Деньги — это больно

Досье

Родился Богдан Гаврилишин в поселке Коропец Тернопольской области 19 октября 1926 года. Перед окончанием Второй мировой войны попал в Германию, а затем в лагерь беженцев. Получил среднее образование.

В 1947 году уехал в Канаду, где поначалу работал лесорубом, позже — официантом. В 1954-м закончил Университет Торонто, получил диплом магистра по специальности “инженер-механик”.

В 1960 году началась педагогическая деятельность Богдана Гаврилишина. Он руководил учебными программами в Международном институте менеджмента в Женеве, а в 1968-м стал его директором.

В 1972 году Гаврилишин избран членом Римского клуба, в 1973-м — членом Международной академии менеджмента,

в 1975-м — членом Всемирной академии искусства и науки. Он также имеет степень доктора экономики Университета Женевы, почетного доктора права Йоркского университета (Канада) и Университета Альберты (Канада).

Богдан Гаврилишин был советником у трех президентов и трех премьер-министров Украины. Сейчас он возглавляет Наблюдательный совет Международного института менеджмента (МИМ-Киев). Женат, есть сын, две дочери, внуки и правнуки.

“Да, вот такой он я”, — первое, что сказал Богдан Гаврилишин, впустив нас в квартиру на Институтской, где он работает и живет во время пребывания в Киеве. Какой он? Богдан Гаврилишин больше похож не на успешного современного экономиста и воспитателя мировых элит, а на дореволюционного гимназического профессора. За ним — не только книжные шкафы и старомодное гостеприимство, здесь живет история. За годы ректорства в Международном институте менеджмента Женевы через руки Гаврилишина прошло несколько тысяч будущих председателей правления глобальных корпораций, банков, инвесткомпаний, министров и президентов. Даже известный Давосский форум был организован изначально как встреча выпускников этого института. На мышление мировой элиты невероятно сильно повлиял и знаменитый Римский клуб, в котором Богдан Гаврилишин был активным участником. Своим докладом 1979 года “Путеводитель в будущее: к более эффективным обществам” не только предсказал предстоящий распад СССР, но и дал Европе возможность подготовиться к этому событию. В частности, Римский клуб активно знакомил с лидерами Западной Европы будущих руководителей восточно-европейских стран, начиная от Лешека Бальцеровича и заканчивая Вацлавом Гавелом. В 1972 году Римский клуб выступил с докладом “Границы экономического роста”, где предсказал коллапс экономики в 2050 году, причем некоторые пункты прогноза сбываются с опережением.

— Что же делать? Готовиться к коллапсу современного общества в 2050 году?
Или еще можно что-то изменить? — начинаю я с чего-то большого и глобального, но Богдан Данилович приземляет разговор на реальность личной биографии. В какой-то момент осознаешь, что этим и отличается мудрость от просто большого ума, жизненный опыт от книжного знания.

— Можно этот коллапс если не предотвратить, то по крайней мере отсрочить, уменьшив энергоемкость инфраструктуры, промышленности, продуктов, процессов, пользоваться альтернативными источниками энергии, особенно энергией солнца, ветра.

Но кроме того, нужно формировать ценности и менять поведение людей, начиная с детства! Это случается с каждым ребенком, подсознательно, до определенного возраста, когда он еще не способен проанализировать конкретную ситуацию, но уже делает выводы.

Однажды, когда мне было четыре года, отец пригласил к нам в гости своего друга — огромного пузатого дядю, который подошел ко мне вплотную и больно-больно ущипнул меня за щеку.

Тут Гаврилишин делает движение ко мне, чтобы ущипнуть за щеку, я рефлекторно отклоняюсь. Он улыбается и щипает сам себя, долго и цепко удерживая
кожу между пальцами, как если бы он играл с собакой. Пузатый дядя, ущипнув мальчика, тут же протянул ему 10 грошей.

— Теперь в моем подсознании деньги неминуемо ассоциируются с болью. Именно поэтому деньги для меня никогда не представляли большой ценности.

— А если бы не ущипнул так сильно или, скажем, нежно потрепал по щеке?

— Тогда, наверное, я бы не считал, что деньги — это больно. Спустя два года я
научился другой важной вещи. Мои родители были бедными людьми и владели всего с полгектара земли. У мамы было образование четыре класса, а у папы — шесть, но они были мудры. Я пошел в школу, когда мне исполнилось пять лет,
а не семь. Вставал в пять утра пасти коров, а в семь приходил на завтрак, где меня ждал обычный картофельный суп. В обед к супу прилагалось немного молока.

Делиться приятнее, чем получать

— Это был еще один урок в вашей жизни?

— Со временем папа стал больше зарабатывать, мы начали лучше питаться. На Рождество и Пасху резали свинью. Как-то раз я принес в школу бутерброд с ветчиной. В классе было 30 человек. Достав свое лакомство, я увидел холодные голодные глаза одноклассника Андрея. Парень сидел напротив меня и смотрел на бутерброд. Я глянул на него, на бутерброд, на глаза учеников и спонтанно принял решение поломать его на маленькие кусочки. Я раздал бутерброд одноклассникам, и вы бы видели, как загорелись их глаза…

Приятно смотреть на стариков в такие моменты. Гаврилишин расставляет ладони, демонстрируя несуществующий бутерброд. Глаза его краснеют, наливаются слезами, и я спешно задаю следующий вопрос.

— И что вы осознали в тот момент?

— Я понял, что делиться всегда приятнее, чем получать. Фантастический урок! Мне не понадобились никакие лекции по философии, чтобы его получить.

Отец никогда не проверял мое школьное домашнее задание, хотя однажды сказал: “Бог дал тебе талант — используй его!” Он знал много пословиц и часто их повторял. Например, что враньем можно дойти до конца света, но назад уже не вернуться. Вот она — школа жизни. Когда люди передают знания из поколения в поколение. И не нужно поучать — необходимо создать ситуацию, в которой ребенок сам обучится. Пример родителей — вот что важно.

— И теперь уже многие годы воспитываете вы. Представителей деловой и политической элиты мира в том числе. Как вообще это делается? Как нужно изменить подход к среднему и высшему образованию в Украине для того, чтобы воспитать адекватную политическую элиту?

— Образование — очень важная часть процесса формирования элиты, но у нас ведь фактически ее просто нет. Она должна брать на себя ответственность перед людьми, а не перераспределять богатства нации и бороться за привилегии. Элиту можно воспитать, но сомневаюсь,что можно перевоспитать существующую.

Новые гетманы нам и вовсе не нужны —их более чем достаточно в истории. В Украине всегда было слишком много атаманов и недостаточно казаков. Эта историческая тенденция продолжается.

— Вам повезло с отцом и матерью, но поколения современной молодежи воспитывались родителями, зрелость которых пришлась на распад Советского Союза. Они видели крах их мира и дезориентированы. Что делать нашему поколению?

— У каждого поколения — свои проблемы и вызовы. Меня, например, немцы угнали из Украины в 1944 году, мне было 17 лет. И первый раз вернуться мне удалось только в 1958-м по приглашению Госкомитета техники при Совете Министров СССР. Этот комитет устроил бартер — они присылали своих профессоров и деканов для учебы в Международном институте менеджмента в Женеве. Ну а я решил отправлять участников программ MBA для ознакомления с советской действительностью. В 1981 и 1982 годах я приезжал по приглашению Глушкова — директора Института кибернетики в качестве нейтрального европейского эксперта.

По-настоящему я вернулся в Украину только в 1988 году. И сразу же создал Международный институт менеджмента (МИМ-Киев). Я тогда договорился с академиком Патоном организовывать его сообща, так как в противном случае это было невозможно. Но существовало две очень важные причины, даже надобности,
создания МИМ-Киев.Еще в моей книге, вышедшей в свет в 1980 году, я предсказывал, что нас ждет распад СССР и становление независимой Украины. Я писал, что стране будут нужны менеджеры, каких не было в Советском Союзе.

 

Моменты истории

— Настоящий характер нашего народа проявился во время Оранжевой революции. Украинцы требовали тогда всего две вещи: правду и свободу. Это Ющенко начал горы золотые обещать: пять миллионов рабочих мест, суд над коррумпированными политиками и т. д.

— Вы злитесь на Ющенко за то, что он деромантизировал идею Майдана?

— Идеалы украинского народа теперь покрыты слоем коррупции и лжи. Но,
как известно, из перегноя со временем прорастают прекрасные цветы. Нужно использовать память об Оранжевой революции и другие хорошие моменты нашего прошлого. Ведь у нас был Ярослав Мудрый и кодификация законов, Филипп Орлик и первая в мире Конституция. Оранжевая революция — тоже наше достояние. Можно увидеть, каким народ должен и может быть, просто нужно убрать гнилую верхушку.

Наша страна в плохом состоянии, однако и другие страны тоже морально больны, особенно США. В Америке много замечательных людей и прекрасных университетов, но сам социум — болен. Там грандиозная разница между богатыми
и бедными, и этот разрыв может привести к ужасным последствиям. В Америке самые большие расходы на здравоохранение, при этом люди в целом нездоровы. В США самый высокий процент психически больных людей и наибольшее количество заключенных на единицу населения.

— А в Европе и вовсе полноценный кризис…

— Потому что структура правления там очень недоработана. Не хватает децентрализации, слишком много решений принимает исключительно Брюссель. Сейчас ЕС необходимо создать пост президента, построить общую внешнюю и оборонную политику, ослабить централизацию при принятии решений. Но я все равно хотел бы, чтобы Украина имела возможность стать членом ЕС. Только вот в последнее время я сомневаюсь, что она этого хочет.

— Пока все политики заявляют, что хотят в Европу. Готовятся подписывать соглашение о свободной торговле…

— Это может случиться, если Украина исполнит все требования ЕС, такие как изменение судебной системы, которая должна стать независимой, освобождение некоторых политических заключенных, уменьшение уровня коррупции. Не уверен, что все это будет выполнено.

Главная проблема заключается в том, что крупные финансово-промышленные группировки прямо влияют на политические решения. Пока олигархи не поймут, что интеграция в ЕС будет для них более выгодной, чем членство в Таможенном союзе, ничего не изменится.

Куда приведут мечты

— Вы не опасаетесь, что следующее поколение украинской элиты будет еще хуже нынешнего?

— Нет. Я много общаюсь со студентами и вижу в них хороший потенциал. Во время презентации моей книги “Остаюсь украинцем” я побывал в 27 городах Украины. Каждый раз меня встречали от 200 до 600 человек. Чего я добивался? Хотел вдохновить! Чтобы молодое поколение не боялось мечтать. Я тоже когда-то начинал с мечты объехать весь мир. Это, равно как и все остальное, осуществилось. Если мечтаешь — создаешь энергетические потоки, которые воплощают в реальность все желания. В украинцах просто сильно развит комплекс неполноценности, который нам внушали столетиями. А ведь на самом деле мы — чрезвычайно талантливый народ.

— Откуда вы знаете, куда приведут мечты нынешней украинской элиты?

— А они и не мечтают. Желание построить новую дачу в Крыму — это не мечты. Они ничего не сделают для страны, и я уже давно на них не надеюсь. Я ходил в Верховную Раду за день до подписания закона о языке, разговаривал с Владимиром Литвином, и что? На следующий день закон подписали. Я не какой-то фанатик и просто считаю, что люди, проживающие на украинской земле, должны и разговаривать по-украински…

Вопрос украинского языка для Богдана Гаврилишина — сверхпринципиальный. Он всегда концентрирует на этом внимание, подчеркнуто любезен с украиноязычными, насторожен и несколько недружелюбен с теми, кто пытается заговорить с ним по-русски. В таких случаях Гаврилишин может сказать, что с 1988 года не сказал ни слова на русском.

— Хотя не сомневайтесь, этот язык я тоже знаю. Причем когда я отвечаю на украинском языке русскоязычному человеку, он часто отвечает мне на том же, родном украинском. Когда я
поехал в Донецк и пришел в приемную одного предпринимателя, две секретарши громко щебетали на русском. Что же вы думаете: они быстро перешли на украинский, когда я заговорил с ними! Так же было и в донецком ресторане.

Часть моих студентов-патриотов все же общаются между собой на русском в свободное время, и этому есть две причины: во-первых — привычка, а во-вторых — определенный комплекс неполноценности. Но я горд за свою национальную идентичность. Я знаю несколько языков, а это уже делает человека мудрее, ведь он может смотреть на один и тот же вопрос с разных точек зрения.

— К сожалению, в Украине иногда изучение родного языка навязывают с таким твердолобым официозом, что отбивают всякую охоту его учить…

— Временами я и сам осуждаю украинских суперпатриотов, особенно львовских. Крайность — всегда плохо. Но вот моя жена и дети — украинцы, хотя родились они в Канаде. И мы разговариваем на родном украинском языке. И не по принуждению. Моих детей даже спрашивали: мол, если бы была война между Украиной и Канадой, на какой стороне они выступили бы?

— И что они ответили?

— А как вы думаете?

На этих словах с Гаврилишиным в третий раз за утро случается решительная метаморфоза. Из доброго рассказчика он превращается в жесткого менеджера, раздраженного на нас за то, что мы не соблюли договоренностей и заняли времени больше, нежели условились заранее — мы, журналисты, часто так делаем. Он чуть ли не выставляет нас за порог, закрывая дверь бросает добрый взгляд с хитринкой. Еще секунду, и он опять изменится в лице, чтобы подмигнуть, но не делает этого.

Мы стоим во дворике его офиса, несколько обескураженные прощанием, и тут выходит он, в светлом костюме и в шляпе. С изяществом старого интеллектуала идет по центральной улице Киева, и даже со спины видно, насколько он контрастирует с ландшафтом. Великий и мудрый Гаврилишин здорово говорит по-украински, любит нашу страну, многое для нее сделал и делает, но все же — это человек-легенда не из этих мест, не из нашего времени и пространства.