируем.

- В конце прошлой недели было объявлено, что ДТЭК начал импортировать газ. Ваша цель — обеспечить себя топливом или стать газотрейдером?

— Главное — обеспечение собственных потребностей. Весь объем импорта будет поставлен на предприятия СКМ, которым ежегодно нужно более 5 млрд. кубометров газа. Пока мы будем импортировать 100 млн. кубометров в месяц, рассчитывая увеличить объем до 200 млн. — но тут есть определенные техограничения по прокачке из Венгрии.

Одновременно наши потребности будут обеспечиваться “Нефтегаздобычей”, сделку по покупке которой мы постараемся завершить в ближайшее время. В этом году компания добудет 500 млн. кубометров, в следующем, надеюсь, перешагнем отметку в миллиард. Соответственно, остается недостача в 2-3 млрд. кубометров — но мы не должны останавливаться на поставках из Европы, надо вести диалог с Газпромом. Мы частный игрок и, слава Богу, не завязаны на политическом контракте. Поэтому будем искать возможность обеспечить себя газом по нормальным ценам. А в будущем, когда обретем опыт, возможно займемся и трейдингом.

- Вас не пугает норма о том, что “Нефтегаз” хочет обязать всех частных игроков газового рынка закачивать 50% топлива в ПХГ?

— Это потрясающая иллюстрация к тому, как чиновники “заботятся” об улучшении инвестклимата в стране. С первого июля ввести обязательство по закачке и тогда же в четыре раза поднять тариф на хранение и закачку. Хоть бы развели эти два события на несколько месяцев! Слава Богу, у нас работает компания Shell, к голосу которой прислушиваются — сейчас это решение вроде бы отменено. Ведь по сути, это тоже самое, что просто экспроприировать 50% газа. Мы категорически не готовы нести дополнительные расходы и у ДТЭК есть масса аргументов для этого. Мы не трейдеры, а потребители газа и не будем следовать таким нерыночным правилам.

- В прошлом году вы довольно легко решили вопрос с Vanco, заключив мировое соглашение с правительством. Это тоже часть проекта по обеспечению газом или вы хотите начать добывать нефть?

— Первична для нас добыча газа. Пока неизвестно, сколько там газа или нефти. Это масштабный проект и сами его мы не осилим — нужна финансовая поддержка и экспертиза. Глубина шельфа  — две тысячи метров, что требует более $150 млн. на одну скважину с вероятностью получить продукт в 25-30%. Поэтому будем искать партнеров.  Vanco — сложный проект. Но не вмешайся политика — продукт уже был бы.

- Если развитие угольного и газового направления выглядят логично, зачем компании ветроэнергетика, выгодная только при зеленом тарифе? 

— Это логичный вопрос. Сейчас этот проект рентабельный действительно благодаря зеленому тарифу. Не использовать этот режим было бы неразумно. Но это проекты инновационные, которые дают нам опыт работы с новыми технологиями. И это ложится в решение наших экологических проблем — электростанция, работающая на украинском угле с 2-3% серы, продуцирует множество выбросов, а мы можем это компенсировать не только реконструкцией блоков, но и зеленой энергией. Это были отправные точки, для принятия решения заняться этим проектом. Но думаю, что через 3-4 года ветроэнергетика даже без зеленого тарифа будет конкурировать с традиционной. И это тоже укладывается в нашу стратегию.

- В начале интервью вы говорили о проектах в гидроэнергетике. Вы планируете строить ГЭС?

— Не с нуля. Мы посмотрели на малые ГЭС, до 20 мВт, и поняли, что это не привлекательные для нас проекты. Другое дело — крупная энергетика. Если будут планы по концессии для достройки замороженных проектов, или правительство решит приватизировать какую-то из существующих ГЭС — мы будем участвовать.

Наталия ГУЗЕНКО