Дело “Юкоса”: 8 лет спустя

Многие отметили, что самых известных заключенных РФ стало можно показывать по федеральному телевидению. И не просто показывать, а в достаточно благоприятном для них контексте. 24 мая 2011 года, в день рассмотрения Мосгорсудом кассационной жалобы на знаменитый Хамовнический приговор, на НТВ в 19:00 новость о судьбе Ходорковского-Лебедева была главной и транслировалась целых 4 минуты. На “Первом” и “России” таких щедрот, разумеется, не было, но и здесь сюжеты из Мосгорсуда были даны достаточно внятно. При этом в кадре был сам Ходорковский с фрагментами своего кассационного выступления — главные телеканалы страны уделили его позиции больше внимания, чем прокурорам.

Кульминацией же стала, как известно, программа “Центральное телевидение” (НТВ, 29 мая), ведущий которой Вадим Такменев прямо сказал о Ходорковском: отношение к этому человеку “уже меняется”. Где меняется, явно сказано не было. Среди лучших друзей Ходорковского, равно как и в сообществе его злейших врагов, отношение к узнику, кажется, остается неизменным. В народе — да, МБХ стал несколько популярнее, но не намного. Остается предположить, что глагол “меняется” относится к сферам столь высоким, что о них не принято говорить вслух.

Ясно, впрочем, одно. Я никогда не сомневался, что канал НТВ окажется в авангарде всех процессов “перестройки-2”, как он был в авангарде второпутинского (2005—2006) закручивания всех и всяческих гаек — таков уж интуитивный дар нынешнего НТВ-руководства. Но все равно, какую бы особую чуткость ни проявлял гендиректор канала Владимир Кулистиков, а смелость — авторы “Центрального телевидения”, именно тема МБХ — и только она — на подкремлевском ТВ в эфир пойти не может без прямой высокой санкции. Во всяком случае, на сегодняшний день. НТВшники должны были исходить из уверенности, что слова “отношение меняется” не вызовут в Кремле резкого недовольства.

А тут еще Дмитрий Медведев на своей сколковской пресс-конференции заявил, что Ходорковский после выхода из тюрьмы не будет опасен для общества. Бесспорно, в этом заявлении формально не содержится ничего, что указывало бы на скорое освобождение экс-владельцев “Юкоса”. Но, с другой стороны, — сразу же пошли всякие разговоры: вы же понимаете и т.п.

Да и бывший заместитель генпрокурора, “гроза олигархов” Владимир Колесников, ныне прозябающий в Госдуме простым “единороссом”, вдруг возопил, что суперзаключенные своё отмотали и пора бы их уже выпускать. Говорят, что г-н Колесников еще в 2002—2003 гг. был тесно связан с “Юкосом”, например, помогал компании бороться с министерством природных ресурсов РФ и его тогдашним руководителем Виталием Артюховым. Что впоследствии принужден был долго скрывать. И вот теперь — тайна вырвалась из фибр души. Но это — не исчерпывающее объяснение. Бывший “гроза олигархов” — персона системная, и просто так вопить ни о чем не будет. Надо ведь знать, где и когда можно вопить.

На этом фоне случилась история с ходорковско-лебедевским УДО, на которое оба топ-заключенных вроде бы имеют право. Наблюдатели отметили, что МБХ и его подельник подали на УДО быстро и решительно, как никогда прежде. А некоторые вполне информированные источники начали распространять странные слухи о том, что узники окажутся на свободе чуть ли не в конце июня — начале июля 2011-го. Независимо от того, этапируют их из Москвы в Сибирь или нет. Правда, в нашей политической реальности грани между информированным, дезинформированным и дезинформирующим источниками весьма тонки — каков бы ни был статус источника. На чем часто попадаются всяческие эксперты и журналисты. Мы-то думаем, что нам в комнате отдыха под коньячок по дружбе рассказывают последнюю правду. А нам, оказывается, сливают тухлую шнягу. Чтобы мы разнесли ее дальше. Тьфу…

Так или иначе, в истории вокруг Ходорковского—Лебедева есть один deadline, пропустить который точно нельзя. Это выборы президента США, которые при любой погоде состоятся в ноябре 2012 года. Вашингтонская администрация практически не скрывает, что и на саммите АТЭС в Иокогаме (ноябрь 2010-го), и на собрании G8 в Довиле (май 2011-го) президент Барак Обама ставил своему коллеге Дмитрию Медведеву “ходорковский” вопрос и намекал на необходимость его положительного решения. И что Медведев, дескать, в присущей ему манере отвечал другу Бараку какими-то невнятно обнадёживающими сигналами.

Да, безусловно, американские избиратели очень мало интересуются Россией. Но чем ближе к выборам, тем больше этот интерес будут подогревать оппоненты Обамы — республиканцы. Которым, среди прочего, надо доказать, что “перезагрузка” американо-российских отношений стала еще одним из провалом лидера: США пошли на серьезные уступки, но почти ничего не получили взамен. Россия как была, так и осталась авторитарно-коррумпированной страной. В этой ситуации освобождение МБХ / ПЛЛ позволило бы Обаме достойно ответить критикам, что перезагрузка таки приносит добронравия достойные плоды. Мелочь (с точки зрения американской политики), но приятно.

Так или иначе, нельзя исключать, что в многолетнем, многофакторном, многоуровневом процессе, именуемом “делом “Юкоса””, инерционный ход вещей может быть нарушен. В это, конечно, не верится. Но в перестроечные времена, бывает, случается всякое, даже не прогнозированное и непрогнозируемое.

Потому уже сегодня есть смысл оглянуться на восемь лет назад и попытаться проанализировать: а что же это было? Почему возникло дело “Юкоса” и каким законам подчинялось (не подчинялось)? Автора этих строк некоторые наблюдатели числят едва ли не среди инициаторов гонений против Ходорковского и Ко., ссылаясь на доклад “Совета по национальной стратегии” (СНС) “Государство и олигархия”, увидевший свет в мае 2003-го. Такая точка зрения ошибочна. И проистекает, главным образом, из того, что нашумевший в то время доклад много кто обсуждал, но мало кто прочитал. Современная Россия не в состоянии выносить длинных текстов.

Тем не менее, кому же, как не мне, заняться ретроспективным анализом того главного, что произошло с Ходорковским и вокруг него за те самые 8 лет? Попробую поставить некоторые распространенные вопросы и предложить свои варианты ответов.

1. Было ли преследование Ходорковского политическим?

И да, и нет.

Если рассуждать в категориях публичной политики (парламентских выборов, финансирования оппозиции и т.п.), дело — неполитическое. МБХ помогал “Яблоку” по согласованию с Кремлем, а СПС и КПРФ — прямо-таки по инициативе Кремля (тогдашней администрации президента, которую возглавлял Александр Волошин). При этом, если мы не забыли, 18 апреля 2003-го Ходорковский довел до нашего сведения , что в личном качестве намерен финансово поддержать “Единую Россию”. В смысле, что оппозиция (хотя бы системная и лояльная) — это необязательный десерт, а от главного блюда никто не отказывается.

Альтернативное финансирование СПС было тогда нужно Кремлю, чтобы несколько размыть монопольное влияние Анатолия Чубайса на эту партию. Что же до КПРФ, то в конце 2002 — начале 2003 гг. у федеральной власти случилось два неоправданных страха в отношении коммунистов.

Страх первый: что коммунисты слишком много получат на выборах. Из-за этого в головах околовластных мыслителей рождались разные циклопические конструкции типа “Путин должен возглавить КПРФ” — в апреле 2003-го программную статью такого содержания опубликовал в “Российской газете” Виталий Третьяков.

Страх второй: что коммунисты получат много денег у опального олигарха Бориса Березовского. Такие переговоры действительно шли с осени 2002-го, основными контрагентами БАБа с коммунистической стороны были партийный казначей Виктор Видьманов и главред газеты “Завтра” Александр Проханов. Впоследствии Проханов и Ко утверждали, что вовсе даже не хотели проклятых березовых денег, а просто провоцировали Кремль, чтобы им быстрее прислали “разрешенного” спонсора. Так оно, скорее всего, и было. С поправкой на то, что и от кровавых БАБьих шекелей на тайном уровне отказываться никто не собирался. Во всяком случае, тот же Проханов получил от лондонского изгнанника крупную сумму на развитие газеты “Завтра” и не поморщился. (Состоялось ли после этого развитие, наука не в курсе дела).

Чтобы преодолеть оба страха, нужно было усилить контроль над КПРФ на организационно-финансовом уровне. Вот этим и попросили заняться МБХ, делегировавшего туда своих представителей типа Сергея Муравленко и Алексея Кондаурова. Официально это называлось “они участвуют в коммунизме по собственной инициативе и за свой счёт”. Ну, типа “Юкос” как корпорация к поддержке КПРФ никакого отношения не имеет, а у граждан РФ Кондаурова и Муравленко никто прав человека не отнимал — в том числе и права вложить в политику часть того, что нажито непосильным трудом. С тех пор Александр Проханов начал ездить в экскурсии по объектам “Юкоса” и публиковать многобуквенные статьи в жанре “Испачкаться не кровью, а нефтью”.

Так что изначально не только Волошин, но и президент Владимир Путин совершенно легализовали всё это коммунистическое финансирование. Другое дело, что в определенный момент исторического времени — в начале осени 2003-го — Путин от своего согласия вроде как открестился. Что было не причиной, но лишь поводом эскалации атаки на МБХ и его империю.

Но, если разглядывать роковой и прекрасный 2003-й через лупу аппаратной политики, дело Ходорковского — политическое в чистом виде. Так как имеет прямое отношение к важным подковерным играм — ключевому элементу российской политики тех и этих времен.

К началу 2003-го людям, приведшим Путина на трон (Александр Волошин, “семья” Бориса Ельцина и т.п.), стало ясно, что некоторые “питерские чекисты”, которых второй президент вытащил из своих персональных закромов, начали опасно усиливаться. Изначально этих людей не очень-то принимали всерьез. У власти де-факто находилась “семейная” команда в чистом виде. Путин больше играл роль представительской фигуры и “монгольского космонавта”, которому не надо нажимать лишних кнопок, чтобы не потревожить Систему. Хотя с самого января 2000-го, когда ВВП переехал в главный кремлевский кабинет, по России поползли десятки “внуков Карла Маркса” и “детей лейтенанта Шмидта”: однокурсников, друзей и родственников новоявленного президента — ничего серьезного этим полусамозванцам с наскоку получить не удалось. И даже путинский кадровый прорыв марта 2001-го, когда Борис Грызлов возглавил МВД, а Сергей Иванов — Минобороны, существенно аппаратно-политическую картину не изменил.

Резкая вспышка лоббизма новопутинцев случилась весной 2002-го, когда владелец “Межпромбанка” (ныне обанкротившегося) Сергей Пугачев в союзе с президентом нефтяной компании “Славнефть” Михаилом Гуцериевым захотел вдруг забрать эту компанию себе. Хотя, по штатному расписанию Системы, она причиталась вовсе даже не ему, а Роману Абрамовичу. Порядок был наведен быстро и жестко: Пугачев пошел на фиг, Гуцериева уволили, а “Славнефть” оказалась там, где и должна была быть — у Абрамовича.

Тем не менее, Волошина и Ко не мог не беспокоить аппаратный рост некоторых фигур, для “семейной” группы совершенно избыточных и потому неприемлемых. Например, Игоря Сечина, который в качестве главы президентской канцелярии и давнего конфидента Путина стал всё больше завлекать президента в свои соблазнительные сети. Или Юрия Заостровцева, заместителя директора ФСБ по экономической безопасности, который в те времена всерьез нацелился на пост председателя Государственного таможенного комитета (ГТК) РФ и был в сантиметре от назначения (сорвалось).

Так и возникла идея разыграть комбинацию, по итогам которой Владимир Путин вынужден был бы убрать своих не в меру ретивых силовиков из большой игры. Злую шутку сыграло с кремлевским начальством их неизменно индуктивное мышление: если что-то хорошо работало в прошлом, оно отменно сработает и в настоящем. В результате был избран сценарий 1996 года, известный в истории под рабочим названием “коробка из-под ксерокса” (тогда, как мы помним, Борис Ельцин в одночасье отправил в политическое небытие Коржакова-Барсукова-Сосковца): сначала ситуация доводится до точки кипения, возникает опасная угроза дискредитации лично президента и власти в целом, после чего глава государства принимает единственно правильные (возможные) кадровые решения.

Но для розыгрыша комбинации нужна была новая коробка из-под ксерокса. А точнее — таран. Мощный игрок, который привлек бы внимание Путина и мира к недопустимости неосиловиков и вызвал бы тем самым огонь на себя. На роль коробки-тарана и был избран Михаил Ходорковский.

Поймите правильно: я вовсе не считаю, что команда Волошина—Абрамовича сознательно отправила МБХ в тюрьму. Конечно, нет. Они были искренне уверены, что Ходорковский не сядет, ибо, по правилам игры, это просто невозможно. Во всяком случае, не сядет без согласования с Волошиным, причастным ко всем важнейшим решениям подобного уровня. Но что получилось — то получилось. Владельца “Юкоса” собирались использовать как тяжёлую гирю, которая призвана была снести Игоря Сечина. А вышло немного наоборот: Сечин успел пригнуться, гиря пронеслась над его головой, с грохотом ударилась о стену и на противоходе больно ударила по самому Волошину.

Но это — уже дело осени 2003-го. А в начале года все выглядело — для МБХ и его друзей — куда более радужно и оптимистично. Развернулось полным ходом поглощение “Сибнефти” “Юкосом”. Параллельно было решено, что Ходорковский получает от кремлевских / околокремлевских друзей всякие коррупционные материалы про близкое окружение Путина и предает их гласности. В том числе — бросает в лицо самому президенту. Силовики начинают огрызаться. Далее — см. сценарий-1996: Путину придется выбирать между будущим и прошлым, прогрессом и коррупцией, “самой прозрачной” компанией страны и теневыми воротилами из “Роснефти”. По большому счету, между упрочением позитивной репутации в элитах и ее безнадежной порчей. Путин умный, он должен выбрать первое. Победа будет за нами.

Да и Ходорковский на роль тарана подходил почти идеально. Молодой, красивый, богатый, с явно зреющими, но еще не оформившимися политическими амбициями. Ничего в политике не понимает, но уже рвется в бой. Таким человеком можно было по мотивации хорошо управлять.

Нельзя ли было обойтись без привлеченного тарана? Нет, нельзя. Это было бы не технично. Есть вопросы, которые не обсуждаются и не решаются в прямом диалоге, один на один. Волошин и Абрамович не могли рисковать своей дружбой с Путиным. Они должны были выскочить из засады на пике конфликта, не раньше.

(Разные наблюдатели много говорили о том, что МБХ пал жертвой своих планов трансформации России в парламентскую республику. Я думаю, значение этого фактора сильно преувеличено. Хотя уверен в двух вещах: а) такие разработки под крылом “Юкоса” действительно велись — во всяком случае до 2 июля 2003-го, дня ареста Платона Лебедева, десятки плотно связанных с компанией людей ходили по Москве и взахлеб рассказывали о грядущем парламентском большинстве и Ходорковском-премьере; после 2 июля разговоры эти резко прекратились; б) идея, что Ходорковский может стать премьером в полупарламентской республике, тоже исходила из тогдашней администрации президента — надо было протестировать идею “на кошечках”. Так что самый богатый человек РФ служил тогда не только тараном и коробкой, но еще и кошечкой).

Точка перегиба была достигнута 19 февраля 2003 года. Когда Ходорковский на встрече с президентом в Кремле прозрачно намекнул на откаты, сопровождавшие сделку “Роснефти” и “Северной нефти”. Ответная реакция Путина оказалась яростной. Дело в том, что Владимир Владимирович — очень справедливый человек. Он живет по понятиям и старается никогда от них не отступать.

Фактически, он ответил Ходорковскому следующее. Уважаемый Михаил Борисович! Вот вы тут намекаете, что мои люди что-то украли. Да, может, и украли. А вот вы что, свой “Юкос” на честном конкурентном аукционе по рыночной стоимости взяли? Нет? А ведь “Юкос”-то ваш нынче $40 млрд стоит! А мои, если и сперли, то жалкие $100—150 млн. Но мы ведь не ставим вопрос о ревизии “большой приватизации”. Мы — на страже всех наших общих интересов. В том числе и ваших, Михаил Борисович. Кажется, за 3 года моего президентства вам никто не предлагал поделиться? Я не лез в ваш бизнес, не так ли? Тогда почему вы суете свой нос в мой бизнес, к которому не имеете ни малейшего отношения? Давайте определимся на берегу. Или мы все — честные люди: и вы, и я, и Сечин тоже. И не следим за руками друг друга. Или мы все — воры и жулики. Но тогда я могу доказать, что вы тоже вор и жулик, и такие средства у меня есть.

Вот такой вот message. Услышан он не был. Ни Ходорковским, ни теми, кто использовал его как гирю (коробку, кошечку). Все они оставались в плену своего сладкозвучного сценария и верили, что всё выйдет хорошо. Ведь на их стороне, казалось, был решающий интеллектуальный и моральный перевес.

Но, как выяснилось, интеллектуальный перевес — это не всегда хорошо. Развитые мозги нередко давят лишним грузом на центр принятия решений. А что до морального перевеса — у Путина было прямо противоположное мнение. В отличие от Ельцина, он был не старым советским партработником, а молодым хищным бизнесменом. Он не хотел, чтобы им так примитивно манипулировали.

Михаил Ходорковский сел в тюрьму, став заложником и жертвой борьбы за власть между двумя самыми влиятельными аппаратными группировками России образца 2003 года. В этом смысле “дело “Юкоса”, несомненно, — политическое.

2. Почему МБХ все-таки сел?

На мой взгляд, он просто не сделал ничего, чтобы не сесть.

После первого обострения конфликта — 2 июля 2003 года, дня ареста Платона Лебедева — у Ходорковского оставалось неопределенно долгое время (минимум несколько месяцев), чтобы договориться. Перевести политический конфликт в некий аппаратно-экономический пакт.

Но МБХ никаких договоренностей, судя по всему, и не хотел. Во-первых, потому, что высоко оценивал вероятность собственной победы в конфликте. Опять же в силу ощущения интеллектуального и морального превосходства (см. выше). Но не только. Ходорковский, насколько можно судить по его многолетнему поведению, — человек ресурсного подхода, который всегда оценивает, а есть ли у него физические и прочие силы, чтобы победить. На его стороне тогда были руководитель администрации президента Волошин и премьер-министр Касьянов. Достаточно серьезный ресурс, чтобы продолжать борьбу. К тому же вокруг МБХ тогда царила перманентная гуманитарная (экспертно-журналистская) истерика на тему: ни шагу назад! противник будет повержен! Атмосфера этой истерики тоже сыграла свою роль в судьбе “Юкоса” и решениях, которые принимали в то время его все-еще-владельцы.

Во-вторых, он, похоже, действительно не верил, что сядет. Что человека такого уровня влияния и известности могут запросто арестовать. Во всяком случае — пока Волошин остается в Кремле. И упрекать Ходорковского за наивность не приходится: тогда большинство элитных россиян считало точно так же.

Ходорковский и Волошин несколько недооценили противника. Не в плане ума или мудрости. А в части умения принимать решения и проводить их в жизнь.

Помните “Парк Юрского периода”? Ученые прибывают на Туманный остров, где обитают выведенные в пробирке самки динозавров. Популяция страшных зверей под контролем: ведь размножаться самки сами по себе не могут. Ученые не учли одного: что при долгом отсутствии самцов эти самки способны самостоятельно менять пол. И превращаться в реальных мужских хищников. С последующим пожиранием умных ученых полностью или частично. Вот нечто подобное произошло с отдельными “путинскими силовиками” в 2003-м году. Вопреки ученым прогнозам.

Игорь Сечин и генеральный прокурор Владимир Устинов хорошо понимали: не надо спрашивать Путина, сажать Ходорковского или не сажать. Надо сначала сделать дело, а потом защищать полученный результат. Потому что оборонительная психология куда более органична для второго президента РФ, чем наступательная.

Так и пришли к ситуации 25 октября 2003 года. Арест не случайно произошел в субботу ранним утром в Новосибирске. Брать МБХ надо было тогда, когда в Москве — глубокая ночь выходного дня. То есть, когда возможности с кем-то связаться и что-то резко изменить были минимальными.

3. Мог ли Ходорковский договориться с Кремлем после ареста и выйти из тюрьмы?

Теоретически — да. Практически — нет.

Нанеся самый страшный удар, Сечин и Ко просто обязаны были доводить дело до конца, то есть до полного разгрома “Юкоса” и его хозяина. Они действовали строго по не читанному ими Макиавелли: “Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; … наносимую обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести”.

Кроме того, путь Ходорковскому невольно перекрыл другой олигарх с политическими амбициями — Владимир Гусинский. В 2000 году он подписал в Бутырском СИЗО тайный “протокол №6” о передаче государству (“Газпрому”) всех своих медиаактивов в обмен на свободу и немалую (по тем временам) сумму в $300 млн. После чего, выйдя из тюрьмы, договоренности тут же дезавуировал, предал тайный протокол огласке и фактически обвинил государство РФ в рэкете. А потом и выиграл суд против России в ЕСПЧ. Наступать на “грабли Гусинского” в деле “Юкоса” путинские люди явно не собирались.

Да, конечно, вскоре после ареста МБХ появилась куча посредников: некоторые искренне хотели помочь, другие были заведомыми мошенниками — которые предлагали разные варианты, как “разрулить” ситуацию. Среди таких посредников были не только мелкие жулики, но и люди влиятельные, богатые или, по крайней мере, знаменитые. От Владислава Суркова, который еще в конце 2003 года всерьез считал, что сможет убедить Путина смилостивиться (и готов был получить за это только 30% “Юкоса”, не больше). До все того же Владимира Гусинского, который уже в 2005—2006 гг. убеждал МБХ замолчать, ничего не писать и не говорить публично, не строить из себя политика, и тогда можно сплести секретную интригу с последующим освобождением.

Но — ничего не вышло, так как было заведомо невозможно.

“Разруливанием” пытались заниматься и люди абсолютно честные и добросовестные. Например, Виктор Геращенко, ставший в 2004-м председателем совета директоров “Юкоса”. На эту должность он пошел не просто так: банкира благословил один его старый кремлевский друг, дав понять, что счастье (освобождение Ходорковского и спасение компании в обмен на что-нибудь) возможно. Но Геращенко не учел, что: а) в наши времена старые кремлевские друзья могут трепаться вполне безответственно; б) Сечин способен дезавуировать любых кремлевских друзей. В результате Гераклу, как и всем остальным, спасти “Юкос” и освободить заключенных не удалось.

Конечно, Сечин и Ко не ожидали от МБХ такой жизненной и интеллектуальной стойкости. Они полагали, что вскоре после отъезда в Краснокаменск экс-олигарх сгинет где-то в снегах бесконечной Сибири и будет окончательно забыт. Во всяком случае, кремлевская PR-кампания призвана была донести народу и миру именно такое послание. (Кампанию координировал, конечно, Сурков, которому Путин уже объяснил, что способствовать облегчению участи МБХ никак не нужно. Параллельно Сурков в интервью Der Spiegel называл Ходорковского учителем и вообще всячески страховался “на всякий пожарный”). То, что Ходорковский остался на российской и мировой авансцене через 8 лет после ареста и 6 лет после первого приговора — большая заслуга узника и неудача Кремля. Оттого так и нервничает Путин, когда ему — который уже год подряд — приходится отвечать на одни и те же публичные вопросы про дело “Юкоса”.

Тем не менее, никакой взаимовыгодной договоренности между МБХ и Кремлем и сегодня быть не может. То главное, что у Ходорковского было — “Юкос”, — уже отобрали. Больше у МБХ нет ничего такого, что Кремль существенно интересовало бы. Теперь решение может быть только односторонним — кремлевским. Если российская власть будет считать это достаточно выгодным для себя политически.

Боится ли власть выхода Ходорковского на свободу? На уровне Сечина — возможно. На уровне Медведева и Кремля в целом — нет. Президент был искренен, когда в Сколкове сказал про неопасного МБХ. Почему? Поговорим чуть ниже, в ответе на вопрос 5.

4. Как российские элиты относились и относятся к Ходорковскому?

Если понимать под элитами людей, причастных к принятию важнейших решений, то — скорее, отрицательно. Отношение крупного и сопутствующего капитала к МБХ довольно точно сформулировал в свое время (2005 г.) Альфред Кох:

“…что касается Ходорковского. Почему бизнес-сообщество его предало. Дело в том, что значительная часть истеблишмента, особенно интеллектуального истеблишмента, … узнала о том, что Ходорковский демократ, после того, как его посадили в тюрьму. До того его считали (с разной степенью накала эмоций) удачливым бизнесменом, либо ловким жуликом. В разных формулировках, но, в принципе, каждый имел в виду одно и то же. Поэтому что из себя реально представляет группа “Менатеп”, которая потом превратилась в “Роспром”, а потом в “Юкос” и т. д., в бизнес-сообществе достаточно хорошо понимают. Если, допустим, взять меня, то я, как известно, поддержал Ходорковского в составе группы товарищей. Более того, журнал Newsweek проводил такую “деловую игру” — процесс над Ходорковским, где я играл роль защитника, а Михаил Юрьев играл роль обвинителя. Не знаю, хорошо или плохо мне это удалось, но фактически мы за несколько недель до этого предвосхитили ту полемику, которая случилась между Михаилом Леонтьевым и Борисом Немцовым в программе Владимира Соловьёва “К барьеру!”. Практически все эти аргументы подтвердились. Я могу сказать, что Ходорковский всегда боролся с нашей командой. Знаменитый образец противостояния — 1997 г., когда, не получив “Связьинвеста”, против нас развернули компанию травли, Ходорковский занял сторону Березовского и Гусинского. И всегда потом он занимал позицию, которая была против нашей команды. И только лишь на выборах 2003 г. он нашёл возможность взаимодействовать с нами и поддерживать нас. Поэтому внутри — бизнес-сообщество, у которого к Ходорковскому очень и очень нехорошее отношение как к бизнесмену. Почти никто не считает его человеком, достойным поддержки. Ходорковский всё время бравировал двумя тезисами. Первый: “Если бы у нас было государство, я бы давно уже сидел в тюрьме”. И второй: “Моё — это моё, а твоё — давай разговаривать”. Мы как бизнес-коммьюнити не хотим выносить сор из избы — это наши внутренние разборки — и, тем более, нападать на человека, который сидит в тюрьме. РСПП оказало ему поддержку, СПС оказал ему поддержку. Также поддержку оказали персонально Чубайс, Немцов, Кох, Гайдар. Он вместо этого писал всякие письма про то, что мы загубили либеральную идею и т. д. Дело в том, что нужно, как учит нас М. Б. Ходорковский, вести себя рационально. Эти завывания никакого толка не дадут. А что бы случилось, если бы бизнес-коммьюнити оказало ему поддержку, во что я слабо верю? И по перечисленным мною причинам, на мой взгляд — уважительным, да и потому, что нет смысла ругаться с властью из-за Ходорковского, который этому бизнес-коммьюнити не роднее, чем любой другой”.

Нынче принято рассуждать, что президент Медведев уже и освободил бы Ходорковского, да вот премьер Путин, проклятый и всевластный, не даёт. Я думаю, всё проще и сложнее одновременно.

Медведев, может, и отпустил бы МБХ / ПЛЛ, но так, чтобы формально ни во что не вмешиваться и никаких индивидуальных решений не принимать. УДО или вердикт Верховного суда о сокращении срока заключения по второму делу на несколько лет — это возможно. Прямая демонстрация президентской политической воли по данному конкретному вопросу — нет.

К тому же, не надо зацикливаться на Путине. Среди элиты есть немало людей, которые не то чтобы очень стремились вновь увидеть Ходорковского на свободе. К таким людям, как мне представляется, принадлежат самые влиятельные бизнесмены современной России, столпы расширенной “семьи” Бориса Ельцина: Роман Абрамович и Олег Дерипаска.

Абрамович в прежние времена не стукнул палец о палец, чтобы освободить Ходорковского. Не хотел разменивать стратегически важную дружбу с Путиным на зыбкий результат в виде свободы МБХ. А зачем?

Кроме того, есть и деликатный финансовый вопрос. Более 4 лет (весна 2003 — лето 2007 гг.) в распоряжении Абрамовича находились $3 млрд, полученные от “Юкоса” в рамках сделки по слиянию с “Сибнефтью”. Даже при консервативном размещении этих средств за отчетный период можно было заработать порядка $1 млрд. А при использовании этой суммы на российском фондовом рынке, который тогда рос с дикой скоростью? Сумму можно было, по меньшей мере, удвоить.

В середине 2007 года $3 млрд были отправлены к другим активам “Юкоса” — в общий котел “Роснефти”. Чтобы легализовать крупную сумму, потребовалась сделка по продаже московской штаб-квартиры “Юкоса” за бешеные деньги через некое ООО “Прана”.

Не менее — и даже более — драматическую роль сыграл в судьбе “Юкоса” и Дерипаска. Об этом почему-то до сих пор мало кто знает.

Как раз в начале 2006 года, когда в “Юкосе” было введено внешнее наблюдение во главе с Эдуардом Ребгуном, Олег Дерипаска решил пойти в нефтяной бизнес. Идеальный вариант входа: забрать часть активов “Юкоса”, в скором искусственном банкротстве которого уже не оставалось никаких сомнений. Конечно, многие бизнесмены сочли бы такой сценарий излишне рискованным, но не Дерипаска. И дело не только в том, что главный алюминиевый магнат РФ привык к комбинациям на грани и за гранью фола. И Игорь Сечин мог казаться ему не более страшным, чем те вчерашние партнёры, интересами которых Дерипаска в решающий момент мог пренебречь — например, братья Лев и Михаил Черные или Анатолий Чубайс. Просто в 2001 году Дерипаска получил долгосрочную охранную грамоту, приняв, пожалуй, одно из самых мудрых бизнес-решений в своей жизни: он женился на Полине Юмашевой и таким макаром вошёл в семью Бориса Ельцина. А всё, что связано с первым президентом Российской Федерации, было и остается для Кремля неприкосновенным. И при Путине, и при Медведеве. Кто бы что ни говорил.

Потому серьезно пострадать, тем более — разделить участь Ходорковского, Дерипаска нимало не боялся, и правильно делал. Вопрос был в другом: как влезть в “Юкос”, чтобы повлиять на раздел / распил его оставшихся активов? Немного потеснив сечинского Ребгуна?

Схема была разработана такая: берется амбициозный сотрудник “Юкоса” из upper middle звена. Которому не нужна репутация “одного из менеджеров обанкротившейся компании”. У которого рискованные ситуации вызывают благотворный прилив адреналина в кровь. Под обещания облегчить участь тех, кто уже сидит по делу “Юкоса”, этот сотрудник назначается руководителем еще не обанкроченной компании. А дальше — начинается торг. Но не между сотрудником и властью, а между Дерипаской и Сечиным. В результате “Юкос” делится не на одного, а на двоих. Разве это несправедливо? Если один крупнейший бенефициар дела “Юкоса” — истинный верный путинец, пришедший со вторым президентом из глубины питерских руд, то второму логично быть членом семьи первого президента.

В качестве жертвы был избран, как мы с вами уже догадались, главный юрист “Юкоса” Василий Алексанян. Любимец Ходорковского, гарвардский выпускник, баловень судьбы. По амбициям и психотипу он подходил идеально. Тогда говорили, что он рассчитывал заработать на своем участии в финале “Юкоса” целый $1 млрд. Но, на мой взгляд, деньги не играли столь уж существенной роли в его выборе. Важен был выход на оперативный простор.

Насколько можно судить, в конце марта 2006-го состоялась историческая встреча главного юриста “Юкоса” с самим Олегом Дерипаской. В ходе этой встречи VIP-зять подтвердил всю серьёзность своих намерений. И гарантировал: Алексанян — в полной безопасности. И в Кремле, и в Генеральной прокуратуре всё согласовано. Задача Алексаняна — обеспечить процесс мягкого банкротства “Юкоса” так, чтоб всем было хорошо. И чтобы семья Бориса Ельцина смогла стать полноправным игроком на столь стремительно растущем нефтяном рынке. Приз — заветный $1 млрд. Плюс всемирная слава, что гораздо важнее.

1 апреля (мрачная шутка!) 2006 года президент “Юкоса” Стивен Тиди издает приказ о назначении Василия Алексаняна исполнительным вице-президентом компании с фактическими полномочиями президента — тем самым признается, что сам Тиди, прикованный к Лондону и не въездной в Россию, оперативно управлять тяжелораненым нефтяным гигантом уже не может. Начальником “Юкоса” — последним его руководителем “из своих” — становится Алексанян.

Новый исполнительный вице-президент с полномочиями президента рьяно берется за дело. Первейшая его задача — восстановить управляемость компании “Юкос-РМ”, которая занимается всем сбытом и контролирует основные финансовые потоки нефтегазовой империи внутри страны. Президент “Юкос-РМ” Анатолий Назаров к тому времени уже понял, что сопротивление сечинскому натиску бесполезно, а лояльность Ходорковскому более бессмысленна. Он откровенно работает на “Роснефть” и готовится к сдаче “Юкос-РМ” наступающей стороне.

Алексанян пытается остановить этот процесс. Используя свои новые полномочия, он назначает первым вице-президентом “Юкос-РМ” по коммерческим вопросам Романа Хоменко — одного из последних менеджеров, кто еще не переметнулся на сечинскую сторону. Понятно, что следующим шагом должно стать увольнение самого Назарова. Президент “Юкос-РМ” уходит в подполье, рассчитывая, что терпеть новое эксцентричное руководство ему придется недолго. Этот расчёт оправдывается.

6 апреля Василий Алексанян должен прибыть в Симоновский суд, где слушается дело по обвинению его в хищении акций 12 дочерних компаний “Юкоса” во главе с “Томскнефтью”. В суде уже всё готово к его аресту — это видно невооруженным глазом. Получив тревожный сигнал от своего адвоката Геворга Давтяна, Алексанян исчезает. Его мобильный телефон отныне заблокирован. Он, кажется, начинает понимать, что гарантии безопасности, данные Дерипаской, не работают. Сечин, как и в 2003-м, играет ва-банк. Ему важно уничтожить в зародыше саму мысль о том, что кто-то кроме него имеет право покушаться на активы “Юкоса”.

Алексаняна арестуют на следующий день, 7 апреля. В некоей квартире на Земляном валу. Где он, еще не полностью утратив надежды на мощный карьерный рывок, будет обсуждать с дерипаскиными посланцами сценарий ближайших действий. Когда милиционеры придут задерживать Алексаняна, дверь им не откроют. Словно ожидая, что можно день простоять, да ночь продержаться. Дверь ликвидирует десант из МЧС. С Земляного вала исполнительный вице-президент “Юкоса” отправится прямиком в “Матросскую тишину”. Дерипаска, судя по всему, умыл руки. Он не пытался помочь Алексаняну выйти из тюрьмы. Ну, не получилось с “Юкосом”. Так бывает. В заключении, как известно, несостоявшийся президент “Юкоса” ослеп, заболел СПИДом и туберкулёзом. С огромным трудом Алексаняну удалось сначала перебраться из камеры в тюремную больницу, где его держали прикованным наручниками к постели, а потом (2008) — выйти на свободу под залог. Только в 2010-м дело Алексаняна было прекращено — по не реабилитирующим основаниям, конечно.

Год спустя зять Валентина Юмашева предпримет вторую попытку войти в нефтяной бизнес. Через покупку “Русснефти”, склеенной по кусочкам бывшим президентом “Славнефти”, крупнейшим бизнесменом ингушского происхождения Михаилом Гуцериевым. И Гуцериев тоже предпримет попытку схватить кое-какие кусочки с разорённого, но всё ещё барского стола империи Ходорковского. В пользу всё того же Дерипаски с его не ко времени проснувшимися нефтяными амбициями.

Сечин снова окажется категорически против. Хотя Дерипаске удастся — благодаря содействию ближайших родственников — получить формальное “добро” на нефтяную мегасделку от самого Путина. Не помогло. Гуцериев тогда вынужден был бежать в Лондон. Хотя это совсем другая история, на которой нам сейчас останавливаться не с руки.

Сладкоречивая элитная риторика про то, как весь российский бизнес чает свободы Ходорковскому — это для инвестиционных конференций в Лондоне и других приличных местах. Реальная действительность по эту сторону РФ-границы — немного иная.

5. Каковы перспективы политической карьеры Михаила Ходорковского?

Мне представляется, их не следует преувеличивать.

МБХ стал политиком — и крупной, самостоятельной политической фигурой — в тюрьме. До 25.10.2003 он, возможно, думал о себе как о политике, но был, скорее, инструментом чужих манипуляций.

В то же время политика Ходорковского за 8 лет заключения показала: он остается, как и прежде, системным игроком. Которому присущ ресурсный подход (см. выше). Не стоит воображать из МБХ антисистемного революционера, способного вести народ на штурм Зимнего. Язык сегодняшних элит для него по-прежнему более приемлем, чем радикальная риторика любого свойства.

В этом смысле Ходорковский не Нельсон Мандела, который готов сидеть вечно, коль скоро дело его всё равно победит. И не Юлия Тимошенко, для которой тюрьма — просто лишнее доказательство тому, что она — гений, а все остальные — в общем, мудаки. МБХ, как мне представляется, скорее хочет выйти из тюрьмы, чем взять власть. По менталитету он все-таки более менеджер, чем политический лидер.

За 8 лет Ходорковский преподал нам всем неоценимые уроки мужества и достоинства. Как моральный символ и бастион он — незаменим.

Но это не совсем то же самое, что политика. Потому я посоветовал бы всем, кто уже поспешно лепит сайты “Ходорковского — в президенты!”, немного успокоиться. Эта вся суета обманывает нас и не помогает ему.

Станислав БЕЛКОВСКИЙ